Она все еще выглядела опустошенной. Совершенно равнодушное лицо – ни злобы, ни радости. Бледная кожа, темные круги под глазами, тонкие, сухие губы. Волосы короче, чем в ролике трехлетней давности, снятом камерой наблюдения в супермаркете. Гренс задался вопросом: кто ее стриг? Не сама же она обкромсала себя ножницами? Пару раз он пытался завязать разговор ни о чем, но его инициатива не была поддержана. И Гренс понимал почему. Потому что эта девочка, которая умела радоваться жизни, когда несколько лет назад разглядывала свое отражение в тостере, трогала подсвечник со стеариновыми свечками в супермаркете и нажимала пальцами на упаковки с мягкими салфетками, должна была оставить в прошлом все – и язык, и надежды, и мысли – только ради того, чтобы выжить. При этом она не переставала бросать испуганные взгляды на Хоффмана, ища подтверждения каждому своему действию. Доверие, которым девочка прониклась к человеку, вызволившему ее из ада на земле, было поистине трогательным. За поразительно короткий срок агенту шведской полиции удалось завоевать любовь маленького человека, почти уничтоженного за несколько лет общения с извращенцами. На Центральном вокзале она сломалась. Именно там Хоффман в последний раз повторил то, что пытался донести до нее все время долгого перелета. Что в Швеции их встретит его друг, которого звут Эверт Гренс и которому он, Пит, вполне доверяет. А когда они прибудут в город под названием Стокгольм, Линнея вернется домой, к родителям, и их с Хоффманом пути разойдутся. Девочка бросилась ему на шею, прижалась к груди и плакала, пока не иссякли слезы. Потребовалось немало усилий, чтобы привести ее в чувство. И в этом Гренс понимал ее, как никто другой. Он ведь и сам никому не доверял, просто потому, что это делало жизнь проще. Откуда же было взяться доверию в душе этой малышки, после всего того, через что она прошла? Что же касалось расследования, Эверту Гренсу и без того уже было в чем оправдываться перед шефом, и объяснения на тему, почему он незаконно использовал частное лицо в качестве агента, нисколько не облегчили бы положения. Пит Хоффман также не был заинтересован в огласке, которая могла привлечь к нему нежелательное внимание как полицейских, так и представителей криминального мира, с новыми предложениями. В машине, наедине с девочкой, на Гренса навалилась тоска, ноющая и беспросветная. И боль внутри живота, в той точке, где обычно собирается отчаяние. Комиссар повернулся к Линнее. Улыбнулся как мог тепло. Он видел ее тревогу, ее горе. На сиденье она совсем сникла и как будто сделалась еще меньше. Что она пережила и как ей это удалось? Отдавала ли она себе отчет в том, что ее ждет? Помнит ли Линнея свою семью? До сих пор Гренс не задавался этим вопросом. В четыре года ее оторвали от матери. Что успело осесть в душе ребенка к тому времени? Какие переживания, образы, воспоминания? Что из этого сохранилось? Через пару минут он остановит машину и позвонит в дверь. Кого увидит перед собой девочка, родных людей или незнакомцев? Она разволновалась еще больше, когда он остановил машину на обочине дороги и вышел. Требовался предварительный звонок. Ее нельзя было привезти вот так, без предупреждения. Нужно дать родителям время, чтобы не напугать малышку слишком бурными излияниями чувств. Они ответили не сразу. Сначала трубку взял кто-то из детей, кто именно, Гренс так и не понял. Комиссар попросил позвать папу или маму, и стихающие в отдалении легкие шаги сменились более тяжелыми и медленными, приближающимися. В субботу утром, как он и рассчитывал, вся семья была в сборе. Но голос в трубке звучал совсем не радостно. Папа девочки, с которым Гренс поссорился на похоронах. В тот раз отец Линнеи послал комиссара к черту и сейчас сделал то же самое примерно в той же формулировке, после чего положил трубку. Гренс немедленно перезвонил, и теперь ответила мама. Такая же злая, но более медлительная, поэтому в паузах между словами, которыми женщина описывала ужасную участь полицейских, преследующих людей, вместо того чтобы их защищать, Гренсу удалось вкратце изложить суть дела. Она замолчала. Позвала мужа сорвавшимся голосом. Мать Линнеи плакала, одновременно успокаивая детей, которые наперебой пытались выяснить, что случилось. Женщина снова и снова добивалась от Гренса подтверждения, что он говорит правду. И когда наконец поверила, заплакала еще сильнее. Потом спросила, когда их ждать. И когда комиссар ответил, что через полчаса, уронила трубку, оставив Гренса наедине с бесконечными, раздражающими гудками. Когда комиссар вернулся к машине, девочка лежала на спине на заднем сиденье. Она все поняла, он увидел это сразу, даже не встречаясь с ней взглядом. Линнея больше не была такой угасшей и безжизненной, как раньше. Просто она ничего не чувствовала – ни восторга, ни страха. А когда ты не в