Задворки крайней избы были заставлены телегами и повозками. Дед поставил свою с краю, распряг волов и надел им на морды торбы с овсом. - Пойдем, - поманил он Зараэль, всходя на крыльцо. – Не скучно сегодня вечерять будет. Вошли в сени, сбросили верхнюю одежду, и ступили в дом. Хата была полна народу. Сидели тесно на лавках за столом, хлебали жижу из большого котла. Хозяйка, уже не молодая, возилась у печи, ворча и шуруя в ней ухватом. Девушка лет шестнадцати суетилась у стола, помогая хозяйке. С печи на постояльцев с любопытством разглядывали четверо детей - три пацаненка и девочка. - Ждоров будь, Жобешек! – возчик махнул рукой в сторону хозяина – красномордого здорового мужика. - А, Диниус! – узнал хозяин гостя. – Годи, годи! Мае Качке кизив - паче Диниусо Вестрог хирч добезши до строжов, надени до Уборовище буди.[1] - Мимо не проехать, - согласился дед. – Принимай нас на ночевье. Входи, как тебя там. Зараэль прошла вслед за дедом в жаркую, пахнущую чесноком и овчиной, хату. Хозяин, сильно хромая на кривых ногах, вкатил из сеней две бочки, придвинул их к столу. - Хирчуйте. Качка, нав чорпошки[2]. Южанка, уже и не помышлявшая о вилках и тарелках, потянулась к котлу наравне с возчиками. Хмурые мужики, утомленные дорогой, ели молча. На смуглую девушку за столом внимания почти не обратили – мало ли кто по дорогам ходит. После недолгого ужина половина постояльцев отправилась спать в овин. В хате остались Зараэль с дедом, парнишка лет пятнадцати с отцом-инвалидом без левой руки, ипара возчиков в преклонном возрасте. Зараэль определили спать на лавке. Пока хозяйская дочка стелила на лавках и полу овчины, Зараэль вышла на воздух. Морозная звездная ночь успокаивала тишиной. Волы дышали паром, мерно пережевывая корм. Невдалеке чернел лес. Южанка отошла к возам, взобралась на телегу, слушая зимнее безмолвие и глядя поверх темной стены деревьев на сияющие в вышине звезды. Внезапно ей показалось, что звезда сверкнула под пологом леса. Зараэль моргнула. Когда она открыла глаза, в глубине леса, то выплывая, то пропадая за стволами, засияли еще несколько серебристых огоньков. Южанку пробрал озноб. Она, вцепившись в край телеги,вгляделась в лесную глубь. Из-за стволов, не покидая границы леса, выплывали неясные фигуры, мерцающие голубым светом. Спрыгнув с телеги, Зараэль со всех ног бросилась в хату. - Там кто-то есть! – выпалила она, ворвавшись в дом. - Где? – обернулись к ней. - В лесу, - Зараэль запнулась. – Там что-то… плавает… голубое. - А, - махнул хозяин без интереса. – Завсегда так ночью. Не пужайся, оне токма в бору. До сюда не ходют. Вот к ним ходить не след, так что ложись. Вона, на лавке тебе постелено. - А кто это? - Зараэль села на лавку, покрытую овечьей шкурой и определенную ей постелью. Слова хозяина, произнесенные будничным тоном, немного успокоили её. - А кто знат? - пожал плечами тот. – Я с ними не ручкался. - Это духи проклятых жителей этого леса, - подал голос один из возчиков-стариков. – Слышал я сказ про этот лес. Но уж точно не помню всю историю. Песней-то она хорошо до ума доходит, а простыми словами и не передашь. - И я слышал, - подтвердил Диниус, разлегшийся на полу на овчине и укрывшийся своим тулупом. – Этот сказ славно Барн-северянинпоет. - Уже не споет, - мрачно заметил однорукий. – Порешили его намедни в Вестроге. - Как?! – всколыхнулся народ. – Как рука-то поднялась, на певца? Старика тем паче? - А так. В трактире, говорят, в драке положили. Служивым песня не по нраву пришлась, они его и того…. А то певец добрый был.