– Но что ты сам думаешь? Она там, да? – Этого я не знаю. Но она может быть там, и с меня этого достаточно. – Но вот что я подумала. Почему ты привез нас сюда именно сейчас? Это настолько срочно, что ты разбудил нас посреди ночи? – Если я правильно понимаю, в нашем распоряжении трое с половиной суток. До наступления того времени, когда у нас будет хоть какой-то шанс. – Это за этим тебе нужен Пит? – Без него вся затея не имеет смысла. Зофия как будто побледнела еще больше. Но голос зазвучал увереннее, когда она повернулась к Гренсу и заговорила: – Я читала эту статью и видела фотографию – похороны, могилу, – потому что знала эту девочку. Она сжала руку мужа: – Линнея, так ее зовут… звали. И в газете об этом ничего нет. В детском саду они с Расмусом были в одной группе… С Расмусом, потому что Хюго старше. И мы знали эту семью. Они жили в Эншеде, неподалеку от нас. Зофия перевела взгляд на свежую могилу. – И мы… как будто вся эта история случилась и с нами тоже. Со всеми, кто знал их. Мы утешали их, помогали чем могли. Они переехали внезапно, оборвав все контакты. Наверное, таким образом хотели вырваться из прошлого. И теперь живут где-то в северной части города, как я слышала. Эверт Гренс медленно кивнул. – В северо-западной. Красивый район, очень уютный. – Я помню ее брата-близнеца. Он так тяжело переживал. – Он до сих пор тяжело переживает. Зофия была растрогана, Гренс это чувствовал. – Я привез вас сюда, чтобы вы поняли. Здесь есть еще одна могила четырехлетней девочки, тоже пустая. Та девочка пропала с Линнеей в один день и тоже не вернулась. Гренс и сам не знал, зачем вспомнил об этом. Вторая девочка не имела никакого отношения ни к заколке, ни к предстоящей операции. Он всего лишь хотел, чтобы Пит сказал «да». – Мы можем прогуляться и туда. А потом еще к одной могиле, где лежит… моя дочь. – Дочь? Пит Хоффман посмотрел на спящую Луизу и только потом перевел взгляд на комиссара. – Да. – Но ты никогда не говорил об этом раньше. – Теперь говорю. Теперь настала очередь Пита сжимать руку жены. – То есть ты хочешь… Эверт, мой ответ тебе остается прежним, но если ты хочешь показать нам могилу своей дочери, то мы, разумеется… Где она? Гренс опустил глаза на гравийную дорожку. – Я толком и сам не знаю. Как будто в мемориальной роще. – Не знаешь? – Меня не было на тех похоронах. Гренс поскреб ботинком. Маленький камушек застрял у него в подошве, и он вытащил его пальцами. – Я не был у нее ни разу. Пытался, еще несколько месяцев назад, но так и не дошел. Не смог. Но ведь и до могилы Анни я дошел далеко не сразу. – То есть ты ни разу там не был? – Нет. – За… – За тридцать с лишним лет. Эверт Гренс смотрел на Хоффманов. Долго. – Так что ты мне скажешь, Пит? – Скажу, что я не тот человек, который тебе нужен. – Ты ничем не рискуешь. В самом худшем случае ты попусту потратишь государственные деньги. – Ты меня не услышал, Эверт. Я не тот человек, который тебе нужен. – Пит, я бросил свою так и не родившуюся дочь. Я бросил Зану, которую опекал одно время… Хоффман помнил. Зана – другая маленькая девочка, столкнувшаяся с насилием, которую они с Питом одно время вместе искали. – …и больше я не брошу ни одной маленькой девочки, которая нуждается в моей помощи. Пит не успел на это ответить, потому что вмешалась Зофия: – Думаю, кладбища на сегодня достаточно. Больше нам здесь делать нечего, пошли. – Но Зофия… – Дай нам минуту, Эверт. Хоффманы ушли по гравийной дорожке. Их фигуры быстро поглотила кладбищенская темнота. Гренс скорее угадал, чем вычитал из жестов и позы