Кузаун, как и другие маги, укоризненным взглядом окинули трибуны. Они мгновенно затихли. Убедившись, что глава дома Миастус больше не собирается его перебивать, магистор приступил к привычному разглагольствованию о ценности дуэли и ставке своей жизни. После, поприветствовав всех собравшихся на трибунах — он попросил архимагистора взять слово. Старик не подвёл, прекрасно отыграв роль старого пердуна с напрочь отключившимися мозгами. Он говорил о чести выиграть идущую войну, не отдать коварным нутонами академию, святость оберегания секретов и прочую чушь. Пока старик сотрясал воздух, Заяр Миастуский едва держал в себе смех, с его лица не сходила по-жабьи широкая ухмылка. Я старика не слушал. Осенью он так же распинался перед трибунами, парадируя Альцгеймер — но сразу же выключил, когда в клоунаде отпала необходимость. Так будет и сегодня. Если я это вообще увижу: ситуация складывается крайне скверным образом. Между мной и Касуем чуть больше пятидесяти двух метров — это расстояние покрывает и «Малый шар огня», и «Магическая стрела». «Ком земли» летит сорок метров. Я бы мог «Рывком» сократить расстояние и расстрелять нутона «Магическими стрелами», но мне всё равно придётся делать вид, что распеваю заклинание, иначе всё узнают о моей истинной природе. У стрелы лишь одна строчка заклинания, у остальных двух — четыре. Этим можно воспользоваться, если Касуй начнёт первым распевать заклинание, и я атакую — но ведь тогда инициативу я полностью отдаю благородному. Моя единственная надежда на то, что магистрат будет декларировать высокопарные истины достаточно долго и бодрящие зёрна успеют подействовать. Когда я впервые их попробовал, то от возбуждения бегал несколько часов, пытаясь успокоиться, а мысли в голове так вообще путались. Ставлю остатки хвостика на отсечение, благородный явно впервые вкусил этот дар скверны, и теперь его ждёт адреналиновое веселье не меньше моего. К тому же, Касуй не тренировался с матонами и всяко не развивал свой глазомер на дальность полёта «Магической стрелы». Можно заставить его воспользоваться заклинаниями, уклонится, и атаковать самому. И у нас всяко разные показатели Выносливости и Маны, нельзя забывать о «Рывках». Будет вообще шикарно, если от адреналина благородный собьётся в чтении заклинания и его как следует шарахнет магией. Архимагистор распинался долго, не меньше пяти минут. Он закончил словами о величии академии во всех наших деяниях — и куклой наигранно рухнул на своё место. Кузаун грустно покачал головой. Магистор встал, искоса посмотрел на всё ухмыляющегося Заяра, и обратился к собравшимся ученикам на трибунах. По правилам проведения дуэли, если среди собравшихся есть тот, кто лично знает участников — он имеет право напутствовать нас благим словом. Такой разумный нашёлся. Правда, от его появления магистор немного позеленел от отвращения. Поклонившись магистрату, белобрысый церковник принялся разглагольствовать о благе слов Всебогов, таящихся в наших душах, и что наши боги лично направляют наши действия и помыслы. Это разумные сражаются, побеждают или умирают — но только боги знают истинную причину, по которой они свели нас всех здесь. Трибуны слушали церковника внимательно, с восхищением. Магистрат скрывал раздражение, благородные едва не зевали от скуки, а мне происходящее и вовсе не нравилось. Ладно долгое выступление Кузауна или архимагистора, так и должно быть по правилам — но Хубар сотрясал воздух высокопарными вывертами не меньше трёх минут. Он будто специально тянул время. Когда церковник наконец-то заткнулся и сел обратно, Кузаун ещё раз обратился к трибунам, но никто больше сразу нас двоих не знал. Тогда магистор объявил, чтобы участники дуэли подбодрили противника. Мне было сказано выступить первым. Ещё из объяснений Клауса у того скверного места я помнил, что именно на этом этапе нужно быть максимально учтивым. Иначе неуважение зачтут как прямое намеренье нарушить правила дуэли. — Желаю тебе, Касуй Миастус, чистого взора, ясных мыслей и твёрдой руки. Я гордо выпрямил спину, оперившись на посох и положив правую руку на рукоять кинжала. Касуй прищурился, его глаза