Алекс мрачнеет. Как и я. Она возвращается к кастрюле. Чеснок, орегано, немного анчоусов. В животе урчит. И вот я стою рядом со своей женой и думаю, сказать ли ей? Сказать ли, что Вики написала про мальчика? Сказать ли, что Алекс была права, а я ошибался? Ведь малыша ненавидела и, вероятно, до сих пор ненавидит собственная мать. С самого рождения он провел в заключении рядом с человеком, который даже видеть его не хотел. А если скажу, не станет ли хуже? Вдруг тогда она еще сильнее захочет дарить этому бедняжке любовь, которую, по мнению Алекс, заслуживает каждый ребенок, любовь, которая переполняет ее, но не имеет выхода? – Можешь пока сходить наверх, – говорит она, возясь с рагу. – Еще не готово. – Да ладно, я не буду переодеваться. – Я не об этом. Подумала, ты захочешь проведать мальчика. Я знал, что он здесь, прекрасно знал. Еда, музыка, улыбка, цветы – все это из-за него. Но знать – это одно, а подняться, увидеть его… – Не волнуйся, он крепко спит, – добавляет Алекс, неверно истолковав мое замешательство. Может, даже намеренно. – Уснул мгновенно. Наверное, жутко устал. Она оборачивается и смотрит на меня. Это проверка. А я никогда не подвожу Алекс. * * * Хотя еще не очень темно, в комнате горит подсветка, дверь открыта. Я медленно захожу и вижу на подушке его голову. Темные кудряшки, плюшевый медведь, которого обожал Джейк в таком же возрасте. Зажав потрепанную игрушку в одной руке, малыш свернулся в клубок, будто мышка. Я прислушиваюсь к его дыханию, как когда-то делал, заглядывая к Джейку. И стою на том же самом месте. * * * Куинн берет трубку на шестом гудке. – Это я, – говорит Сомер. – Ты в машине? Слышно шум дороги. – Чего тебе? – Хочу поговорить. Разобраться во всем. – Не о чем говорить. Все шло нормально, но знаешь, что говорят про собаку, которая гадит у собственного порога? – Я ничего такого… – Ну да, конечно. – Давай хотя бы вести себя профессионально, – предлагает Сомер. – Ты по-прежнему занимаешься этим расследованием, и я тоже в нем участвую. – Участвуешь? Да ты, я смотрю, чертовски хорошо перетягиваешь его на себя. – Да ладно, хватит тебе… – Знаешь что? Мне насрать. Я хочу лишь одного – засадить за решетку этого гребаного ублюдка Уолша. Там ему и место. Хочешь помочь – отлично. А если просто пытаешься выстроить себе паршивую карьеришку, то отвали на хрен. Куинн протягивает руку и с силой тыкает в кнопку отключения. Через пять минут подъезжает к роскошному дому, оставляет машину на подземной парковке. Его квартира на верхнем этаже, откуда открывается потрясающий вид – риелтор ничуть не преувеличивал. Солнце как раз садится за горизонт, небо окрашено в молочно-розовый цвет. На балконе, выходящем в сторону канала и лугов Порт-Медоу, стоит Пиппа с фужером для шампанского в руке. Услышав щелчок двери, она поворачивается и подходит к Гарету. На ней ночная рубашка, волосы мокрые. – Значит, ничего не нашла? – спрашивает он, стараясь скрыть нотки подозрения в голосе. Пиппа качает головой. – Я оставил тебе кучу разных номеров; по всем звонила? Она пожимает плечами: видимо, эта задача не показалась ей первостепенной. – Это же Оксфорд. Тут вечно все забито. – Слушай, я просто хотел сказать, что здесь тебе нельзя оставаться… Запрещено правилами и все такое… – Потрясающее местечко! – перебивает она, обводя рукой комнату. – Как же просторно… Куинн бросает пиджак на спинку дивана. – Ну, вообще-то квартира не очень большая. И комнаты для гостей тоже нет, хотя вслух он об этом не говорит. Тем более Пиппа и так понимает, что у него на уме. – Чуть позже позвоню друзьям. Обязательно что-нибудь найдется. Не хочу надоедать, ведь ты был так добр ко мне. – Пиппа подскакивает к бутылке, наливает вина и подает ему бокал. – Это всего лишь кава[15], купила в маленьком винном магазинчике на Уолтон-стрит. Но оно все равно вроде шампанского, правда? – Снова подходит к окну. – Давно ты тут живешь? – Да года полтора, может. – Совсем один? Глупый вопрос: она провела здесь несколько часов и наверняка облазила все шкафы и ящики. Куинн ставит бокал на кофейный столик. – Давай-ка ты переоденешься, а я пока займусь ужином. – Ты будешь готовить? – удивляется Пиппа. – Еще чего, – с ухмылкой отвечает Куинн. – Закажу чертову доставку. И они вдруг смеются в один голос. * * * Утром выхожу из дома рано, еще до того, как проснется Алекс. Не уверен, что готов к совместному завтраку. Скажете, я трус? Пожалуй, так и есть. Новая яркая коробка кукурузных хлопьев на кухонном столе уже меня напугала. По пути к парковке звонит телефон – это Чаллоу. – Хочу реабилитироваться в глазах Управления. – ДНК? – Будет сегодня днем. – Слава богу. – А еще высылаю дополнительные анализы отпечатков пальцев с Фрэмптон-роуд. – И что там? – Почти все, ясное дело, принадлежат Харперу. На верхнем этаже следов почти нет, но ведь туда мало кто ходил в последнее время. Зато пальчики Уолша обнаружились на перилах первого лестничного пролета. Не знаю, важно это для вас или нет. А витринный шкафчик начисто вытерт. И это еще не самое интересное. – Что еще? – Следы стерли не только со шкафчика, но и с журналов. На коробке полно отпечатков Харпера и Дерека Росса, а вот на порнушке – ничего. Лично мне это кажется очень странным. Что думаешь? * * * Проснувшись, Куинн понимает, что уже опаздывает. Шея затекла. Он потирает глаза основанием ладони и встает; на лоб давит головная боль. Накинув халат, Гарет идет в гостиную. Жирная коробка из-под пиццы, недоеденный кусок чесночного хлеба, две пустые винные бутылки. В душе льется вода. Он подходит к двери ванной и стучит. – Мне через пятнадцать минут выезжать. Потом вернусь и отвезу тебя в участок, чтобы ты все-таки дала показания. Ни слова в ответ. Гарет направляется в кухню, включает кофеварку. Похоже, девчонка его опередила: пустая кружка стоит на столе рядом с ее телефоном. Куинн внимательно смотрит на мобильник и решает воспользоваться шансом.