состоянии понять, что тебя ждет, проще всего лечь и попытаться успокоиться. Последний раз он был в этом доме теплым августовским вечером. Гидранты на зеленых лужайках словно пересмеивались, разбрызгивая воду. А выложенная каменной плиткой дорожка пестрела брошенными игрушками. Теперь же футбольные мячи и батуты заперты в сарае, а садовые деревья выглядят поникшими без листвы. Не говоря о том, что стало значительно холоднее. Вот она неуверенно семенит по дорожке. Приближается к новому, чужому дому, в котором только одна комната хорошо ей знакома. Эверт Гренс следует за девочкой по пятам, в любой момент готовый поддержать, подхватить ее, если потребуется. Когда она, долго простояв у двери, решается наконец приложить указательный палец к звонку, три пары детских ног барабанят по полу, приближаясь к двери с разных концов дома. Открывает Якоб, ее брат-близнец. Он обнимает ее, одновременно крепко и нежно, пока она не начинает отвечать ему тем же. По дому разносится громкий шепот: – Ты жива, я всегда это знал. Четырнадцать дней спустя Еще один раз, последний. Эверт Гренс переворачивал вверх дном ящики, вываливая на пол содержимое полок и шкафов, и перетряхивал разбросанные по всему кабинету папки, снова и снова. Он искал бумажку с ее контактными данными. Нельзя ведь сдаться так, сразу, без последней, окончательной попытки. Еще раньше утром он прошелся по тем же спискам, что и вчера, и позавчера. Гренс проверял их каждый день после возвращения из Дании. Напрасно. В цифровом мире ее больше не существовало. Может, ошибка в фамилии? Йенни Урибе, почти как его жена в девичестве, молодая женщина Анни Уриба, в которую он влюбился много лет назад и которая после пятиминутной церемонии в шведском посольстве в Париже – с двумя охранниками в качестве свидетелей – стала Анни Гренс. Всего одна буква, долго ли перепутать? Может, поэтому он ее и не находит? Крайне маловероятно, что в Швеции есть кто-то еще с таким именем и фамилией. Поэтому, даже если Йенни больше нет в актуальных списках – по причине переезда или смерти, – должны остаться хоть какие-то упоминания в документах. Скорее всего, Гренс правильно запомнил фамилию на слух, но пропустил какой-нибудь умляут или аксан, или как там еще называются эти точки, коронки и кружочки над буквами? Непроверенными оставались еще два места – кладбище и архив в подвале полицейского здания. Именно там Гренс и встретил упоминание о ней, в материалах дела о пропаже девочки с уродливой бетонной парковки. Гренс снова спустился в подвал. Проход 17, секция F, шестой ярус. Там были эти бумаги. В маленьком ящике, который так легко спустить на пол, балансируя на табуретке. Теперь это место пустовало, как ни перемещал Гренс соседние ящики и коробки. Ее материалы исчезли. Или он опять что-то перепутал? Гренс подошел к компьютеру. Залогинился на сервисе полиции округа Сити, ввел слова из разговора на кладбище с незнакомой женщиной: «пропала», «девочка», «Сёдермальм», «парковка», «платье», «коса». Набрал в поисковике, кликнул. Потом еще раз – ни единого совпадения. Эверт Гренс чувствовал, что сходит с ума. Вдохнул, задержал дыхание, которое, наверное, так и не восстановилось бы, если бы он не запустил его снова. Итак, сначала пропали все свидетельства их с Йенни контактов. Потом он не обнаружил ее в списках, как официальных, так и не совсем. Наконец, не нашел на месте материалов дела с рапортами криминалистов и свидетельскими показаниями. И вот теперь еще архивный компьютер, из которого стерты любые упоминания как о Йенни, так и о ее дочери. Кто-то работает, затирает следы. И этот «кто-то» здесь, в здании полиции. Комиссар попытался подняться, но снова упал на стул. Ноги не слушались. Что, в конце концов, происходит? Почему он не находит того, что еще совсем недавно точно было здесь? Как так получилось, что человек оказался вычеркнут из жизни? Оставалось еще одно место, и если Гренс поторопится – кто знает? – может, их пути снова пересекутся. Сегодня четверг, день, когда она навещает пустую могилу на Северном кладбище. Йенни ясно дала понять, что не намерена больше с ним общаться, и Гренс знает, как это бывает с людьми. Там, на скамейке, он предложил Йенни посмотреть фотографии, которые выудил из педофильского чата. Что, если Йенни все-таки узнает свою девочку? Если же Йенни, сразу поняв, зачем он здесь, развернется, как только его увидит – они ведь не встречались с того самого раза, когда пустой гроб Линнеи опустили в могилу, – Гренс догонит ее и уговорит. Ради Альвы, чье имя звучит почти как «Эльва». И чьей могилы на этот раз Гренс так и не смог найти, несмотря на дневной свет и упорные попытки. Еще одна необъяснимая пропажа. Он просидел там остаток дня. На шаткой парковой скамье, возле гравийной дорожки, окантованной выстроившимися в ряд фонарями и могильными памятниками. С фотографией