Он-то это предание точно знал. Да и других немало помнил. Руки б у того поотсохли, кто его кончал. Люди замолчали, кто-то печально вздохнул. В эту минуту Зараэль поняла еще одну вещь – бардов убивать не след. - А о чем история? – спросила она. - О древних временах, - ответил старый возчик. -Кажись, об этих, как их, ельвах. - Эльфах? – удивилась южанка. - Об них. Вроде как междоусобица случилась, про чародея там еще, ну и про проклятие. Ладно, это все дела минувшие. А нам о грядущем дне думать надо. Спать. В окно смотрели холодные, неизменные с начала времен, звезды. Проклятый лес, лишенный всякой сущей жизни, звучал тихими, нечеловеческими голосами. Зараэль, засыпая под людской храп и сопение, пожелала себе увидеть во сне минувшие дни. Наутро собрались затемно. Пока хозяйка кормила постояльцев, хромой Зобешек помогал возчикам во дворе. Как только морозное алое солнце показалось на небосклоне, обоз двинулся к лесу. - Как в лес зайдем, рот не раскрывай, - предупредил её дед Диниус. – И, гляди мне, не пой. - Я не умею петь, - ответила Зараэль, забираясь в телегу и укутываясь дерюгой. Лес был тих и мрачен. Черно-белый контраст снега и древесных стволов создавал ощущение потусторонности. На сугробах за обочинами не было ни тропинки, ни следочка. Зато дорога, по которой шел обоз, была укатана, затоптана и взрыта множеством ног, копыт и колес. С середины дня во встречном направлении потянулись обозы с провиантом, отряды ополченцев и ратников. Люди шли быстро и молча, опасаясь даже по нужде заходить в лес, пересекать грязную обочину, и пятнать девственную белизну снега. А старый и странный лес удивленно взирал на оживление,царившее в его нутре. Поток людей исчерпался к вечеру. Сумеречную тишину теперь нарушал лишь скрип колес дафыркание животных. Южанка, покачиваясь в такт движению телеги, всматривалась в темнеющую глубину бора. Несколько раз ей показалось, что меж дальних деревьев, словно отражения в зеркалах, бесшумно проплыли видения цветущих зеленых полян и деревенских хат. Заворожено глядяна странные миражи, она внезапно осознала, что один из них движется в нескольких шагах от телеги в одном с ней направлении. Зараэль взглянула на возчика, но Диниус упорно смотрел только вперед, меж воловьих голов, на дорогу. Меж тем странный мираж подплыл вплотную к телеге. Зараэль в волнении разглядывала прозрачную, подсвеченную изнутри тихим голубоватым светом, сферу. И вдруг осознала, что её тоже рассматривают. Существо плыло рядом, и Зараэль увидела, как прозрачность туманится и превращается в её отражение. Южанка впервые после долгого перерыва смотрела на себя со стороны. Ей стало грустно от того, что она увидела. Она медленно высвободила руку из-под дерюги, и осторожно протянула её в сторону миража. Её отражение в сфере осталось неподвижным. Потом размылось, исчезло, вновь уступая место тихому голубоватому свечению. Сверкнул сапфир в кольце магистра на руке, которую Зараэль протянула к прозрачной капельке. И вдруг вместо спокойного голубого свечениявнутри сферы вспыхнуло розовое пламя. С едва слышным стоном, полным муки и ужаса, мираж рванулся прочь от южанки, в глубину леса. И Зараэль увидела, как бор словно озарило зарёй – к белому и черному цвету примешался ало-розовый. Со стенаниями, звучавшими не громче пчелиного жужжания, странные обитатели леса устремились прочь от дороги, и исчезли в непроходимой чаще мертвого леса. Возчики, перепуганные странным видением, подхлестнули коней и волов, и обоз устремился вперед со всей возможной скоростью. После закатавыкатились из леса к деревушке, где и заночевали тем же манером, что накануне. Пока хозяин, которого Диниус называл Горасем, распределял многочисленныхпостояльцев в переполненной хате и на сеновале, Зараэль со смутным чувством причастности к судьбе мертвого леса стояла на его опушке. Ни одного огонька, ни движения илизвука не послышалось из его черного нутра. На зов Диниуса Зараэль вернулась в дом. В эту ночь лес был тихи темен, на удивление обитателей деревни. Утром Диниус поинтересовался у Зараэль. - Куда тебе дальше-то? В Грижень со мной али в Жоротронд пойдешь? - Мне в Сурзин надо, - подумав, ответила Зараэль. - Это далече, - погладил макушку дед. – Ну, до Гриженя я тебя довезу, а там поворот тебе на Мескину. На юге хорошо, края мои