Я дам… Наконец, после стольких лет безупречного самоконтроля и взвешенных решений, Пит достиг ее. Точки кипения. И это означало впервые за всю карьеру выйти из роли. Просто взять и ударить, наплевав на последствия. Он напрягся всем телом, огляделся, собираясь поднять руку… Новый звук спас его – что-то вроде тихого металлического скрипа со стороны окна. Пит прислушался. Легкий стук, шаги на наружной лестнице. За его спиной открылась дверь. – Привет всем! Мужчина с велосипедным шлемом в руке прошел мимо шляпной полки в прихожей. Одет он был в облегающий черный костюм со штанами чуть ниже колена, с молнией на шее и с карманом на руке пониже плеча, – достаточно просторным для мобильника и кредитной карты. На ногах блестящие велосипедные туфли с толстыми ремешками вместо обычных шнурков. Крепления педалей громко хлопали, когда он шагал по лакированному полу. Ручной тормоз на гоночном велосипеде – вот что за звук слышал Пит. – Вы наш гость из Дании, полагаю? Добро пожаловать. Лидер педофилов выглядел совсем не так, как представлял себе его Хоффман. Он угадал только с возрастом: что-то около шестидесяти лет. Мужчина в хорошей форме и почти атлетического сложения. Волосы, лицо, манера держаться – на всем налет той особой элегантности, которая выдает генерального директора предприятия какой угодно отрасли. – Если вы Оникс, то кое-что обо мне знаете. Потому что это вы составляли вопросы, на которые я отвечал в парке. Он рассмеялся – вежливо, приятно. Не то что наглый, заливистый хохот Ленни. – Вы правы. По сути, в парке вы ответили на все мои вопросы, и поэтому вы здесь, с нами. Трое тайных друзей наконец встретились. – Ожидается и четвертый, если я правильно понял? – Мейер подъедет позже. Захватит только кое-кого по дороге, кто значительно моложе нас. Новый вежливый смешок, на этот раз скорее неприятный, чем странный. – Я только приму душ. Приведу себя в порядок перед ужином в такой изысканной компании. Сегодня дуло сильнее обычного, и мне пришлось порядком попыхтеть, поднимаясь по склонам. Он расстегнул ремешки клацающих туфель, бросил на плетеное кресло велосипедный ключ и пару тонких перчаток и достал из белого деревянного шкафа объемное махровое полотенце. – Раз уж без движения нам не обойтись, практикуй его в двух видах, Лацци, – продолжил он, неожиданно перейдя на «ты» и уже более фамильярным тоном. – Кстати, отлично выглядишь. Велосипед и цигун, дыхание и энергия – вот все, что нам нужно. Поскольку ванная располагалась в другом конце коридора, Оникс направился именно туда. – И регулярное голодание тоже хорошо помогает. На полпути он остановился, оглянулся на своих друзей по сообществу. – Сколько раз я пытался убедить в этом Ленни. Движение, голодание, NMN[10] – вот что омолаживает наши клетки. Это же так просто, если, конечно, хочешь жить дольше. Он прошел в ванную, запер за собой дверь. Безымянный лидер «узкого круга» и главная цель всей операции. Тут по всему дому в трубах зашумела вода. Восьмиконечное окошко на двери ванной запотело. А Хоффман все еще стоял под впечатлением от слов, только что сказанных мужчиной спортивного вида. Чистое, белое тело – и душа чернее сажи. Ты озабочен тем, чтобы продлить себе жизнь. Сколько тебе нужно, девяносто, сто лет? Сколько детей ты успеешь растлить за это время? – Обычно мы заканчиваем небольшим бокалом водки. Вот действительно чистый алкоголь. Водка и тонкий ломтик лимона, ничего лишнего. Пит Хоффман переживал самый ужасный вечер в своей жизни. Два педофила ели то, что, по замыслу, должно было омолодить клетки их организма, попутно делясь опытом обхождения с обнаженными детскими телами. Между тем как третий гость по другую сторону стола в отчаянии собирал остатки разума и сил, чтобы выдержать до конца эту игру. Салат из водорослей и свеклы, нутовое пюре с маринованной в лимоне морковью, манговые чатни с лаймом и кардамоном, чипсы из белокочанной капусты в соусе из кешью и питьевая вода из специального источника. Чистое – изнутри и снаружи – тело и душа чернее сажи. Тот, кто называл себя Ленни, говорил так же мало, как и тот, кто называл себя Лацци. За них это делал Оникс. Элегантный и в манере выражаться, он приятным голосом расписывал то недалекое будущее, когда человечество наконец признает любовь между взрослыми и детьми нормальным явлением, существовавшим во всех цивилизациях. Но пока это время не настало, они вынуждены скрываться. Прятать свою любовь от посторонних. Встречаться в