— Голоса? — Ну да… Манера говорить, интонация… Что-то такое… — Просто они обе — шептуньи, — нисколько не удивился Лель. — Ну, знаешь… Завораживающий голос, от которого приятные мурашки по коже? У нас таких девушек с незапамятных времен называют шептуньями. Такая вот легендарная лебельская традиция. — Я слышала, что такой голос называется «асмршный», — пояснила Тори. — Триггерный. Такие вообще-то везде встречаются, некоторые целую блоггерскую карьеру делают… Но у вас прямо особенно как-то это все проявляется. Триггерные голоса и движения. Словно в самом воздухе разлито. И девушка эта, которая утром со мной на Приозерной говорила… Сейчас я и не сомневаюсь, что этот «Сладкий сон» транслировался именно из Лебеля. — Я, честно говоря, так привык, в детстве вообще не замечал. Когда ты в системе, воспринимаешь все, что вокруг, как единственно возможную норму. А сейчас, приезжая, сначала чувствую, а потом опять перестаю обращать внимания. — И много у вас таких? — поинтересовалась Тори. — Шептуний? — Хватает… — Лель неопределенно развел руками. — А у тебя точно ни с кем из них ничего не было? — она с подозрением посмотрела на Леля. Знала, что не стоит о таком спрашивать, но все равно не утерпела. — С кем?! — он в непритворном изумлении округлил глаза. — С Нарой или Тиной? — А чему ты удивляешься? — Да это было бы вроде инцеста, — выдохнул Лель, захлебнувшись возмущением. Тори впервые видела, как он вышел из себя. — Они же всю жизнь около меня, с самого детства. Сколько себя помню. Заботились обо мне, развлекали, кормили, лечили. Они как матери… Как ты могла… — Извини, — Тори точно не нужно было спрашивать. — Просто они выглядят, как твои ровесницы. Очень красивые, необычайно обаятельные ровесницы. Никогда бы не подумала… — Они всегда были такими, — сказал Лель. Тори это уже слышала. И это все опять показалось ей странным. Глава седьмая. Дом, в котором… Лель вызвал такси, и они ехали по городу, который в какое-нибудь иное время Тори разглядывала бы во все глаза. Но сейчас рассеянно провожала взглядом улицы, не вглядываясь ни в здания, ни прохожих. Хотелось только одного — скорее попасть на эту Приозерную пять и покончить с неприятной тайной. — Ты обещал рассказать по дороге, — напомнила Тори. — Про связь дома с легендарными статуями. — Ага, — Лель приобнял ее и зашептал в ухо — то ли, чтобы водитель не слышал, то ли придавая истории особый таинственный колорит: — Знаешь, как это здание называется среди местных? По крайней мере, лет двадцать назад, когда мы с пацанами, вопреки всем запретам, лазили по этой развалюхе? Тори пожала плечами. Его вопрос был явно риторическим и не требовал ответа. — Дом проклятого священника, — Лель не стал долго томить. — Это детская страшилка? — Самая жуткая легенда. И очень древняя. Говорят, Лебель возникла на месте урочища. Здесь обитало какое-то племя, но так давно, что еще до революции кануло в неизвестность. Остались от него только древние идолы, хозяева святилищ. — Поняла, — ответила Тори. — Это и есть статуи, которые разлагаются сейчас на дне Лебеля. Которые, я как бы видела. И как они туда попали? — А вот это — самая интересная часть легенды. Говорят, что статуи уничтожил какой-то священник. — Проклятый? — Он самый. С ума сошел или с язычеством боролся, а только расколошматил каменных идолов и скинул в Лебель, а деревянных — пожег. А самая большая статуя его прокляла. Священник и бросился в озеро вслед за обломками. В следующую же ночь. — А ты говорил, что никто не тонул… — Ну, кроме этого священника, — улыбнулся Лель. — И с тех пор в особо безлунную тьму иногда случайные прохожие слышат шум борьбы и жуткие проклятия, которые доносятся из-под воды. Говорят, что идолы избивают своего разрушителя. А после странных звуков на берегу видят тень. Священник спасается от мучителей в своем доме, и тогда в окнах заброшки зажигаются тусклые огни — будто кто-то ставит свечи. Но потом приходят горящие обломки сожженных изваяний, и он бежит от них в Лебель. Так и гоняют они его как мячик в пинг-понге: с озера в реку, и обратно. Нет душе покоя. И горе тому, кто встретится на пути бегущего в такую безлунную ночь. — А при чем тут Приозерная, пять? — По легенде это его дом, ему церковь построила. Или арендовала. Он с миссионерскими целями из монастыря приехал. Дикие народы в православие обращать. В общем, такая вот легенда. Но если о священнике просто страшилка ходит, то идолы и в самом деле стояли вокруг Лебеля. Их изображения остались в рисунках, кажется, эти наброски до сих пор хранятся у Раисы Семеновны. — У кого? — переспросила Тори. — У