мельтешили, будто не могли сфокусироваться на одной точке. Нутон молчал, сверля меня взглядом. Вскоре он заговорил, натужно вздохнув и проглотив подступивший к горлу ком. — Я, Касуй Миастус, желаю моему славному противнику… Желаю… — Касуй запнулся, потупил взгляд. Парень встряхнул головой, пытаясь сосредоточится. С его носа на жёлтый песок слетело несколько капель. Касуй попытался продолжить говорить, но неестественное ощущение влаги на верхней губе отвлекло парня. Он провёл под носом ладонью. Там осталась кровь. Благородного пробил шок. Он попытался поднять голову, посмотреть на трибуну магистрата и ту, что правее — но не смог. Его вырвало фонтаном крови, вперемешку с крупными кусками плоти. Касуя затрясло, сначала мелко, потом руки вовсе заметались в разные стороны, кожа лица начала приобретать неестественно синеватый оттенок от распухших и полопавшихся вен. Нутона резко выгнуло, задрав высоко голову, глаза широко распахнулись, изо рта вновь выплеснулась кровавая рвота. Парень застыл. Трибуны застыли. Я застыл. Тишина, никто не шевелился, лишь ветер звонко бил зелёно-красными тряпками на ложе рядом с магистратом, и гнал в мою сторону густой запах крови и чего-то кислого, как гнилой апельсин. Со стороны Касуя раздался глухой протяжный стон. Парень выпрямился. Белки его глаз налились кровью, из открытого рта стекли остатки крови. Остекленевшим взглядом он посмотрел в мою сторону и поплёлся вперёд, шаркая ватными ногами по жёлтому песку. С трибун заговорил Кузаун. Его голос дрожал от непонимания происходящего, но магистор обязан был вести себя сдержанно. — По правилам проведения дуэли, проигравший умирает на арене, победитель выходит за её пределы. Без этого победа не присуждается. Дуэль началась. Слова магистора звучали как призыв к действию. От всего увиденного в груди склизким осьминогом извивалось скверное предчувствие, но моя паранойя лишь тихонько матюкнулась — стало быть, дело не в Касуе. Я заторопился к нему, собираясь покончить с этой дрянной ситуацией так же, как поступал на материке скверны: подсечь ноги посохом, опрокинуть, и затыкать до смерти. — Что происходит? Что с моим сыном? Отвечайте! — на трибуне кричал благородный. — Дуэль идёт. Не смейте ей мешать, — отрезал Кузаун, не отводя взгляда от Касуя, всё так же шаркающего в мою сторону. — Что? — благородный вскочил со стула. — Что только что произошло? Что стало с моим сыном? — Мне не ведомо, кто ваш хранитель. Но мне известны все контракты обучения. Великий Армахтон сказал мне, что контракт с вашим сыном был разорван. Вы прекрасно понимаете, что это означает. — Отвечай, госока мукара ратон, что вы с этой шлюхой дракона сделали с моим сыном⁈ Отвечай, госока! Клянусь, я уничтожу всех вас, тварей остроухих, всех ваших учеников, всё вашу ублюдочную академию… Заяра Миастуского прервал стук посоха о деревянный пол трибун. Архимагистор, до этого старательно парадировавший полуобморочного придурка, теперь внимательно следил за движениями Касуя. Старик заговорил, не спуская взгляд с арены: — Никто не смеет угрожать нашей великой академии… разрушением. Архимагистор высоко поднял посох и вновь ударил о деревянный настил трибун. Звук натужного треска эхом промчался по стадиону и даже не успел закончиться — как в огороженной ложе за спинами людей появились защитники академии. Сверкнула сталь. Ни глава дома Миастус, ни его сопровождающие не успели осознать произошедшее. Одномоментно пять голов со звонким ударом ударились об пол. Следом упали обезглавленные тела. Ученики и прочие маги с благоговейным трепетом наблюдали за происходящим у ложи магистрата, позабыв о моём существовании. Я в этот момент успел опрокинуть нежить и затыкал ту острым основанием посоха. Открыл лог-файл, и сильно призадумался. Убийство твари дало мне тысячу шестьсот опыта, что крайне нелогично — в двадцать один год Касуй вряд ли мог иметь тридцать второй уровень. Ведь за убийство разумного всегда дают пять процентов его уровня. Скорее всего, у Касуя был шестнадцатый уровень, и я должен был получить восемьсот опыта, но его удвоило превращение в нежить. Это объясняет, почему на материке скверны я получал