- Мне нужен корабль на остров Норхет. Распорядитель поперхнулся хихиканьем, посерьезнел, стараясь вглядеться в лицо стоящей перед ним девушки. Сумерки и капюшон не позволяли рассмотреть её. - Отсюдова такие не ходют, - ответил холодно, скрываясь в доме. - А откуда «ходют»? – Зараэль пнула ногой дверь. Ответа не последовало. Пнув с досадой еще пару раз по двери, Зараэль отошла к причалам. К плеску волн и шелесту вымпелов на мачтах примешивались голоса уходивших в город рыбаков и ратников. Южанка обернулась на шорох береговой гальки позади. К ней, попинывая камушки и заложив руки за спину, подошел некто – долговязый, в драной свитке. - А корабль будет, - остановившись поодаль, словно бы и не к ней обращаясь, скрипуче проговорил человек. – Только он не отсюда отплывает. Зараэль оглядела незнакомца. - Говори. - Говорильня денег стоит, - стрельнул тот на неё глазами. Зараэль подумала, и, достав монетку, показала её долговязому. Он протянул ладонь, пристально разглядывая девушку с хитроватой улыбкой. - Говори, - повторила она и зажала деньгу в кулак. - Ежели ты в маги собралась, то тебе сперва в их приемный пункт надо, - уже с открытойнасмешкой ответил тот. – Могу показать, где это. Их корабль раз в месяц приходит на дальний пляж. Зараэль разочарованно убрала монету. - Это мне не подходит. Незнакомец озадаченно замолчал. Зараэль медленно двинулась прочь. - Погоди, - догнал он её, и зашептал, - а деньги? Деньги есть? Зараэль достала монеты, полученные от Фрадека. - Это пока всё. Остальное заплачу на месте. - А сколько? - Я не жадная. У долговязого загорелись глаза. Он закусил губу, с вожделением уставившись на деньги. - Приходи сюда…, - он почесал за ухом. - Да, как городские сторожа второй раз пройдут, так и приходи. Прошуршала галька, и незнакомец затерялся за портовыми постройками. Зараэль еще постояла на берегу и пошла в город. Ближайший к порту трактир светился окнами, двери то и дело хлопали, впуская и выпуская посетителей. Продрогшая южанка вошла в жаркий зал, заполненный людьми, пропахший запахами еды и табака.Трактирщик, потный и красный, метался за стойкой, покрикивая на прислугу. Очаг пылал, потрескивая капавшим на уголья жиром с жарившихся индюшачьих тушек. Служки сновали по залу, подтаскивая к столам полные подносы, и убегали на кухню спустой посудой. Южанка оглядела зал: плащи, накидки, нашивки с гербами Вестрога – тремя красными рыбами на синем фоне, и Зоротронда - желтым снопом на голубом фоне – трактир был полон ратников. Кое-где за столами серел одеждой простой люд. Зараэль пробралась в сумеречный уголок, примостилась напустой бочке, пахнущей кислой капустой, и задремала, игнорируя дразнящий запах еды. Её никто не тревожил. Время от времени ровный гул голосов нарушался то смехом, то краткой перепалкой посетителей. А то трактирщик прибавлял громкости голосу, подгоняя подручных. С порывом свежего воздуха, ворвавшегося в открытые двери, в трактир вошел новый посетитель – старик в долгополой поношенной одежде. Он постоял на пороге, разглядывая зал, и побрел к очагу. За спиной у старика была котомка, из которой выглядывал потертый гриф лютни. Трактирщик кинул взгляд на музыканта, указал на скамью у очага.Сидевшие там люди, завидя старика, сдвинулись плотнее, освобождая ему место. - Садись, тато, грейся - один из мужиков похлопалладонью по скамье. Старик протянул морщинистые дрожащие, с синими прожилками руки к огню. Немного отогревшись, он бережно извлек из видавшей виды торбы инструмент. Коснулся худыми узловатыми пальцами струн так, как касаются на заре личика нежно любимого дитя, будя его. Старческий голос задребезжал надтреснутым меднымбубенцом, слишком тихим, чтобы его расслышали в глубине зала. Зараэль услышала. А, услышав, повернула голову и замерла, не сводя с певца глаз. Слова были немудры, да и исполнение оставляло желать лучшего. Но было в песне что-то, что заставило южанку с напряженным вниманием вслушиваться в каждую новую строчку. Звуки музыки, извлекаемые бродячим певцом из старого инструмента, всколыхнули в её душе образы утраченного прошлого. Прошлого, за которое она поклялась мстить. Приголубь меня, Зима, Не серчай напрасно. Для меня лишь ты одна Мила и прекрасна. Перед глазами возникло неподвижное лицо магистра, искаженное страданием. Его белые волосы, спадающие на поникшие, придавленные тяжестью камня и поражения, плечи. Ей так нравилось перебирать эти шелковые пряди, отдыхая у него на груди. Скуй мне панцирь ледяной В кузнице у стужи, Плечи слабые укрой Льномморозных кружев. Рыхлые холмики, наметенные начинающейся пургой у разбитой стены Олломара. Припорошенное снежной крупой лицо Астида, белое и холодное, навеки запомнившееся в ало-черномконтрасте. Белый плащ мне подари На подкладке снежной, Острой льдинкой на груди Заколи небрежно. Яркий красный высверк под поваленными колоннами, и бесстыдно обнажённый ужас на черепе Улле. Закрошенный мелкими осколками пол, а на нем - неподвижная фигура Иннегарда, широко разметавшего безжизненные руки. Его погасший взгляд, устремленный на еще мерцающие огоньки светильников вверху. Молоком от звездных стад Ты меня попотчуй. Пригласи в свой дивный сад Вьюжной зимней ночью. И снова – Гилэстэл. Светлые глаза, мягкие губы,пьянящее тепло тела.«Разве я говорил, что люблю тебя?» - надменно. «Ты нужна мне, Зараэль» - проникновенно. «Я люблю тебя, меа пития аранэль!» - нежно, в последний раз. Самыйпоследний. Подари мне мой приют, Дом в земле остылой. Дом, который назовут Хладною могилой. Перстень, зажатый в кулаке, еще хранящий тепло его пальцев. Распахнутое окно в сад и тающие в глубине заснеженной аллеи фигуры всадников.Удаляющиеся от берега корабли, боль, бессилие и одиночество. Буду петь там о любви Я хозяйкенежной. А весной из губ моих Вырастет подснежник.