– Это то, что ты говорил два часа назад! – выкрикнул Шляпник. – Знаешь что? Почему бы мне не поговорить с копами вместо тебя? Не думаю, что до сих пор у тебя это так уж хорошо получалось! – Я же сказал тебе, та тетка уже занимается нашим вопросом! – Гусеница повысил голос. – Что ты хочешь сделать? Позвонить им и сказать, что сейчас расстреляешь заложников? Это только ухудшит ситуацию. – А ты и вправду думаешь, что все может быть еще хуже? Сэм вновь застегнула рубашку мистера Рамиреса и села обратно в угол, а Фиона через несколько секунд присоединилась к ней. Никто на них не смотрел. Можно ли прямо сейчас воспользоваться телефоном? Сэм сунула руку в карман, нащупывая его. Нет, это совершенно исключено. Двое мужчин продолжали спорить, а Альма время от времени пыталась вставить словечко. Наконец Сэм опять встала и подошла к Шляпнику. Он прервался и повернулся к ней. – Ну что еще? – По-моему, нам лучше поскорей сходить в туалет, – тихонько произнесла она. – Не то… в смысле… Сэм уставилась в пол, изображая смущение. Шляпник наблюдал за ней, ничего не говоря. Он каким-то извращенным образом наслаждался этим – она была уверена в этом. Хорошо. В некоторой степени Шляпник был похож на многих мальчишек в школе. Злобный и опасный, если загнать его в угол, но пока он чувствовал себя боссом, с ним можно было договориться. – Ну пожалуйста! – Это последнее слово прозвучало прерывистым шепотом. – Я их провожу, – сказала Альма. – Хрена с два проводишь! – тявкнул Шляпник. – А вдруг они попытаются сбежать? Хватит у тебя пороху пристрелить их? – Я этим займусь, – устало произнес Гусеница. – Мы их разделим. Сначала я отведу девчонок, а потом мужчин. – Ладно. – Шляпник пожал плечами. – Может, заодно найдешь кладовку уборщицы и притащишь швабру, чтобы здесь немного прибраться? Гусеница вроде собрался что-то сказать, но лишь покачал головой. Повернулся к остальным сидящим в углу. – Пошли! Сначала женщины. Все вышли в коридор – Гусеница шел сзади с пистолетом в руке. Телефон, казалось, весил все двадцать фунтов. Не выступает ли он сквозь ткань куртки? Не заметит ли его Гусеница? А вдруг он случайно вывалится? Карманы ее куртки были одно название – из них постоянно все выпадало. Но Сэм не осмеливалась сунуть в них руки, рискуя привлечь внимание к их содержимому. Она замедлила шаг, пристроившись рядом с Гусеницей. – Спасибо, – негромко произнесла Сэм. – За то, что вызвались нас проводить. – Не за что. – Альма сказала мне, что вы искали детей, которых тут должны были продать. Для секса. – Верно. – Я даже не знала, что такое происходит в этой стране… Это просто ужасно! Почему полиция ничего не предпринимает? Он с отвращением фыркнул. – Потому что сама полиция и замешана в этом. Наконец они добрались до женского туалета. Миссис Нельсон открыла дверь, и они зашли внутрь. Гусеница шагнул вслед за ними. – Вы можете подождать за дверью, – произнесла миссис Нельсон с отвращением на лице. – Мы не собираемся сбежать через канализацию. Лицо Гусеницы оставалось бесстрастным. – Можете воспользоваться туалетом в моем присутствии или не пользоваться им вообще. Выбирайте сами. Нельсон отвернулась, покачав головой, и зашла в одну из двух кабинок. Фиона бросила взгляд на Сэм. – Давай, – сказала та. – Я после тебя. Фиона заняла вторую кабинку. – Так, говорите, сама полиция замешана в этом? – вновь обратилась к Гусенице Сэм. – Да. У людей, которые этим занимаются, полицейское руководство на коротком поводке. – Он повернулся лицом к Сэм. Нос у него оставался все таким же распухшим, синяки под глазами еще больше потемнели; но, по крайней мере, с него не капала кровь, как раньше. – И ФБР, и военные. И все они позволяют похищать и продавать детей – таких же, как ты, или даже младше, – чтобы их постоянно насиловали педофилы. – О боже… – прерывающимся голосом прошептала Сэм, заставив себя подумать о маме, папе и Бене снаружи. О том, что может никогда их больше не увидеть. Поглядывая на пистолет в руке у этого психа. Выуживая каждую частичку страха в своем теле, выпуская все это на волю, чтобы дыхание перехватывало как можно более натурально. Глаза ее увлажнились, одинокая слеза скатилась по левой щеке. Она не стала вытирать ее, позволила ей сбежать вниз, шмыгая носом. Гусеница кашлянул, явно смутившись. – Я просто никогда не знала. – Сэм опять шмыгнула носом. – Я даже представить себе не могу, через что проходят эти дети. – А тебе это и ни к чему, – сказал Гусеница, неуклюже похлопав ее по плечу. – Вот почему мы это делаем. Чтобы такие дети, как ты, были в полной безопасности. Она улыбнулась ему, подавив рефлекторное желание вздрогнуть от его прикосновения, еще одна слеза скатилась у нее по лицу. – Спасибо… Полилась вода, и миссис Нельсон вышла из кабинки. Сэм бросила на Гусеницу еще один полный слез взгляд и вошла в кабинку, закрыв за собой дверь. Оказавшись внутри, она глубоко вздохнула, быстро