Раисы Семеновны, моей первой учительницы. Она сейчас на пенсии уже, а ее предок — то ли дедушка, то ли прадедушка — служил в одной из экспедиций проводником. — И священник был в этой экспедиции? — Тори вспомнила, с чего вообще начался разговор. Лель покачал головой. — Не знаю, в этой экспедиции он был или сам по себе. И был ли вообще… Такси остановилось прямо у кромки заросшего травой поля, когда город остался позади. Тянуло уже привычной свежестью: где-то невдалеке наблюдало за ними Лебель. Тори и в самом деле казалось, озеро не спускает глаз с тех, кто хоть однажды появился на берегу. В какую бы сторону Тори не шла, везде, в конце концов, появлялся блестящий глаз голубого блюда с неизменными облаками, задевающими башни перевернутого города. Тори и Лель потом еще шли долго по полю, но зной не томил в этой обволакивающей прохладе, которую озеро, пусть и невидимое за кромкой леса, но дарило своим подопечным. — Это там, — расстроенный Лель прицокнул языком. И Тори даже издалека поняла, почему ее спутник сразу как-то поник. Никто этот дом не ремонтировал. Из зарослей бурьяна поднимался полуобвалившийся фасад с мертвыми глазницами зарешетчатых окон, чахлые кусты покрывали остроконечную ветхую крышу. Не дом, а покойник, которого небрежно похоронили, и теперь его останки лезут из-под земли. Такие жуткие мысли, наверное, пришли от неожиданности: все, что встречала Тори до сих пор в Лебеле, было уютным и приятным: до мурашек в затылке. Это здание выбивалось из радостной картины городка, как гнойный прыщ на мраморном лице красавицы. — Ничего не изменилось, — покачал головой Лель. — Нет тут никакой твоей подруги. И не могло быть. Он в том же состоянии, как и двадцать лет назад. Нетронутый рукой человеческой. Чего бы твоей подруге делать тут, подумай. Мог бы не говорить, конечно, Тори все поняла. На нее свалилась усталость. Не физическая, а самая противная — от безнадежности. Это была единственная ниточка, на которую она надеялась. Что у нее оставалось? — Ладно, — Лель немного повеселел. Наверное, решил, что Тори больше него нуждается в ободрении. — Раз уж мы добрались сюда, пойдем, посмотрим. Это на самом деле довольно легендарное место. Он трагическим жестом показал на заброшенное здание. — Знаешь, в нем и в самом деле одна странность есть… Тори приостановилась. Они уже почти совсем подошли к жилищу «проклятого священника», и можно было разглядеть остатки обвалившейся лепнины над входом. — Сначала скажи, какая странность, а потом мы туда пойдем, — потребовала она. Лель тоже приостановился. — А то, что он вообще не меняется, сколько я его помню. Ну, то есть он всегда был в таком полуразрушенном состоянии, но с годами не лучше и не хуже. За двадцать лет: сколько было стекол выбито, ровно столько и осталось. Как висела эта балка, оторвавшись наполовину — так с места и не сдвинулась. Словно ударила по нему неведомая сила разом и законсервировала во времени. Но не бойся. Мы тут, как я уже говорил, все облазили мальчишками. И ни с кем ничего такого не случилось. Лель остановился на заваленном до лодыжек мусором пороге и повернулся к Тори. Она замерла: в лучах яркого солнца его глаза вдруг странно побелели, яркая голубизна ушла из них. Прекрасный и ставший таким близким Лель превратился в какое-то безглазое чудовище, чужое и нереальное. Как статуя. Как этот дом с мертвыми глазницами окон. Тори словно на секунду вынырнула из обволакивающего сна. Она вдруг опять подумала, что неожиданный любовник был слишком прекрасен. Чересчур идеален. Подозрительно хорош. Нереален. — Эй, ты же так спешила! Чего замерла? Он махнул рукой и наваждение исчезло. То, что их встретило в этой легендарной развалюхе — кучи битого кирпича. Под ногами поднялась ржавая крошка, как только они ступили за порог, щиколотки сразу же погрузились в красную пыль. Внутри дом ожидаемо оказался абсолютно пуст. Просто пространство, которое очевидно когда-то служило большим залом или парадным коридором. По его сторонам полукругом шли ниши в форме арок, но сейчас они были небрежно заложены кирпичом. Тори показалось, что из-за замурованных стен доносился дробный звук капели, но, скорее всего, ее преследовала просто слуховая галлюцинация. В общем же предсказуемо царила тишина — все звуки внешнего мира остались за пределами разрушаемого жилища. — Надеюсь, что проклятый священник сегодня в хорошем настроении, — произнес Лель и закашлялся. — Или его вообще сейчас нет дома. Поднятая пыль запершила в горле и у Тори. — Я тоже на это надеюсь, — с трудом произнесла она сквозь забитое горло. — Что нет дома. Никого нет дома.