родные поглядишь. Неспокойно там теперь, сама видала, сколь войска туда отправляют. Опять ронжейцы бучу подняли. Ну, да лорд Ригестайн быстро их утихомирит. А коли самого лорда увидеть доведется, поклон ему от меня передавай, - дед рассмеялся своей шутке. - Непременно, - не улыбнувшись, ответила Зараэль. Гризень, одноэтажный деревянный городок - не чета Вестрогу, прятался за внушительным замком наместника. Зараэль с интересом разглядывала крепость, пока повозка тряслась по дороге, огибая замок. - В объезд сподручней, - пояснил дед. – Через жамок пока развернешься, тесно там, да людно. А дом мой аккурат с другого конца. А то давай ко мне с ночевьем, а потом и дальше двинешься. - Спасибо, нет, - помедлив, ответила Зараэль. Ей не хотелось разочаровываться в возчике. - Ну, как хошь. Из города выйдешь через южные ворота. До Мескины две недели пешего пути. Оттуда до Суржину еще три. Ну, вот и приехали. Дед остановил волов. Зараэль спрыгнула с телеги, и, развязав кошель, снятый с убитогов Вестроге стража, протянула возчику серебряные монеты. - Возьми сам, сколько должна. - Ни-ни! – замахал руками дед. – Ишь, чего надумала! Я ить не жа мжду. Ныне всяк о прибытке печется, а мне совестно жа помощь деньгу брать. Да и не в тягость ты мне была. Бывай, как тебя там. Дай Висьмирь тебе добра. Дед стеганул волов, и телега поползла по накатанной колее. - Прощай, Диниус, - крикнула Зараэльвслед возчику. Тот поднял руку, обернувшись. Южанка убрала кошель, постояла еще немного, глядя вслед удаляющемуся возу, и пошла в ту сторону, где на замковых шпилях трепыхались под ветром желто-зеленые вымпелы. Замковая площадь, превращенная в рынок, была полна народу, невзирая на клонящийся к вечеру день. Торговали, меняли, в дальнем конце площади кого-то пороли. Зараэль шла меж лотков, сооруженных из досок и чурбаков, отмахиваясь от предложений купить зерно, шерсть, овощи, скотину, инструмент, одежду. У обувки, выставленной на расстеленную коровью шкуру, Зараэль остановилась. Её взгляд приковала пара сапог из мягкой тисненой кожи, на плотной подошве. - Бери, иланна, - хозяин товара, перехватив взгляддевушки, подцепил скрюченнымипальцами сапог. – Сам тачаю, смотри, какая работа. Такую обувку и принцессе не в стыд надеть. Примерь, иланна! - Сколько просишь? – Зараэль, прельщеннаясапогами, подошла ближе. - Двадцать серебром. - Да ты в своем уме? – отшатнулась южанка от продавца, и отвернулась, намереваясь уйти. - Ну, коли не купить, так хоть примерь, иланна! Дай взглянуть, как на твоей ножке сядут. За примеркуничего не возьму. Зараэль, колеблясь, приподняла юбку, глядя на потрепанные онучи. - Ну, если только примерить, - сдалась она. - Садись, садись, - торговец похлопал по чурбаку, и Зараэль, опустившись на него, принялась разуваться. Продавец, державший наготове сапог, приподнял бровь, когда увидел под грязными портянками витиеватые браслеты, охватывающие девичьи щиколотки. - Велики, - скрывая сожаление, бросила южанка, потоптавшись в сапогах. – Да и нет у меня двадцати серебряков. Снимай. - А ежели онучи намотать, то впору будут, - не сдавался торговец. – Да и теплее так. - Говорю же, дорого. Снимай, - и Зараэль опустилась на чурбак. Продавец стащил сапоги, поцокал языком, дотронувшись до браслета на её ноге. - Красивая вещь. Зараэль, уже державшая наготове онучи, взглянула на торговца. - Сменяешь на сапоги? - Два на два, - ухмыльнулся тот, довольный. - Жаден ты, как я посмотрю, - прищурилась Зараэль, внутренне уже готовая к сделке. - Хорошая работа за хорошую плату, - развел руками торговец. - Забирай, - она сорвала с ног браслеты, кинула их на шкуру. Обмотала ноги онучами, и обула сапоги. - Удобно ли, иланна? – улыбнулся продавец. - Да, - потопав, Зараэль с удовольствием оглядела обновку. - Обувка хорошая, - заверил её продавец. – Хоть до самого Уросса дойдешь – не порвуться. Я в Гризене лучший мастер. У меня управитель наместника обувается.