— Лебель — не по-русски что ли. Словно хорошее слово исковеркали. Кажется, Лель наконец-то немного обиделся: — Проще, не всегда лучше. И лебедей этих, наверное, по всей стране — завались. А вот Лебель — единственный и неповторимый. Тори подняла обе руки. — Сдаюсь. Ты прав. Так проводишь до Приозерной? — Пошли, — он вскинул свой рюкзак на плечи. — Тут недалеко, пешком напрямки быстрее, чем объезжать на такси. Они в три минуты пересекли миниатюрную площадь перед зданием автовокзала и оказались на тянущейся в бесконечную даль дороге. Улица с рядком стоящими особняками эпохи раннего модерна показалась Тори уютной. Причудливые магазинчики, аккуратные домики и большие зеленые деревья. Несмотря на то, что город явно готовился ко сну, Тори чувствовала: и дневной его ритм уютен и спокоен. В витрине цветочного магазина, который попался им по дороге, цвели всеми возможными красками бутоны и соцветия, хозяин фруктового павильончика заботливо укладывал на ночь фрукты в небольшие холодильники. Две пожилые женщины остановились на тротуаре и негромко обменивались какими-то милыми новостями. Они так замечательно и по-доброму улыбались, что Тори вдруг захотелось стать частью этого спокойного, почти идеального мира. — Странно, — сказал Лель, вглядываясь в пока еще бледные огни. Тори показалось, что он прочитал ее мысли. — И в самом деле, странно, — согласилась она. — Никогда не мечтала жить в подобном сонном месте. — Ты о чем? — не понял Лель. Видимо, он все-таки не умел читать мысли. Или делал это невнимательно. — Я ЭТО имею в виду, — сказанное точно не относилось к внезапному желанию Тори остаться в Лебеле вдруг и навсегда. Она старательно вытаращила глаза в начинающиеся сумерки, но ничего такого уж странного не увидела. — Эта шоколадница, — кивнул ее спутник. Она посмотрела в ту сторону, куда Лель махнул рукой, не просто старательно, а внимательно. Может, по чистой случайности, но именно в этот момент в дальних сумерках, мигнув два раза, зажглась вывеска «Шоколадная нежность». И было в ней нечто такое, от чего Тори поежилась. Вокруг слова «нежность» вызывающе красным горели пронзенные стрелами сердечки, превращающие вывеску в нечто, вроде магазина «для взрослых». Из тех, что называются «Ты и я» или «Соблазн», как-то так. — Это не секс-шоп? — на всякий случай удостоверилась она. Лель улыбнулся и покачал головой: — Шоколадница, — повторил он. — Она и в самом деле странно выглядит, — подтвердила Тори, что бы он ни подразумевал под этим словом. — Да нормально, — махнул Лель рукой. — Сколько себя помню, всегда так выглядела. А странно то, что она открыта. Потому что «Шоколадная нежность» открывается только раз в году. — А она — это что? — спросила все-таки Тори, и, понимая, что сейчас он опять повторит это непонятное «шоколадница», быстро добавила. — Ну, там магазин или кафе? И почему — раз в году? Ей вообще не могло прийти в голову, за каким лядом держать заведение, если открывать его раз в году. Это же не елка, которую срубил, нарядил, отпраздновал и выбросил. Платить за коммуналку все равно нужно, и содержать тоже. — И магазин, и кафе, — сказал Лель, решительно направляясь к «Нежности». — Открывается раз в год — 14 февраля. Тори поплелась за ним, стараясь не отставать. Коленка, с которой сползал бинт, заныла растревоженной раной. — Почему 14 февраля? — Ты чего? — он резко остановился. — Не знаешь? 14 февраля — день всех влюбленных. Это магазин… — Все-таки секс-шоп, — Тори, кажется, правильно отразила новые вводные. — Да нет же, — Лель не раздражался, просто констатировал факт. — Это магазин всяких шоколадок. Всегда неожиданных и интересных. Можно даже самому вылить любую форму. Мы в детстве с таким нетерпением ждали дня, когда «Нежность» открывалась. Весь год копили деньги. — А, — Тори всегда была несколько равнодушна к шоколаду. Не то, чтобы прямо вот ненавидела, но вполне могла без него обойтись. Не страдала от отсутствия. — Может, сначала ты меня проводишь? А потом пойдешь… выливать формочки. Наверное, не стоило хамить симпатичному молодому человеку, который делал ей одолжение. Но Тори устала. И еще немного пугала неизвестность впереди. — Извини, — Лель внезапно остановился. — Но всю мою жизнь шоколадница открывалась только вечером 13 февраля. И закрывалась через сутки. А сейчас какой месяц? — Август, — привет, кэп очевидность. — Ты не понимаешь? Тори не понимала. Лучше бы яичницы с колбасой, а вовсе не выливать шоколад в дурацкие формочки. — Я должен проверить, — сказал он. — На минуточку. Неужели что-то случилось? Пришлось плестись вслед за Лелем по изгибающейся улице, пока они не уперлись в калитку сада, где среди деревьев угадывался двухэтажный особняк, с четырех сторон поддерживаемый большими колоннами. Перед его мрачным фасадом виднелся старый фонтан с какими-то скульптурами, они показались Тори необычными, но разглядывать их почему-то не хотелось. Она быстро отвела глаза. Может, потому что темнело, а