реплику Зофии о том, что «из всех твоих идиотских заданий, Пит, это – единственное разумное». И то, что ответил Пит: «Я же обещал тебе, Зофия, что прошлый раз был последним, потому что это никогда не заканчивалось ничем хорошим». И что далее сказала Зофия: «Та девочка, которой нет в могиле, всего на несколько лет старше нашей Луизы». Когда они вернулись, Зофия спросила комиссара, откуда такая уверенность, что это та самая бабочка и что Линнея действительно там, где он рассчитывает ее найти. На что Гренс ответил, что никакой уверенности у него нет, просто нужно идти дальше, хотя бы ради тех, чьи фотографии лежат у него в конверте. – Ну, в таком случае… Она посмотрела сначала на Гренса, потом на мужа: – …поезжай, Пит. – Зофия, я повторю тебе то же, что только что сказал ему – я не тот агент, который нужен для этого дела. И я тебе обещал. Оба мы знаем, чем это обычно заканчивалось. – Ради Линнеи, Пит. И может быть, ради меня тоже. Оба перевели взгляд на Луизу, которая заворочалась в коляске, что-то пробормотала и как будто даже немного всхрапнула. – Если Линнея действительно среди тех, чьи снимки Эверт нам показывал, если он считает, что у нас есть хотя бы малейший шанс найти ее живой, то поезжай, Пит. Часть 4 Не прятаться от кого-то, а прятаться в ком-то. Эверт Гренс почувствовал себя дома, лишь толкнув дубовую дверь вокзала в Лердале. Таким маленьким и уютным казалось здесь все после Стокгольма. А может, дело было в том, что Бирте обрадовалась, когда он позвонил из Арланды и сказал, что уже в пути. Или же потому что приехал не один, а с Питом Хоффманом и чувствовал себя человеком, сдержавшим обещание. Они не особенно много разговаривали друг с другом после прогулки на кладбище. Гренсу не нужно было объяснять, что родительские объятия, в понимании любого нормального человека означающие надежность и защиту, могут нагнетать ни с чем не сопоставимый ужас. Что многие мужчины и женщины, смирившиеся с воспоминаниями о физическом насилии в детстве, так никогда и не избавляются от страха, что это может повториться в любое время. И фотографии, запечатлевшие их прошлое и гуляющие по Сети от одного педофила к другому, не что иное как бесконечное повторение преступления. Вернувшись с кладбища в дом Хоффманов, Гренс первым делом поблагодарил Зофию, а потом вместе с Питом поднялся на второй этаж к детям. Комиссар остановился в дверях и оттуда стал наблюдать сцену прощания. Все три ребенка по-разному реагировали, когда отец подходил к каждому, гладил по щеке или поправлял подушку. Луиза, которую переложили из коляски в кровать, перевернулась со спины на живот. Расмус тяжело дышал, – как и обычно, сколько его помнил Гренс. Он слишком крепко спал, чтобы почувствовать, что рядом кто-то стоит. Беспокойство Хюго, напротив, первым бросилось в глаза при взгляде на него. Весь в поту, мальчик вскрикнул и замахал руками, как будто отбивался от кого-то невидимого. На какое-то мгновение Пит скосил глаза в сторону двери, и быстрый обмен взглядами с Гренсом подтвердил: оба они думали о том, что только что говорила Зофия, – эти мальчики того же возраста, что и дети со снимков в конверте. На пути в аэропорт мужчины сидели рядом. Не имея возможности и дальше избегать друг друга, они старались не вспоминать о досадном происшествии в гардеробе, последствия которого до сих пор не сошли с лица Гренса. И даже то, что комиссар без всякой необходимости рассказал Хоффманам о дочери, которую до сих пор собирался как-нибудь навестить, не казалось теперь такой уж непростительной ошибкой.