так много опыта. Разделавшись с нежитью, я повернулся к ложе магистрата и чуть поклонился, следуя правилам дуэли. Теперь мне следовало молча уйти с арены через открытый проход, и выиграть дуэль — но я быстрым взглядом окинул трибуны. Все собравшиеся ученики, маги и магистрат ожидающе смотрел на меня, кроме одного разумного. Моя паранойя взвизгнула клеймлённой свиньёй и принялась бить в набат во все возможные колокола, когда мы переселись взглядом. Мне захотелось сплюнуть и выматериться, но я сдержался. Когда я переступил каменный порог, отделявший жёлтый песок от ступенек в подвал — заговорил Кузаун. Он объявил меня победителем дуэли. И сразу же сообщил всем собравшийся, что они выйдут из арены только принеся клятву души: они обязаны молчать о произошедшем, иначе будут убиты невзирая на свой статус. В подвале стадиона стояли ученики с коробками. Вещи Касуя я получу, когда магистрат проверит их лично: по правилам можно получить только то, что было приобретено в стенах академии. Сейчас же я не без удовольствия надел обратно куртку с подогревом, широкий чёрный пояс и сумку со свитками. И повесил на плечи паранаю небесного цвета с двумя символами. В этот момент мне очень хотелось вздохнуть с облегчением, ведь ещё одна проблема решена — но о каком решении проблем вообще можно говорить после случившегося? Тогда, на арене, я взглядом пересёкся с Хубаром. Церковник мило улыбнулся и прошептал губами фразу, которую я понял как:«Удачно получилось, не так ли?» Глава 4 Вчерашняя дуэль на арене, если это вообще можно назвать дуэлью — прошла на тридцать пятый день учебного налима. А уже ближе к ночи, во входной части барака вывесили новое расписание на следующие пять дней, специально для мистера Морщинки. Занятий с матонами больше не значилось, что радовало: меня больше не будут избивать. К тёмному эльфу в лабораторию идти на тридцать седьмой день. Тридцать восьмой обозначен как обычный, с походом к Раскае и занятием у Кузауна. На следующий день меня вызывают в магистрат, притом вызов стоит ожидать в бараке, а сороковой подписан как подготовительный. Есть смутное подозрение, что готовиться мне к отъезду. Тридцать шестой день назначен днём свободным. Можно было бы проигнорировать всё это и отправиться к Хлар’ану — но внизу листка магистор лично приписал, чтобы я придерживался расписания. И как-то глупо напрашиваться на неприятности в самом конце тяжёлого пути. Когда Ула разбудила меня привычным стуком в дверь — я уже знал, чем сегодня займусь. Надежда на кое-что хорошее пружиной вытолкнула меня из постели. — Доброе утро, господин, — девочка низко поклонилась. — Как вам спалось? — Почему ты спрашиваешь? — Вы вчера вернулись очень уставшим, после вашей дуэли. Меня сразу отослали, — Ула с тревогой во взгляде смотрела на меня. — То было вчера, — я заставил себя улыбнуться девочке и поспешил умыться в тазу, как обычно подготовленным невольницей. — Каир ничего не передавал? — Нет, господин… Ой, то есть, передавал. Ну, спрашивал он, господин, — встав рядом и протягивая полотенец, теперь этот самый полотенец девочка от волнения крепко сжимала. — Он просил вас сразу простить его, и меня. Вот, можно спросить, пожалуйста? Я молча посмотрел на Улу взглядом разумного, который ничего не понял, но очень заинтересован. — Каир хотел узнать, как у вас там, на острове, обряд совершеннолетия проходит. Ой, не сам обряд, но что вы выбираете, вот. Братик скоро обряд в церкви пройдёт. Там ведь нужно выбрать разумения и свершения, им обучат церковники. Интересно. Это всё объясняет, откуда даже крестьянам известны простейшие боевые умения. Правда, мне теперь кажется, что церковь в жизни простого разумного значит куда больше, чем предполагалось раньше. — Каир хотел узнать, какие ему свершения и разумения выбрать? — девочка в ответ бодро закивала. — «Рывок» уж точно пригодится. Когда обряд будет? Ула перехватила полотенец, и стала загибать пальцы на правой руке. — Через три дня. Ой, через четыре, вместе с сегодня. Потом они день будут отдыхать. И уедут. И братик тоже, — девочка тихонько всхлипнула, но тут же повеселела. — Но ничего же, братик ведь вернётся