Брайан Гау тщательно подбирает слова, уж это мне известно. – Если? Он снова пролистывает дневник. – В записях прослеживает четкая психологическая траектория по отношению к ребенку. Сначала страх перед сексуальным насилием со стороны Харпера, затем отрицание новорожденного и, наконец, постепенное принятие ребенка как собственного. Вот, например, она пишет: «Заставляю себя думать, что он мой и не имеет никакого отношения к этому жуткому старому извращенцу». – И что? – Я хочу сказать, что все это идет вразрез с ее нынешним поведением. Яростное неприятие, даже игнорирование ребенка совершенно не сходится с тем, что мы видим в дневнике. – Логично. Только вот отрывок, который вы прочитали, был написан до того, как начали кончаться еда и вода. Может, ее чувства переменились в результате такой эмоциональной травмы? Гау качает головой: – Мне сообщили, что она отдавала все запасы ребенку. А это значит, что девушка ощущала более крепкую связь с ним к тому времени, а не наоборот. – И как вы это объясните? – Я подозреваю некий сговор. Мысленный, скажем так, сговор. Что-то вроде стокгольмского синдрома[22]. Поэтому я и хочу сам за ней понаблюдать. – Он откидывается на спинку стула. – Во время разговора скажите ей про ребенка. Только начните нейтрально – говорите, например, не «малыш», а «рождение». Без лишних эмоций. Потом добавьте накала. Посмотрим, как она отреагирует. * * * – Как себя чувствуете, Вики? – Хорошо. Впервые за все время она и вправду выглядит неплохо, хотя под глазами все еще остаются темные круги. С ней приехал управляющий Вайн-Лодж. Вики поглядывает на него, и тот в ответ улыбается, желая подбодрить. – Спасибо, что согласились приехать, Вики. Вы нам очень поможете. Мы с Эверетт садимся, я выкладываю бумаги на стол. – Выдвинуть обвинение против похитившего вас человека – дело нелегкое. Нам предстоит собрать множество мельчайших улик, а также поговорить с вами несколько раз в течение последующих недель. Если вы не против, мы попросили бы вас приезжать сюда, чтобы записать наши беседы на видео, – тогда мы сможем представить их в суде. – А Брайан Гау сможет наблюдать за ней в соседнем кабинете. Вслух я об этом, конечно, не говорю. – Знаю, обстановка тут не самая приятная, но нам так будет удобнее. Что скажете? Вики смотрит на меня уверенным взглядом. – Я не против. – А мистер Уилкокс согласился быть вашим так называемым «попечителем». Он будет следить за тем, чтобы ваши права не ущемлялись. Она снова улыбается Уилкоксу. – Если почувствуете, что надо передохнуть, просто скажите. Я открываю папку. – Итак, для начала назовите свое имя. Это для записи. – Вики. Вики Нил. – Адрес? – Постоянного нет. – Предыдущее место жительства? – Снимала комнату в Восточном Оксфорде. Мне там не особо нравилось. – На какой улице? – Клифтон-стрит. Пятьдесят второй дом. – Как звали домовладельца? Вики пожимает плечами: – Не знаю. Рашид или вроде того… Азиат. Я прожила там всего пару недель. – А до этого? – Эверетт отрывает взгляд от своего блокнота. – Где ваш родной дом? – В Харлоу. Но это не мой дом. – Нам хотелось бы знать точный адрес. Вики неуверенно смотрит на Уилкокса. – Разве вы не хотите, чтобы ваши родители узнали, где вы? Вы пропали так давно… – Отец умер. Матери на меня плевать. Говорит, я уже взрослая девочка, а ей надо заботиться о новой семье. Наверняка она переехала. Собиралась двинуть куда-нибудь на север со своим новым парнем… Знаю, достал уже всех своими «правилами Фаули», однако опыт подсказывает, что три ответа на один вопрос – не очень хороший знак. Хотя боль в ее глазах кажется неподдельной. – В любом случае мы сможем ее найти. Вы не будете возражать, если мы свяжемся с ней? – спрашивает Эверетт. – Как хотите, – не сразу отвечает Вики. – Вот увидите, она и слушать не захочет. – Даже когда узнает, какие испытания выпали на вашу долю? Любая мать… – Только не моя. Эта скажет, что я сама виновата. Что я сглупила. Вики пытается сморгнуть слезы и не заплакать. Я вдруг представляю, как она выглядела в детстве. – Можете рассказать, как все произошло? – осторожно прошу я. – Как доктор Харпер вас похитил? Понимаю, что это очень тяжело, но нам нужно услышать все с самого начала. Она протирает глаза тыльной стороной ладони. – Я хотела снять другую комнату, шла ее посмотреть, и тут у меня сломался каблук. Я присела на забор. Он вышел и предложил починить. На вид был вполне нормальный, не какой-нибудь там псих. Напомнил мне папу. Вот я и согласилась зайти. – Когда именно это произошло? – уточняет Эверетт. – В июле две тысячи четырнадцатого. Пятого июля. Я помню точно, что в ночь перед этим пускали салюты и кто-то сказал, что это американцы. – И сколько лет вам тогда было? – Шестнадцать. Мне было шестнадцать. Эверетт подает ей снимок Харпера. – Вики, можете подтвердить, что речь идет об этом человеке? Взглянув на фотографию, она отводит взгляд и кивает. – Он налил вам чай, верно? – спрашиваю я. – Да. День стоял очень жаркий, а ничего холодного у него не нашлось. Видимо, он что-то туда добавил, потому что вот я сидела на его жуткой вонючей кухне, а потом раз – и очнулась в подвале. – Он держал вас там, держал в подвале и насиловал? – Да, – шепотом отвечает Вики. – Страшно представить, через что вы прошли. Ее губы подрагивают; она кивает. Я переворачиваю страницу в своих записях. – Расскажете про еду и воду? – В смысле, про еду и воду? – удивленно переспрашивает Вики. – Простите, я понимаю, что вам трудно, однако стороне обвинения придется объяснять подобные вещи присяжным.