в сумерках любая неподвижная фигура кажется зловещей. Царила полная тишина, даже ветер не шелестел листьями. Застывшее время. Наверное, так оно и ощущается. Ни единого движения. Тори вспомнила скрип качелей во дворе дома пропавшей Леськи и вздрогнула. Засахарившееся время вздрогнуло вместе с ней, осыпаясь сладкими кристалликами: Лель мягко обнял Тори за плечи и потянул за собой по дорожке, выложенной осколками плитки. Парадоксально, но как только Тори переступила порог мрачного дома, на нее тут же упало ощущение детства. Нет, она никогда не жила в таком старинном особняке. Но… Запахи… Здесь должно было пахнуть стариной пылью, может, даже плесенью или влажным мхом, но Тори и ее спутника немедленно окружили шоколад, ваниль, корица и еще какие-то неведомые приправы. Это и в самом деле была прекрасная шоколадница. На светло-серых стенах сияли стилизованные под кирпичи белые островки панелей. Хрупкие этажерки переполнялись настоящими детскими сокровищами: в маленьких прозрачных баночках заманчиво и разноцветно пестрели веселые россыпи драже и монпансье, а в огромном пузатом бочонке ждали своего часа пышные куски нежного зефира. На лотках высились небольшими горками румяные сдобные палочки эклеров, залитых с одного конца глазурью, на которой аппетитно расположились разноцветные сахарные бусины. — Вы ищите чего-то особого? В конфетном раю голос звучал завораживающим шепотом. Тори, немного растерявшись при этом великолепии, не заметила небольшую девушку у стола, который, очевидно, служил в этой шоколаднице стойкой. Она говорила очень тихо и невероятно спокойно, но каждый звук ее голоса ясно чеканился в ушах. А потом забирался в затылок, отдавая приятной истомой. Черные прямые волосы ниже плеч. Бирюзовые глаза под интересными ресницами: каждая длилась отдельной стрелой, целясь прямо в душу. Очень чувственно. Тори несколько раз пыталась сделать себе такой макияж, но никогда не достигала подобного совершенства. Получались просто склеенные «паучьи лапки». На девушке была ослепительно белая блузка с глухо застегнутым воротником, плотно закрывающим горло, и темный, огромный фартук. Она мешала в большой прозрачной миске что-то похожее на хлопья чистого снега. И оно, это белое, так же приятно поскрипывало, как снег на легком морозце. — Сливки придают шоколаду мягкость, хотя и делают его более приторным, — сказала она, заметив, как Тори уставилась на белоснежное чудо в ее руках. — Пожалуй, стоит добавить немного полынного вермута, вы не находите? Горечь снимет приторность. Или лучше — кофе? Вам как больше нравится? Девушка кинула быстрый взгляд на темное окно и вдруг рассмеялась: — Хотя что это я… После заката не стоит злоупотреблять кофе. Вермут — в самый раз. Решено! — Нара, а можно вермут без шоколада? Лель шагнул из-за Тори в круг света, и девушка радостно вскрикнула: — Лель! Он подошел к ней и обхватил всю сразу: и ее хрупкую фигурку, и огромный фартук, и миску со сливками. — Я так рад! И ты покрасила волосы?! Тори к большому для себя изумлению почувствовала укол ревности. Маленький такой укольчик, но он обнажил неожиданную реальность: за время пути она уже «присвоила» себе симпатичного попутчика. По крайней мере, Тори очень не хотелось, чтобы он обнимался с кем-то, кроме нее. — Неужели ты пал так низко, что заходишь в шоколадницу выпить? — покачала головой Нара, выныривая из кольца его объятий. — Тут же дети. Тем не менее она казалась очень довольной. Кисти рук в белоснежных кондитерских перчатках Нара подняла вверх, словно заранее сдавалась. Но, конечно, она просто сохраняла их нетронутую человеческими прикосновениями чистоту. — Дети приходили днем, — Лель улыбнулся. — И я уверен, как всегда их было много. Сейчас почти ночь, а я уже давным-давно не ребенок. Ты все время забываешь об этом. — Садись, взрослый пьяница, — засмеялась Нара, указывая на невысокие, и в самом деле почти детские столики. — У меня всегда есть, что тебе нужно. Знаешь же, хитрый лис… Тори как раз особенно остро почувствовала себя ненужной и лишней, когда шоколадница улыбнулась уже ей. — И ты тоже, милая. Как тебя зовут? — Это Тори, — вмешался Лель. — Мы познакомились в автобусе. Прекрасная девушка, она здесь впервые. — У него все девушки прекрасные, — сказала Нара, обращаясь к Тори. — Не ведись на угодливое красноречие. Говорю же, этот лис очень хитрый. Тори опять почувствовала себя уютно. Даже как-то… Слишком уютно. Через несколько минут, как она переступила порог чужого дома, готова была прямо здесь, среди одуряюще пахнущих сладостей, раздеться и лечь спать. Тори провела рукой по лицу, отгоняя сонный морок. — Вы, кажется, давно знакомы? — вежливо спросила она, втискиваясь за столик. Сон ушел, но немедленно захотелось есть. Конфеты, зефирки, мармеладки, шоколадки. Что угодно! Рот наполнился вязкой слюной, и она громко сглотнула. — Очень давно, — хором подтвердили Нара и Лель. — Дайте угадаю, — включилась в хор Тори. — Одноклассники?