заброшенных домах с видом на море. Пит Хоффман все еще был уверен в своем гриме. Маска держалась. Он выглядел в точности как Карл Хансен на фотографиях. Мимика, жесты, манера говорить – все это также работало, пока он сдерживал ярость. Первое, что Пит должен был сделать – рискуя быть разоблаченным, упустить детей и все остальное, ради чего сюда прибыл, – была фотография, которую он обещал Бирте и Гренсу. Первая фотография пока еще не опознанного мужчины для запуска программы идентификации по лицу. Поэтому Хоффман извинился, поднялся со своего места за антикварным обеденным столом, вытянул вверх руки и слегка покрутил корпусом. – Слишком долго сидел – в самолете, в машине, а теперь еще здесь, с вами, за этим фантастическим ужином. Надо бы разогнать кровь. Оникс кивнул, не то разрешая, не то соглашаясь с тем, что нужно заботиться о своем теле. И Хоффман принялся выполнять наклоны – вперед-назад, вправо-влево, – пока, наконец, половина содержимого его нагрудного кармана не вывалилась на толстый мягкий ковер. Пара кредитных карточек, ключи от машины, зарядное устройство для мобильника и USB-накопитель с камерой. Пит снова извинился, опустился на колени, стал собирать оброненные вещи и, когда очередь дошла до USB-накопителя, ускользнувшего под цветочную кадку с зеленой пальмой, повернул один из коротких концов «флешки» в сторону Оникса и трижды нажал большим пальцем. Три раза – три фотографии на микрокамеру. Пит вернулся за стол уже более расслабленный, поскольку решающий момент миновал. В самый раз было попробовать водки с ломтиком лимона, которой полагалось завершить трапезу. Может, даже чокнуться с мужчинами напротив. Но Оникс не спешил поднимать бокал. Вместо этого он показал на нагрудный карман Пита, куда тот только что спрятал подобранную мелочь. – Могу я взглянуть? Пит Хоффман медленно вытащил кредитку Датского банка, карточку золотистого цвета на имя Карла Хансена – прощальный подарок Сонни из копенгагенского подвала, в качестве бесплатного приложения к новому паспорту. – Нет, не это. – Не это? А что? – Флешку. – Зачем она вам? – Просто хочу взглянуть или… с ней какая-то проблема? Хоффману хотелось кричать. Да, с ней проблема. Потому что это микрокамера для полицейского расследования, и последняя фотография в ней – твоя. – Нет, никаких проблем. Он выложил флешку на стол и подтолкнул по направлению к выжидательно замершей руке. – Принеси свой ноут, Ленни. Ноутбук из офисного зала занял место между пустыми тарелками и бокалами перед лидером группы педофилов. – Просто взгляну одним глазком, как и сказал. Маленькая продолговатая штучка, которая могла вместить так много. Теперь она стала одним целым с ноутом Ленни. – Это же… черт знает что. Некоторое время Оникс молча смотрел на монитор, водил туда-сюда мышью, листал фотографии, иногда останавливался, а потом снова кликал, уже быстрее. – Ты видел это, Ленни?.. Черт, Лацц… Ты и в самом деле мастер. Не то чтобы с твоей Катрине у тебя получалось хуже, но с этими, новыми… Нет, это просто здорово! Датчане, я подозреваю… Скандинавы, так? Пит поднялся, обошел стол – теперь он мог сделать это, не рискуя выглядеть чересчур нетерпеливым. Встал за спинами обоих педофилов, наклонился к монитору. Задышал. Потому что Стивен сделала то, что обещала. Или же за нее поработал покалеченный на войне супруг. Девяносто четыре фотографии с раздетыми светловолосыми детьми – вот что обнаружил Оникс на USB-накопителе. И попробуй только усомниться, что я не Карл Хансен. В этом случае тебе придется для начала поплавать в море детской порнографии, за которым будет нелегко разглядеть истинное предназначение этой флешки. Тем более выйти на самые последние снимки. – Все дети из Северной Европы. Я имею привычку… Вы знаете, как тоскливо бывает вечерами в номере отеля. – То есть ты все время возил ее с собой, в таком виде? Вежливый голос менял не только высоту, но и силу – на свой лад. Более высокий и слабый тон выражал скрытую угрозу: «просто взгляну одним глазком, как и сказал», более низкий и насыщенный – восхищение и симпатию. На последней фразе Оникс вернулся скорее к первому варианту. – И тебе удалось провезти это через границу? Они нащупали ее, ложь. Важнейший инструмент секретного агента, который Пит использовал так же умело, как и оружие, и силу собственных мускулов. – Да. – Через американскую таможню? Ложь, в действенность которой он больше не верил. И как в таком случае он мог заставить поверить в нее других?