Мальчик согласно затряс головой. Зараэль убрала руку с его лица. - В доме кто? - М-мато. - Еще? - Ба…бабка старая и брат. Но он малой еще, м-молочный. - А отец? - У-ушел. Соктень п-приходил, его к… кизборну позвал. - Веди в дом. Мальчишка дернулся к выходу, но Зараэль удержала его за воротник фуфайки, и кивнула на разбросанные поленья. - Дрова-то возьми. Я замерзла. Зараэль прохромала по ступенькам, держа маленького пленника за шиворот, открыла дверь, и втолкнула мальчишку в хату первым.Клубы морозного воздуха вместе с порывами ветра и снегом ворвались в жарко натопленную избу. - Микось, што дверь-то расхлебенил! Ястося захворишь! Дров принес? У печи, спиной к двери, хлопотала хозяйка, снимая шкворчащий горшок с огня. - Мато, - пискнул Микось. - Да закрой ты дверь, неслух! Хозяйка повернула круглое раскрасневшееся лицо с намерением отчитать сына, и, вскрикнув, всплеснула руками. - Висьмирь помоги! В дверях, ссутулившись и скособочась, стояла темнокожая полуголая девка, держа её сына за воротник фуфайки. Светлые глазаисподлобья настороженно осматривали хату. - Микосю! – хозяйка бросилась к мальчишке. А тот, не выпуская поленьев из рук, разревелся в голос, громко и испуганно. Зараэль отпустила мальчишку, и он уткнулся лицом матери в передник. - Да цел он, цел, - вздохнула Зараэль, прикрывая дверь, иприслонилась к косяку. Хозяйка, прижимая к себе сына, во все глаза глядела на незнакомку. Её брови изогнулись, когда она увидела синяки и ссадины на теле девушки, запекшуюся рану на ноге. Она была доброй женщиной, и первыми чувствами, сменившими страх за сына, стали жалость и сострадание к неожиданной гостье - Микосю, ступай, сыно, ступай. Ох, дева, енто как же тебя так-то? Хватайся за меня. - Я сама, - Зараэль отстранила руки хозяйки. - Ну, сама, сама. Вот, сюда, на лавочку, да к печке. Ох, ты, велик Висьмирь, енто надо ж, голяком, да по такой стыни! Неуж хто у нас тут обидчик нашёлси? Дык, отродясь тута злыдней не бывало. Иди, мила, иди. Зараэль дотащилась до широкой лавки у печи. От томного тепла заломилотело, разодранная нога снова начала кровоточить. - Щас, дева, щас. Микось, - кивнула крестьянка сыну, - одёжу скидай да дров в печь подкинь, не то хлеб склёкнет. Микось, вытирая рукавом нос и с любопытством косясь на диковинную гостью, занялся печью. Хозяйка скрылась за занавеской, отделяющей вторую половину хаты, и вернулась с чистыми полотенцами и бутылью из зеленого стекла с какой-то жидкостью. Налив из большого котла, стоящего на печи, теплой воды в миску, она смочила полотенце и прикоснулась им к ноге Зараэль. - А потерпи, потерпи, - подняла хозяйка глаза на южанку, когда та шикнула сквозь зубы. – Рану-то, рану омыть надоть. Щас, дева, щас.И настойка у меня ести, хорошая настойка. Мой-то ежели на промысле руки сорвет, я завсегда его ентой настоечкой пользую. Ты не бойсь, я худого не сделаю. Ох, дева, и откель же ты такая взялася? - Издалека, - ответила Зараэль, кривясь и пошикивая, когда хозяйка отрывала засохшие струпья с раны и быстро прижимала к ней намоченную в настойке тряпицу. Снадобье припекало не на шутку, но Зараэль терпела. После всей процедуры хозяйка приложила к ране смоченную в настойке ветошку, и обмотала ногу южанки чистой тряпицей. - Вот, ладнёхонько. Покажь спину-то, не боись. Издалека, сталбыть. С корабля какого, што ль? - С корабля, - кивнула южанка. - Оно видать, шо не нашенская. Даже и не из господ.Чудна больно. А по-нашенски ладно баешь. Ну, вот и всё, - смоченная в адском вареве тряпица в последний раз коснулась спины, и Зараэль вздохнула с облегчением. Умывшись и сполоснув руки теплой водой, она почувствовала себя лучше. Хозяйка оглядела её и, нахмурившись, укоризненно покачала головой. - Щас я тебе што-нить прикрыться дам. Сраму-то, сраму. Зараэль, гордившаяся своей фигурой, обиженно скривилагубы. Прикрыться хозяйка принесларубаху со шнуровкой у плеч и длинную коричневую юбку. - Надевай, - кивнула хозяйка. – Вскорости Врацеквернется, а тутоти ты голяком.