От музыки сотрясались стены и полностью пропадало ощущение реальности. Друзья Макса и еще куча незнакомого народа с криками втолкнули нас в гостиную, где происходило танцевальное буйство. Хаотично двигались полуобнаженные тела, а в воздухе крепчал резкий запах прелости и алкоголя. К общему тяжелому аромату приплетались терпкие дымки с разных концов домашнего танцпола. Я и опомниться не успела, как Макс усадил меня на какой-то диванчик. — Я принесу выпить. Что будешь? — проорал он. — Сам реши! — заорала я в ответ. Он кивнул и ушел. Чьи-то загорелые ягодицы в коротких кожаных шортах плавно двинулись за ним, и я осталась одна. Обнаженные пары ног передо мной покачивались и сближались, и весь мир превратился в калейдоскоп мелькающих конечностей. В просветах между телами периодически мелькал другой диван, на котором расположилось несколько существ непонятного пола, запутавшихся в паутине собственных объятий. Я прохладно относилась к вечеринкам подобного рода, хотя пару раз на них присутствовала. Мне нравилось просто наблюдать за происходящим. Участия я ни в чем не принимала, потягивая коктейль. Главное правило интроверта в общественных местах — если не знаешь, что делать среди людей, сядь у бара и прикинься загадочной. Но сейчас не было даже любопытства. Я всегда ненавидела жженый запах марихуаны, меня от него выворачивало. В голове что-то вязко прокручивалось, и горло сдавило в предупреждающем спазме. Рвота на таких вечеринках — естественное явление, но не хотелось начинать первой. Макс, как назло, словно испарился. Я не видела его у бара. Или это давление? Еще в самолете была странная слабость… Не чувствуя себя, я встала и пошла ко входной двери. Надо было глотнуть воздуха. Взгляд никак не мог сфокусироваться. Локти ощущали чьи-то тела. Сколько же их тут набилось… Смесь русского, английского и гортанного голландского. «And he was like… and I was like… And it was like… OH MY GOD!»[6] «…Блин… Да я же тебя люблю …Блин…» В любой другой момент я бы насладилась незамысловатым мультикультурализмом, который царил под этой крышей. Потолок и пол менялись местами в глазах, и путь оказался довольно трудоемким… — Извиняюсь, — пробурчала я, отталкивая от себя девицу в шипастом костюмчике. Недоумевая, отчего мне так плохо, я все-таки вырвалась из гостиной, открыв дверь чуть ли не собственной головой. С улицы повеяло приятным холодом, и это ощущалось как благословение. Моя сумка висела на сгибе локтя, а в руке я по-прежнему сжимала злосчастный стакан с недопитым кофе. Дверь позади сама захлопнулась. Медленно я переводила дух, пытаясь осознать, что со мной происходит. Все, стоп, стоп, стоп. И мир стал замедляться. Деревья и дома неспешно возвращались на свои места, все еще зыбко подрагивая перед глазами. Я присела на перила крыльца, кутаясь в жакет. Почему-то в глаза бросилось глубокое фиолетовое небо с посверкивающими то тут, то там крошечными звездочками. «Надо же, звезды…» — рассеянно пронеслось в голове. Я давно их не видела. Вокруг вдруг наступила абсолютная тишина. Даже звуки из дома почему-то стихли. Фонарь рассеивал на меня свой тусклый свет, а я все смотрела в небо, словно ждала чего-то. Внезапно кто-то резко зажал мне рот и стащил с крыльца. Небо перевернулось и исчезло. Я даже не успела дернуться. На лице оказалась чья-то сильная рука, и человек, которому она принадлежала, грубо волок меня прочь от дома. Все произошло очень быстро. Со стынущим внутри ужасом я наблюдала, как крыльцо и тусклый фонарь уплывают все дальше и дальше. До меня еле доходил смысл происходящего. Дверь дома резко открылась, и на крыльцо вывалились дружки Макса, а следом и он сам. В этот миг, как по щелчку, во мне вспыхнул отчаянный, жалящий огонь. Надо было кричать, но я только смотрела на них широко распахнутыми глазами и… все. А они, хрипло посмеиваясь, о чем-то весело переговаривались. Послышался приглушенный