— Ну да. Конечно, никто из тех, в кого ты вселялся, не помнит эти моменты. Тебе и нужно-то было — пара минут. Например, пойти с Леликом, скажем… Любоваться на звезды с крыши новой девятиэтажки. Конечно, Лелик непременно бы захотел сделать это, Антон Сергеевич никому не сказал, что именно он поднялся с другом на верхотуру, так как ничего не помнил с того момента, как Лелик сказал ему: «А пошли, а? Давай!», до пробуждения в своей кровати утром. Поднялся проклятый священник с другом Антона Сергеевича под его личиной, столкнул ничего не подозревающего парня с крыши, спустился и отправился спать. А потом просто вышел вон, любоваться из посмертного тумана на суету вокруг трагедии. Кем же ты был на этот раз, в пожаре? Тори вдруг посмотрела на свои руки и закричала, спугнув обрывок тьмы: — Нет, не может быть! Я была далеко от Леля, очень далеко, и меня волок к двери Марк. И я… Я вообще не хотела идти в этот дурацкий павильон. Ее ладони, накануне тщательно вымытые с душистым мылом, перепачкались в саже. Запахло горелым. Пылью, деревом, тряпками — по-разному, но определенно горелым. И эти запахи шли то ли от рук, то ли от призрака, все так же бесплотно маячившего в углу комнаты. Молча, он пытал Тори загадкой: кто там, в объятом пламенем павильоне, заклинил балкой запасной выход? — Марк? — не снижая голоса, спросила Тори. — Этого тоже не может быть. Потому что… Потому что Марк был слишком земным, слишком далеким от второй стороны Лебеля. Запах, напоминавший о трагедии, сгущался. В него просочилась тошнотворная вонь горящей плоти. Становился все невыносимей. — Это сделал ты! Опять использовал добродушного библиотекаря. Однажды открытая дверь, легче поддается второй раз. ТАК?! Тори закричала, схватив первое, что попалось под руку, и швырнула в самый центр на глазах обуглившегося сгустка. Расплескивая белые капли, в угол полетела чашка, опрокидываясь остатками напитка в назревающее пожарище. Тут же запах горящей плоти сменился на гарь сбежавшего молока, а темный образ стал быстро съеживаться, пока совсем не исчез. — Вот так-то, — сказала Тори. И посмотрела на свои руки, близко-близко поднеся к лицу. Никакой сажи на них не было. И пахли они медом. И еще — чуть-чуть — травами, что росли на берегу озера Лебель. — В любом случае, — вздохнула Тори, глядя на пятна молока, светлевшие на обоях в углу, — это такая старая история, что ни мне, ни даже тебе ловить тут нечего. Все решилось задолго до нас, и касается только их двоих. Отступись, а? Оставь их в покое. Когда Тори проснулась на прикроватной тумбочке лежала все та же смятая бумажка с номером телефона Михаила. Только на другой ее стороне появилось нечто новое. Почерком Тори было с нажимом выведено: «Нет необходимости верить, чтобы видеть. Но, чтобы увидеть, нужно поверить». Глава восьмая. Нара возвращается домой Тори оделась и вышла на улицу. Раннее утро давно закончилось, но солнце так и не набрало силу, и надежды, что потеплеет, не оставалось. Она сразу же замерзла, и вернулась посмотреть — нет ли в доме шоколадницы каких-нибудь теплых вещей. Тори не отказалась бы ни от куртки, ни от шапки. Денег оставалось только на пару-тройку посещений столовой и на обратный билет домой. Покупка одежды в эту сумму никак не вписывалась, видимо, придется в обед обойтись булочкой из супермаркета, но купить какой-нибудь дешевенький, но теплый шарф. Вещь, в которую можно закутаться. Ежась от пронизывающего ветра, Тори вышла со двора, а пока возилась, закрывая ворота, заметила небольшой фургончик у дома напротив. Она не знала соседей, как-то не попадались друг другу на глаза, но поняла, что семья собирается в дальнюю дорогу. Мужчина и женщина таскали и складывали в авто большие коробки и огромные мягкие тюки, очевидно, с одеждой. Девочка лет шести уговаривала рыжую и мохнатую собаку залезть в фургон, пес упирался — тормозил всеми лапами по опавшей листве, натягивая поводок. — Здравствуйте, — решила заговорить с ними Тори. — Я в гостях у Нары… Она показала рукой на дом шоколадницы. Мужчина, занятый тяжелой коробкой, только что-то буркнул, женщина приветливо, но как-то безрадостно кивнула. — Вы едете в путешествие? — Тори вдруг поняла, что их сборы больше напоминают поспешное бегство. — Путешествие? — переспросила женщина, загрузив очередной тюк и обернувшись к Тори. Та кивнула. — Похоже, в дальнее? Тори просто старалась быть приветливой. Во внезапно заброшенном городе хотелось изредка перекинуться с кем-нибудь парой слов. — Лиза, поторопись, — отец семейства не обращал на нее внимание. — Если мы провозимся, то попадем в огромную пробку на выезде. Проверь, как упакована посуда, мне кажется, — не очень хорошо, половина побьется. Женщина, так ничего и не ответив Тори, поспешила во двор, где ждали погрузки вынесенные из дома вещи. — Все почти выехали, — вдруг сказала девочка. — А у меня была ангина, только сегодня температура спала. Вот он и сердится. Апель, ну пойдем, будь же хорошим мальчиком. Она опять потянула за поводок. Тори присела перед ней. Глаза у девочки были серыми с голубыми