за мной! — Обязательно, — я приложил полотенец к лицу, вместе с каплями воды стирая с лица выражение лёгкой грусти. — Мы с твоим братом и другими невольниками, скорее всего, поедем вместе. В день обряда и в день отдыха утром закончишь дела, приготовишь мне воду на вечер, и будь свободна. Я умоюсь и в прохладной воде, а ты с братиком оставшееся время проведёшь вместе. Совет о разумениях скажу завтра, надо подумать немного. — Спасибо большое, господин! — Ула растянула рот в лучезарной улыбке и чуть было не сложилась пополам в глубоком поклоне. Мне потребовалось вся моя выдержка, чтобы не вздохнуть, протяжно и угрюмо. В архиве Густах был не один, а в компании новой помощницы. Когда я открыл дверь, то наставник жутко удивился — охранявшие здание матоны впустили меня сразу, без обычных проверок. — Ликус, здравствуй, — Густах хитро улыбнулся. — Позволь тебя поздравить. Меня не было на стадионе, но я слышал, что ты необычным способом расправился с одной из проблем академии. — Это ещё мягко сказано, — я усмехнулся. В отличие от зрителей на трибунах, матонов и учеников, меня никто клятвами не обязывал молчать, но я всё равно хотел сохранить в тайне произошедшее. — Эта проблема связана с контролем благородного дома? С тем, что академия передана империи на пятьдесят лет, но нельзя делать ничего, что могло бы академию разрушить — Оно самое, Ликус! — восторженно воскликнул Густах и, подойдя практически вплотную, алчно улыбнулся и по-дружески положил ладони мне на плечи. — Глава дома во все ослушанье заявил, что уничтожит академию. Он сказал это самому архимагистору! Ответственный за исполнение договора благородный дом сам объявил о его нарушении. Это то же самое, что и сказанное лично императором. — То есть, вчера академия лишилась ярма? Густах раздосадовано цокнул языком и почесал подбородок, размышляя о чём-то. В этот момент я понял, что прошлый образ наставника мне нравился больше, такой задумчивый и угрюмый, но именно сейчас этого нутона с чуть вытянутым лицом с полной уверенностью можно было назвать живым. — Это вряд ли. Академии не выйти из договора, это слишком серьёзный документ, но будь уверен, что к твоему приезду дела пойдут несравнимо лучше. Ты же уезжаешь скоро, да? — Если в магистрате не передумают. — Не передумают, но вряд ли наградят. Ставки вчера вечером аннулировали, а я бы неплохо заработал на тебе, — нутон усмехнулся. Густах повернулся к своей помощнице, и попросил её проверить состояние кип листов и книг на одном из стеллажей. Девушка поспешила выйти из пристройки, будто понимая, что сейчас будет разговор не для её ушей. — Лучшие помощники, это всегда поступившее по экзамену, — наставник пальцем показал на закрытую дверь. — Всё запоминают, всё делают безукоризненно. Да и она, сама по себе, довольно смышлёная. — Помощник — это награда за прохождение твоего испытания? — Голова на плечах — вот награда. Помощник мне и так положен по статусу. Нутон достал из сундука готовую книгу с коричневой обложкой и золотистой надписью«Циркуляция чуждой магической энергии в оригинальных источниках». — Отдашь перед отъездом, как и обычно. В магистрат тебя вызывают через четыре дня? Мы тоже вызваны. Я, и Раская. Скорее всего, будет и Клаус. Насчёт тёмного эльфа не уверен. Мы должны будем подтвердить, что ты выполнил все условия и сдал экзамены этого учебного года. Я устало вздохнул и помассировал переносицу: — Мне ещё и экзамены сдавать? Сейчас, прямо перед отъездом? Я даже про шпоры не заикаюсь, но хоть список вопросов-то есть? — О чём ты? — Густах расплылся в довольной улыбке. — Посох Клаусу принёс, желчный мешок по заданию магистора добыл, у меня узнал многое о жезлах и их изготовлении, у тёмного эльфа научился изготавливать структурные растворы, и успешно завершил финальный экзамен. Если у Раскаи всё записал, то тебе не о чем переживать. У меня по спине пробежали мурашки: Густах только что издевался над бедным мной! Да, это был дружеский подкол, но… Но я уже больше не могу слушать про всякую учёбу в академии, хотя бы сейчас, в оставшиеся дни. Я хочу, чтобы всё это уже поскорей закончилось. И, вообще, я устал и хочу к маме!