в конверте, который ему так и не пришлось открыть. Она так и не появилась. Другие приходили и уходили. Навещали могилы, сажали цветы, меняли те, что стояли в банках, на свежие. Убирали листву граблями, поливали, рыхлили землю и разговаривали с теми, кто уже не мог ответить. Другие – но не Йенни. Образ которой, стоило Гренсу только попытаться его вспомнить, сразу поблек, словно подернулся туманом. Или она почувствовала, что он ее поджидает, и поэтому не пришла? Поздним вечером комиссар вернулся в отделение. Открыл тяжелую дверь: всюду было темно и пусто. Только в комнате рядом с лифтом горел свет. Элиза Куэста, судя по звуку, что-то набирала на клавиатуре. Эверт Гренс прислушался и приоткрыл дверь. – Можно? Инспектор Элиза Куэста с ноутбуком на коленях сидела в углу, на чем-то, больше похожем на табуретку, чем на стул. Собственно, это и была табуретка. Ничего другого невозможно было бы втиснуть между пирамидами нераспакованных коробок. – Вижу, у вас все как в прошлый раз, – сказал Гренс. – Тогда мне все-таки удалось сесть вон на тот ящик. Комиссар помнил прошлое посещение и чувство, будто земля под ногами качнулась. Тем не менее он снова взгромоздился на набитую бумагами коробку, которая на этот раз показалась ему даже более устойчивой. Он плохо представлял себе, с чего начать разговор. – В общем… у меня вопрос, который может показаться вам странным… – Интересно. – В прошлый раз, когда я здесь был, когда мы… – Гренс, я все помню. Это было глупостью с моей стороны. Я видела, в каком вы состоянии, и мне ни в коем случае не следовало к вам стучаться. Я знаю, что на вашем столе нераскрытых дел гораздо больше, чем отведенного на них рабочего времени. Но через месяц эту девочку должны были объявить мертвой, а я все еще не могла ее отпустить. И вот подумала, что, если дать вам взглянуть на эти материалы одним глазком, так сказать, последний шанс… – Теперь я вас совсем не понимаю. – То есть я была почти уверена, что вы не в состоянии воспринять ни слова из того, что я вам говорила. Тем не менее вы справились каким-то образом. За время своего отпуска, и вот… Линнея вернулась, она жива. Понятия не имею, как вам это удалось, но я благодарна вам за это, и вы даже не можете себе представить… – Вы видели, в каком я состоянии? – Да. – Что это значит? – Кажется, я уже тогда вам об этом сказала. Вы выглядели потерянным. Дезориентированным. Думаю, и это не будет преувеличением. Именно такое впечатление вы тогда производили. Поэтому я и предложила вам отправиться к Вильсону и взять отпуск. Но потом, когда вы, спустя месяц, несмотря ни на что вернулись сюда и заговорили о другой девочке, над могилой которой стоит белый крест и которой, тем не менее, мы тоже якобы должны заняться, это… В общем, это выглядело подозрительно. Тем не менее я рада, что ошиблась и что Вильсон все-таки отправил вас в отпуск, который вы использовали, чтобы распутать дело Линнеи. – Месяц, вы сказали? – Да. – И «вернулся»? – Да. – Заговорил о другой девочке? – Да. – Ммм… Что-то здесь не так. Я не совсем вас понимаю. Может, это вы… дезориентированы? – Оставалось совсем немного до объявления Линнеи мертвой, когда вы, Гренс, постучались в мой кабинет, чтобы рассказать о той девочке. Которой тоже было четыре года, когда она пропала. Я так и не поняла, кого вы имели в виду? Головокружение. Оно ненадолго отпустило, но вернулось сегодня утром, а сейчас стало почти нестерпимым. – Я имел в виду, как и сказал тогда, девочку, которую выкрали из машины на закрытой парковке и которая… – Гренс, я не помню такого дела за все время, что проработала в полиции округа Сити. Никогда мы не расследовали пропажи ребенка, который был похищен с парковки или гаража. И у нас с вами никогда не было разговора о какой-то другой девочке. Только о Линнее и ее исчезновении из супермаркета. Повторюсь, я страшно рада, что вы разобрались с этим. Гренс чудом не упал, лавируя между ящиками обратно к двери. Хоть и придерживался одной рукой за стенку, а другой за книжный шкаф. Он вообще не помнил, как потом добрался до кладбища. И сколько бродил между могилами в тусклом свете фонарей, напрасно высматривая белый крест с табличкой «Моя маленькая девочка». Головокружение и беспокойные сны вернулись и стали снова изводить его. В Копенгагене Гренс не замечал всего этого – только адреналин и бьющая через край энергия. А теперь он до полуночи засиделся на парковой скамье и, только когда защебетали птицы, заметил наступление утра. Гренс встал и пошел. Сначала к могиле Линнеи, из которой скоро должны были выкопать пустой гроб, потому что ни в нем, ни в могиле больше не было никакого смысла. Гренс отыскал ее именно там, где, по его представлениям, она и должна была быть. Здесь они с Йенни бросили по цветку в свежевырытую яму. Там, в церкви с арочными сводами, сидели среди скорбящих.