Уолш удивленно моргает и, обернувшись, поглядывает в кабинет. – Вообще-то у меня сейчас дополнительное занятие. Не зайдете попозже? – Мы приехали сюда из Оксфорда, – отвечает Гислингхэм, – так что нет, мы не «зайдем попозже». Впустите нас? Несколько секунд мужчины внимательно смотрят друг на друга, затем Уолш отступает внутрь. – Конечно. Кабинет скорее смахивает на классную комнату. Здесь уже нет никаких кожаных кресел, лишь письменный стол, ряд стульев с твердой спинкой, старинная доска и несколько постеров в раме (афиша «Мадам Баттерфляй» из Английской национальной оперы и плакат с выставки памятников материальной культуры Японии в Музее Ашмола). За одной из парт ерзает рыжеволосый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати с учебником на коленях. – Ладно, Джошуа, – чересчур напыщенно говорит Уолш. – Похоже, ты спасен от мучений благодаря появлению deus ex machina[14]. Можешь идти. – Уолш придерживает дверь открытой. – Но завтра с утра первым делом покажешь мне домашнее задание по хлебным законам. Замерев у выхода, мальчик оглядывается на Гислингхэма, а потом уходит. Слышно, как его ботинки стучат по лестнице. – Итак, – говорит Уолш, стоя за своим столом и таким образом показывая, кто здесь главный. – Чем я могу вам помочь? – Полагаю, вы знаете, зачем мы пришли, – начинает Гислингхэм. Уолш смотрит на него, затем на Сомер. – Честно говоря, нет. – Это насчет вашего дяди или, точнее, супруга вашей тети. Я имею в виду Уильяма Харпера. – А, – отзывается Уолш. – Что ж, ничего удивительного. Хотя не знаю, стоило ли вас присылать. – Дело серьезное, мистер Уолш. – Естественно. Я хотел сказать… Ну, просто связались бы со мной, и я бы все решил. Никого другого, наверное, у него не осталось. – О ком вы говорите, мистер Уолш? – спрашивает Гис. – О юристах. Он, кажется, нанимал поверенных из какой-то оксфордской фирмы… – Я вас не понимаю. – Вы же насчет завещания? Билл умер? Сомер и Гислингхэм переглядываются. – Вы не видели новости? Газеты? Уолш улыбается, изображая притворную беспомощность. – Вы представляете, сколько времени уходит на эту работу? Боюсь, мне некогда читать прессу. Сомер прекрасно его понимает, однако говорить о своем учительском опыте не собирается. – Тогда, думаю, вам лучше присесть. * * * – Как пару дней назад заметил один мой коллега, иногда нам просто везет. Я стою в лаборатории рядом с Чаллоу и смотрю на металлический стол, заваленный исписанными листками. Какие-то из них целы, другие размокли, от нескольких и вовсе осталась лишь мягкая масса – слов не разобрать. – Это что-то вроде дневника? Чаллоу кивает. – Нина нашла его в коробке в подвале. Был засунут поглубже – наверное, чтобы старик не нашел. Она вырвала чистые страницы из книжек. Еще там лежали шариковые ручки, простые «Байро-Бик» в оранжевом корпусе. Похоже, Харпер вообще ничего не выкидывал. – Чаллоу показывает на записи. – Мы спасли все, что могли. Видать, у него недавно протек толчок наверху. Удивительно, как девчонка не подхватила пневмонию в таком чертовски сыром месте. Он включает висячую лампу и опускает ее вниз, чтобы лучше было видно листки. – Я расшифровал уцелевшие записи и выслал тебе сканы, постараюсь разобраться и в остальных. Чего только не сделаешь с помощью современных технологий… – Спасибо, Алан. – Приятного чтения. Фигурально выражаясь, знаешь ли. * * * Куинн уже собирался уходить, но дверь наконец-то открыли. Скорее даже приоткрыли, однако этого оказалось достаточно, чтобы увидеть длинные светлые волосы, длинные босые ноги и сорочку, под которой, видимо, ничего больше не было. Хреновый день вдруг кажется уже не таким хреновым. – Мистер Гардинер дома? Она качает головой. Лицо выглядит припухшим. То ли всегда такое, то ли она плакала. Куинн взмахивает удостоверением, не забыв добавить очаровательнейшую улыбку. – Детектив-сержант Гарет Куинн. А когда он вернется? – Думаю, поздно. Он на работе. Девушка хочет закрыть дверь, но Куинн делает шаг вперед. – Можно войти? Я хотел бы оставить ему записку. Извиниться за то, как все вышло с новостью о его супруге. – Делайте что хотите. – Девушка пожимает плечами. Она отворачивается и уходит внутрь квартиры, а Куинн, толкнув дверь, идет следом. В руке у девушки бокал вина. Большой бокал. Она скрылась в другой комнате, так что сержант остается в гостиной один. На диване лежит сумочка, украшенная разноцветными помпонами, на низеньком столике стоит почти пустая бутылка вина. Сержант рассматривает помещение (если что, притворится, будто искал ручку и бумагу, хотя и то, и другое есть у него во внутреннем кармане): довольно дорогой телевизор, несколько книг, в основном по медицине, черно-белые постеры в рамках. Сам Куинн никогда не звал женщин жить к себе, но понимает, что вещей девушки здесь, похоже, совсем нет. Он возвращается в прихожую. – Всё в порядке? – кричит он ей. Девушка молча выходит из комнаты и бросает на пол чемодан, битком набитый одеждой. Теперь на ней джинсы и полусапожки на высоком каблуке. Обувь доходит до щиколотки, и между ней и краем джинсов виднеется полоска бледной кожи. Девушка присаживается на диван и пробует застегнуть чемодан. Длинные светлые волосы падают на лицо. – Давайте-ка я вам помогу, – подбегает к ней Куинн. Глянув на сержанта, она продолжает возиться с застежкой, однако вскоре сдается. – Ну ладно. Девушка откидывается на спинку дивана и отворачивает лицо. Куинн не сразу понимает, что она плачет. Сержант застегивает молнию до конца и ставит чемодан вертикально. – Все хорошо? Она кивает, смахивая слезы пальцами, по-прежнему не глядя на Куинна. – Может, вас подвезти или еще что? В ответ раздается что-то вроде всхлипа, девушка снова кивает. – Спасибо, – шепчет она. * * * Через десять минут Куинн кладет ее чемодан в багажник, и они выезжают на Банбери-роуд. – Ему сейчас нелегко, знаете ли, из-за всей этой…