На ноги на вот. И на скамью перед Зараэль легли онучи и основательно потертые, сшитые из толстой кожи чувяки с тесемками. - Надевай, надевай, - махнула рукой хозяйка, перехватив недоуменный взгляд южанки. – Оно, можа, и неказисто, да прикрыта будешь. Зараэль натянула рубаху, юбку, и, представив себясо стороны, чуть усмехнулась. А вот с обувью вышла заминка. Южанка вертела в руках длинную полосу плотной ткани, недоумевая, что с ней делать. - Пошто размотала-то? Енто тебе не господарскитуфели. Смотай. Охо-хо, глянь сюды. Хозяйка села рядом и задрала подол. Её ноги до середины голени были аккуратно обернуты онучами, и перевиты тесемками кожаной обуви. - Поняла? - Да. Изящные браслеты с раненой ноги пришлосьпереодеть на другую, иначе они натирали рану. Изрядно повозившись с портянками, Зараэль удалось-таки обуться. С неудовольствием глядя на ноги, потолстевшие в онучах, она мысленно пообещала себе при первой же возможности разжиться сапогами. - Тебя как кличуть-то? – спросила хозяйка, надрезая большой каравай, и дружелюбно посматривая на Зараэль. Микось, помогая матери, раскладывал на столе деревянные ложки. - Зараэль, - помедлив, ответила южанка. - Чудно всё ж! – хмыкнула хозяйка. – Ай да имячко. А меня вот Малья. - Малья, - повторила Зараэль, глядя, как хозяйкаставит на стол горшок с варевом. -Ага. А Врацек зовёть Мальком. Он у меня рыбарь, вот и шуткует по-своему, - рассмеялась она. – А ты-то как, замужняя, аль нет? - Нет, - качнула головой Зараэль. - А постлюх-то ести? - Кто? – не поняла южанка. - Любый, говорю, есть хто? - Был. - Неуж бросил? – сочувственно покачала головой Малья. - Убили его, - тихо ответила Зараэль, отворачиваясь. - Уби-или? – рыбачка опустилась на скамью рядом с южанкой. – Охеньки, горюшко. Енто как же, хто ж такое содеял-то? Зараэль дернула плечами, не желая вдаваться в подробности. - Кто сделал – поплатится, - зло бросила она. Малья вздохнула и поднялась. Налив в глубокую миску варева, оказавшегося рыбной похлебкой, и взяв кусок хлеба, она ушла за занавеску. - Мамо, - послышался её громкий голос. – Мамо, полдневать пора. Послышалось старческое кряхтенье, скрип и сдержанноепричавкивание. Выйдя к столу, Мальякивнула на другую половину хаты. - Мамо, Врацека мато. Стара уж, почитай, за седьмой десяток перевалило. Придвигайся, Зарель, бери-ко вот ложку, да черпай. Хлеб вот бери. Микось, за стол! Тато ждать не будем, он не обидится - гость у нас. Пацаненок устроился на лавке рядом с южанкой. Зараэль повертела в руках потемневшую деревянную ложку – «Да уж, видимо, о тарелках они и не слыхивали» - и потянулась к котлу. - Хлеб-то, хлеб подставляй, - хозяйка показала, как держать ломоть под ложкой, чтоб похлебкане капала на стол, и улыбнулась. – Все ж, видать, из благородных, а? О томгоде на ярмарке с Врацеком были, в Вестроге, благородия туда ж наезжали. Мно-ого! Про господ ничё не скажу, не приглядывалась. А вот иланны – фра-фра!Ровно куст, шо мы на жатву, на день Хлебной Мато, выряжаем! Ленты, да кружева, да побрякушки, да туфельки вышиты. Сами тощи да белы, ровно солнца и не видали, скрозь ручушки кости видать – того гляди, сломятся! В чем жисть держиться? Так, рыбу-то мы отвезли, пока суть да дело, я с кухаркой господарской слялякалась. Так она меня поглядеть повела, тихохонько так, на обед-то господарский. Смех, да и то! Енто надо ж так над харчем изгаляться – у кажного за столом своя миска, да не одна. Вот оне в одной поковыряются-поковыряются, да собаке её, сами за другую берутся. Конеш, так захудаешь! И кружек тож штук по три. Она, кухарка тоись, говорила, енто кубки да фрузеры. В обчем, дурь все енто, вот что. Простые люди, оне лучче с харчем-то обходятся, знают, как он достается. Горло Зараэль сдавило, словно ошейником. Она метнула на хозяйку загоревшийся взгляд, но та ничего не заметила. «Корова, - опустив голову и кусая пропитанный рыбным наваром хлеб, подумала Зараэль. – Да что ты знаешь?!» А вслух произнесла: - Вестрог? Это далеко? - Та не, не далече. Мы на подводе за два дня добралися. Так то, почитай, с грузом. А верхами и за день управляются. - А где здесь можно достать лошадь? - Лошадь-то? Так то в замке лордовом, в Олломаре.