— Послушай… — Как планируешь потратить эти деньги? Открыть собственный ресторан? А может, спустить на наркоту? Или потратишь на шлюх и выпивку? Иногда я не понимала, почему не могу заткнуться. С другой стороны, это единственное, на что я была способна в такой ситуации. — Марина… — Теперь в его голосе проскользнули знакомые властные интонации. — Мне совершенно не интересны деньги и твой отец. Я запнулась, тупо уставившись на сахарницу. Услышанное звучало дико. Значит, так оно и есть. Все самые страшные вещи вдруг решили случиться именно сейчас. Медленно подняв голову, я посмотрела в синие кристаллы его глаз и спросила: — Тогда зачем это было? Кай изучал меня некоторое время со своего конца стола — холодно, аналитически, — а затем произнес: — А это я окончательно пойму, когда посмотрю на тебя завтра утром. Выражение его стеклянных глаз снова стало меня пугать. Так смотрят на неживые объекты. — То есть… ты сам не знаешь зачем? — ошеломленно спросила я. — Начистоту говоря — да, — развел руками он. Опять мелькнула мальчишеская усмешка. Дрожь начала распространяться по всему телу, и это передалось стакану с водой, который я держала в руках. Он мелко застучал по столу, и пальцы сами разжались. Как это может быть? Как можно похитить человека, не зная даже для чего? Это просто… просто абсурдно… — Знаешь, — мой голос звучал придушенно и слабо, — я думала, это я ворочу, что в голову взбредет, но оказалось, ты меня переплюнул… в капризах. Последнее слово прозвучало как-то жеманно, хотя я просто провалилась в подборе слова к тому, что он сделал. — Это не каприз, — спокойно возразил он. — Это… жизненная необходимость. — И в чем она заключается? Глядя мне в глаза, Кай усмехнулся уже другой, немного жестокой улыбкой и лишь произнес: — В тебе. Снова стало не по себе. Его заледенелая усмешка и эти загадочные слова мне совсем не понравились. — А что такого… во мне? — Я же сказал, завтра… я пойму. Я думаю. Оставалось только кивнуть. Большего я от него не добилась бы. По телу ломотой разливалась невыносимая усталость, и оно переставало мне подчиняться. — Значит… завтра. — Значит, завтра. Это звучало как заключение договора. И я уснула. Незваный друг Время слилось в одну черную полосу. Шли минуты, и абстрактное завтра вскоре превратилось в сегодня, а я все продолжала спать… Не чувствуя ничего, даже саму себя. Воцарилась тишина, остановившая поток мыслей и переживаний. В этом я так нуждалась. У меня было хитрое, эскапистское желание: провалиться в сон, а там, может, мир сменит свои декорации. Вдруг это сон. Просыпаешься в истерике, а за окном тот же мир: знакомая и скучная Рига, ноющий Макс в телефоне… Я не хотела снова просыпаться в этой квартире. Еще больше я боялась проснуться вновь связанной и в полном одиночестве. Я вообще не знала, что увижу после пробуждения. Но, к сожалению, если сон плавно не переходит в смерть, он просто заканчивается. Во тьму проскользнули крошечные искры, которые постепенно слились в тонкую светлую линию. Это утренний свет прыгал по моим ресницам. Я слегка приоткрыла глаза, чувствуя во рту режущую сухость. Тело болело, словно меня пинали тяжелыми ботинками. Кожу на запястьях жгло, из ссадин сочилась сукровица. Некоторое время я тупо смотрела на потолок сквозь полуприкрытые глаза, а потом решительно их протерла и взглянула немного трезвее. Кровать была удобней кухонного стула, и я могла бы лежать так вечно, но мысли начали свой тревожный бег, остановить который уже было невозможно. События проносились в голове обрывками. Я вспомнила крыльцо, все дальше и дальше уходящее от меня, и чьи-то руки, до боли сжимающие мое тело. Потом веревку, багажник и собственные крики в пустоту… Как