звон стукающихся пивных бутылок. — Кто там, у дома? — донеслось до меня. Меня мгновенно втянули в узкий проулок, там мы и застыли. Я чувствовала, как гулко стучит сердце моего похитителя, а его ладонь по-прежнему крепко сжимала мой рот. Другая рука стиснула меня поперек до боли. Он был чертовски сильным, хотя запястья были худые, даже утонченные. — Да никого там нет… — Уверен? Я, кажется, видел там девчонку Макса… — Глючный ты, Сашок… Я отчаянно дернулась пару раз, пытаясь вырваться. И внезапно в мое ухо вкрадчиво влился напряженный голос: — Не рыпайся. Он говорил со мной по-английски. — М-м-м!!! — отчаянно выдавила я и попыталась ударить похитителя свободной рукой. Стакан с кофе наконец-то выпал, и я видела, как по тротуару разливается его содержимое. В следующие секунды моя рука была перехвачена и бесцеремонно вывернута. Боль пронзила запястье и локоть. Я никогда не чувствовала себя настолько беспомощной. Перед глазами застыло мое недавнее прошлое, и теперь с растущим ужасом я понимала, что все кончено. Овца нашла свой путь в волчью пасть. Самое ужасное, билось у меня в голове, что никто, никто в этом доме не знает, что со мной сейчас происходит. Мне казалось, что я во всем виновата. Ведь если бы не моя манера потакать собственным прихотям, я сейчас учила бы историю, а не шлялась по незнакомому городу. Непроизвольно меня пробила дрожь. — Боишься? — вдруг почти ласково шепнул голос незнакомца. Я тряхнула головой, стараясь сбросить с себя его руку, но он прижал меня к себе еще крепче и раздраженно произнес: — Тише. Ты слишком подвижная. Что-то странное было в его манере держать и говорить… Он гипнотизировал и парализовал на каком-то инстинктивном уровне. Я ничего не могу сделать. От этой мысли во мне что-то перегорело, и я безвольно обмякла в его руках, чувствуя абсолютную слабость. Может, это даже был легкий обморок. На крыльце отзвенели последние отголоски смеха, и Макс с друзьями скрылся в доме. Хлопнула дверь. И снова замерли все звуки. Надежда, которая еще теплилась во мне, угасла, как фитиль свечи, сжатый пальцами. В моих глазах застыли злые слезы. Не знаю, от чего я плакала. Наверное, от бессилия и страха… В этот миг я хотела видеть только Макса, единственного человека, который мог бы мне помочь. Он был близко, всего в четырех-пяти метрах, и нас разделяла тонкая кирпичная стена… Но вместо него был этот ублюдок, держащий меня в своих крепких руках. Его стальная хватка не давала возможности вырваться, и я могла только сучить ногами. От мерзавца приятно пахло. Какой-то еле уловимый сладко-горький аромат. Дыхание касалось моей щеки и было очень частым. Черт побери, да он сам волнуется не меньше моего… Я понимала, что он выжидает для безопасности. Прошла бесконечная минута в этом грязном переулке, пока меня наконец-то не поволокли куда-то по темным проходам. Казалось, что за это время пробежали столетия и сменились поколения… Я слабо передвигала ногами, не имея ни малейшего представления о том, что ждет меня впереди. Была лишь какая-то необъяснимая покорность. Тебя вообще особо ломать не надо. Ты и так уже… Мелькали бесконечные закоулки, повороты да тротуар, мощенный гладкими круглыми камешками. Все было как в компьютерной игре с угловатым поворотом камеры и дурацким управлением… А вокруг тихий спальный район, где, как назло, никого. Амстердам, в котором никогда не стихает жизнь, вдруг предал меня, обернувшись необитаемым равнодушным лабиринтом. «Ты исчезла с откатом прибоя…» — пели в голове Flunk. Вот и сбылось пророчество первой случайной песни в этом городе. Мерзавец шел ровным быстрым шагом. Иногда я почти висела на нем, потому что ноги не слушались. Наконец он довел (донес?..) меня до какой-то машины, бросил в багажник и закрыл крышку. Последнее, что я видела, — это мелькнувшую серебряную цепочку, свисающую с ремня. Значит, это он. Значит, я была права. Кай