искорками и немного ввалившимися. Кажется, она еще не совсем выздоровела. Кто же едет в путешествие с больным ребенком? — А куда все выехали? — спросила Тори. Девочка пожала плечами. — Из Лебеля. Кто куда может. Папа сказал, это на несколько месяцев, потом вернемся. — Анна, давай-ка в машину, — резко скомандовал появившийся отец. — Нечего стоять на ветру. Хватит церемониться с Апелем. Он схватил упирающегося пса, сунул его в руки девочки и подтолкнул парочку к кабине. — Но… — растерянно произнесла Тори. — Вы бы тоже прекратили свой визит, — вдруг обратился к ней мужчина. — Тем более, что хозяйки в доме нет. Вы же не местная, так? А скоро здесь вообще никого не будет. — Но почему? — Погодные условия, — загадочно ответил мужчина. — Раз в двадцать пять лет в Лебель приходят сразу все казни египетские. Четверть века назад я был совсем маленьким мальчишкой, но помню, как мы убегали от шторма, заливавшего город. Тогда наша семья еле спаслась. Он решил, что сделал достаточно для соседского участия, и отвернулся. Из кабины на Тори смотрела болезненно бледная Анна. Апель все еще вырывался у нее из рук. Тори помахала девочке и пошла вниз по улице. Мертвые окна покинутых особняков, казалось, даже не отражали внешнего света. А там, за зашторенной пустотой чувствовалось тревожное, долгое ожидание хозяев. — Подождите, — вдруг раздалось у Тори за спиной. Лиза запыхалась, пока догоняла ее. — Возьмите, вам точно пригодится, — она протянула что-то небольшое, но явно теплое. Всунула в руки и побежала обратно. Они и в самом деле очень торопились. Тори обрадовалась, потому что это оказалась старая, но теплая шапка. Шерстяная и плотная. Шапка покрылась катышками от долгого существования, но спасала голову и уши от пронизывающего влажного ветра, несущего ледяное дыхание со стороны озера. Тори брела по опустевшим улицам, не ожидая больше ничего хорошего от угасающего города. Размноженные лики Леля — черно-белые пятна портретов из газетных некрологов — кружились вокруг нее, показывались из-за поворотов, чтобы сразу растаять, раствориться в серой взвеси. Весь этот город опять был — Лель. Светлое, семиликое божество, древнее, как сама природа, умирающее и возрождающееся вместе с ней. Но все, что являлось из тумана памяти Тори, было миражом, галлюцинацией, наивной фантазией. А впрочем… Несмотря на то, что в Лебеле резко изменились и климат, и обстановка, город все еще был богат на сюрпризы. Сквозь наложившиеся друг на друга лики Леля, разрывая туман памяти, проступила знакомая фигурка. Навстречу Тори по сумеречной улице брела, заложив руки в карманы огромного плаща не по росту, тоненькая девушка. И Тори почему-то практически не сомневалась: кто это мог быть. — Нара! — окликнула она. Это и в самом деле оказалась шоколадница. Только сильно постаревшая. Когда она обернулась, Тори обомлела. Лицо еще совсем недавно прекрасной девушки прорезали морщины, под глазами залегли глубокие коричневые тени. Кисти рук, безвольно свисающие из рукавов бесформенного плаща, превратились в сухие лапки какой-то неизвестной птицы. Тори сдержала возглас удивления, подбежала к изменившейся шоколаднице. — Ну, чего же ты, Нара? Почему ты не вернулась домой? Я же знаю, ты приехала на… Слово «похороны» не получилось произнести. Нара стояла и смотрела на нее. Тори пыталась прочесть хоть что-то в ее глазах: скорбь, злость, обиду, обвинение, но резко постаревшая девушка просто молчала. — Я понимаю, — Тори прижала руки к груди в отчаянном жесте. — Ты винишь меня в гибели Леля, как все остальные — винишь. Но я… Нара, я виню себя гораздо больше. Хотя и была против этого дурацкого павильона. И, кроме того, я недавно узнала, меня спас из пожара совсем другой человек… Она лепетала глупости, но Нара кивнула. Тори показалось, что с пониманием. И даже с какой-то жалостью. — Я не оправдываюсь… хотя… Конечно, я оправдываюсь, но не убивай меня еще больше, ладно? Кажется, я видела тебя после… Там, в кафе, когда вы все в одинаковых платьях, и Лидия… Ты не пришла в свой дом, потому что не хотела встречаться со мной? — Нет, — бесцветно ответила наконец-то Нара. — Я не была на проводах. И я вернулась домой. Тори заметила, что голос шоколадницы больше не вызывает в ней сладких мурашек и ощущение блаженства. Словно в Наре что-то сломалось. Аппарат, выдающий конфеты, опустел, и теперь только бесполезно и вхолостую ворочает механизмы. — Но я же ночевала и вчера, и сегодня, но тебя не было, — удивилась Тори. — Я вернулась ДОМОЙ, — Нара повторила эту фразу с нажимом на «домой». — Ты не могла меня видеть там. — Но я… Не понимаю, — Тори растерянно опустила руки. — Все проснулись и вернулись домой, — ответила Нара блеклым, лишенным всяких эмоций голосом. — Нара, — Тори пошла ва-банк, так как ей больше не перед кем было раскрыться в этом городе, который гнал ее из себя. — Не подумай, что я ненормальная, но вчера я слышала, как Лидия говорила с ним. И его голос. Словно он не погиб. Это был странный разговор. Мне кажется, я схожу с ума. Или здесь творится нечто и в самом деле очень странное.