вытирая глаза. Усевшись на унитаз и начав справлять нужду, достала из кармана телефон. Тот был выключен. Включила его, и он стал медленно запускаться. Что же такого написать? Маме требуется информация. Сэм совершенно не представляла, что может оказаться полезным, поэтому решила выложить абсолютно все. Где они находятся, описание всех этих психов, которые держат их в заложниках, описание их оружия… Время у нее есть – всегда можно сказать, что у нее расстройство желудка. Можно… О господи, а вдруг этот телефон издаст звуковой сигнал, когда запустится? Ее телефон всегда пищал, когда она утром включала его, и на него сразу начинали сыпаться всякие сообщения и уведомления. А мистер Рамирес наверняка пропустил немало звонков и сообщений от своей обеспокоенной жены, или детей, или еще от кого-нибудь… Телефон уже почти запустился. Запаниковав, Сэм спустила воду, громкий шум унитаза эхом отозвался в кабинке. Телефон мигнул, оживая, и, как она и подозревала, громко блямкнул. А потом заблямкал уже без передышки – уведомления повалились одно за другим. В отчаянии она пробежала пальцем по его боковой панели, пытаясь нащупать клавишу регулировки громкости, тыча в нее, а сигналы все продолжали звучать, и каждый из них казался оглушительно громким, как удар церковного колокола. Наконец телефон отозвался короткой вибрацией – звук удалось полностью отключить. Несколько секунд она не двигалась. Услышал ли Гусеница телефон за шумом льющейся воды? Никакого стука в дверь не последовало. Никаких сердитых криков. Он ничего не заметил. Но теперь Сэм уже не осмеливалась тянуть время. Может, ему все-таки показалось, что он что-то услышал, и если теперь она не выйдет после того, как уже спустила воду, Гусеница заподозрит неладное и может выломать дверь. И если увидит у нее в руках телефон… Она начала как можно быстрей набирать сообщение, не утруждая себя исправлением опечаток. Пальцы ее так и летали по виртуальной клавиатуре. – Ты уже все? – завибрировал в туалете голос Гусеницы. – По-моему, у нее месячные, – послышался в ответ голосок Фионы. – Подождите еще немножко. – А-а… Молодец, Фиона! Наконец Сэм закончила набирать текст. Какой там номер телефона у мамы? Когда-то она знала его наизусть – мама заставила ее выучить его много лет назад, – но кто теперь вообще помнит телефонные номера? Черт, черт! Она закрыла глаза, вспоминая цифры, и набила их на экране, после чего сразу же ткнула в «отправить». Сообщение ушло. Сэм сунула телефон обратно в карман, но тут заколебалась. В какой-то момент его кто-нибудь заметит. Или он выпадет. А если такое случится, ей конец. Так что она завернула эту штуку в туалетную бумагу и опустила в мусорное ведро. Если понадобится, можно будет еще раз попроситься в туалет. Особенно теперь, когда Фиона так удачно подписала ее на критические дни. Но Сэм надеялась, что это не понадобится. Надеялась, что через пару часов выйдет из школы и наконец окажется в безопасности. При мысли об этом по щекам опять заструились слезы. Глава 36 – Можем присесть здесь, – сказал профессор Лэндсмен. Карвер вошел в комнату, озираясь по сторонам. В этой комнате явно располагался психотерапевтический кабинет Лэндсмена, занимающегося у себя на дому частной практикой. Напротив двухместного диванчика стояло кресло, между ними – журнальный столик. В книжном шкафу – книги с такими названиями, как «Терапия принятия и ответственности» и «Чудеса общения для семейных пар». На противоположной стене висел писанный маслом пейзаж, который, по мнению Карвера, должен был сразу связать незримыми узами любую семейную пару, явившуюся сюда за консультацией. Как бы люто ни ненавидели друг друга супруги, оба мгновенно пришли бы к общему мнению, что эта картина просто отвратительна. – Так, говорите, это как-то связано с мистером Куинном? – спросил Лэндсмен, усаживаясь в кресло. Профессор, как выяснилось из телефонного разговора, жил всего в паре миль от дома Теодора Куинна, поэтому они решили поговорить с ним лично. Конечно, Карвер предпочел бы пообщаться с этим человеком в его гостиной или на кухне, а не в рабочем кабинете. Когда он проводил допрос, то привык сам доминировать в помещении. Но теперь почему-то неловко сидел на диванчике, предназначенном для супружеских пар, а Лэндсмен, подавшись вперед и переплетя пальцы, сверлил его взглядом, как будто готовый услышать от Карвера и Эбби печальный рассказ об их семейных неурядицах. У Лэндсмена была густая черная борода, кустистые брови и непослушная грива. Обилие волос по всему лицу делало его больше похожим на какого-то средневекового царя, чем на семейного психотерапевта. Вообще-то пучки волос росли у него даже из ушей. Разве это не мешало ему слышать своих пациентов, пытающихся изложить ему свои проблемы? – Когда я сказала вам по телефону, что мы хотим поговорить о Теодоре Куинне, вы, похоже, не слишком-то удивились, – заметила Эбби. Лэндсмен кивнул.