меч, повисло имя Кай, которым нарекли человека со взглядом рептилии… Последнее, что я помнила, — это кухня и то, как он спокойно произнес «завтра». Или пообещал. Скрючившись, я странным образом уснула прямо на стуле. Определенно, кровать была намного удобнее. Медленно приподнявшись на локтях, я прислонилась спиной к стене и уставилась перед собой. Тусклый утренний свет расползался от окна широкими полосами. Вся комната была в этот утренний час серой, абсолютно выцветшей. С трудом повернув затекшую шею к окну, я замерла. На подоконнике, небрежно закинув на него ноги, сидел Кай. Опять в черном. С ремня свисала знакомая серебряная цепь. Ветер, проникавший сквозь приоткрытую створку, шевелил его взлохмаченную челку. «Маленький Дэмиен из “Омена”[8] вырос, стал эмо и закурил», — пронеслось в голове. Я еще способна была иронизировать… Он смотрел на меня в полном молчании, которое до поры до времени скрывало его присутствие. Я окончательно вспомнила, где я. И с кем. Поежившись, спросила хриплым, сорванным вчера голосом: — Уже завтра? — Нет, послезавтра, — поправил меня он. — Даже так. Я отвернулась и почувствовала, как что-то обжигающе бежит по венам вместе с кровью. Это был стыд. Впервые в жизни я испытывала невероятный, необоснованный стыд, который был везде. Он поднимался откуда-то из глубины живота и с каждой секундой заливал глаза. Никогда мне не было так неприятно, так унизительно… Так стыдно. Кажется, я начинала догадываться, почему… Судорожно пришлось закусить губу, чтобы физической болью привести себя в чувство. Вчера я показала свою слабость, да еще как! «Бросил! Бросил! Бросил!» Кровавый ком в горле. Пальцы на моем лице, пальцы сжимаются вокруг сердца. «Бросил! Бросил! Бросил!» Все, что я о себе думала — что я уверенная, сильная и равнодушная, — оказалась неправдой: вчера по полу ползала истеричная девочка, которая давилась соплями и слезами и не знала, куда себя деть от трусости. От страха она нашла прибежище в руках своего похитителя, забыв, что он — враг. В глазах защипало, когда я вспомнила, как ревела у него на коленях и цеплялась за него изо всех сил. И Кай все это бесцеремонно наблюдал. — Что с тобой? — вопросил он. — Эй… — Н-ничего… Что со мной может быть? — прошипела я, не глядя на него и нервно комкая край одеяла. — Повернись, пожалуйста, — попросил он, и в его голосе проскользнула уже знакомая повелительная нотка. — Да пошел ты… — воскликнула я. Я почувствовала сзади движение: он слез с подоконника и присел на кровать возле меня. Что он сейчас сделает? Ударит? Изнасилует? Сразу убьет? Я пыталась унять дрожь, но ничего не получалось. А Кай всего лишь приблизился к моему уху и коварно прошептал: — Ты просила о другом позавчера. Ты плакала у меня на коленях и умоляла больше никогда тебя не оставлять. Послышался ехидный смешок. Кай знал, как уколоть. Как раз этого я и не хотела слышать. Я чувствовала размеренное дыхание и близость его лица. Щеки пылали, или так казалось, и я раз за разом вспоминала, как вся в слезах корчилась у него на руках. От этого становилось еще хуже. — Оставь меня, — прошептала я, чувствуя, что сейчас опять расплачусь. Я не понимала, как он это делал. Я думала, я такая уравновешенная… Владею собой, владею миром. Ужасно хотелось домой. — Тебе стыдно, — понимающе произнес он. — Какое тебе дело? Он промолчал. Слезы побежали по моему лицу. — Могу понять. Сначала я для тебя — страшный говнюк, потом ты рвешь на мне майку и закатываешь сцену, какой мне не устраивала ни одна бывшая. — Он хмыкнул, и мне захотелось ему врезать, да так, чтобы он плевался кровью. — Видишь ли… Никогда не знаешь, на каком этапе начнешь доверять, — почти что дружелюбно добавил он.