– Вик? Он хоть жив? – Конечно. Нос только сломан. У спортсмена зазвонил телефон. Прослушав полученное сообщение, Алан нахмурился и повернулся ко мне: – Глеб звонил. Он за мной ехал, но немного отстал, застряв в пробке. Богдан попал в аварию неподалёку отсюда. Съехал в кювет и врезался в дерево. Он мёртв… Решение пришло быстро: – Алан, ты здесь раньше бывал? Можно как-то открыть ворота с этой стороны? – Да. В стене рядом с калиткой есть неприметное углубление. Хочешь открыть для пожарных? – Хочу выбраться отсюда. Не нужно никому знать, что здесь произошло. Он растерялся: – А как же полиция? Нужно рассказать о Богдане! – Он мёртв и больше никого не убьёт, а у нас нет доказательств. Мои видения к делу не подошьёшь. Пойдём, пока толпа зевак не собралась. – Но… люди должны знать правду! Особенно родственники убитых девушек! – И что она изменит, эта правда? Вернёт жизнь тем блондинкам? Нет! Зато представь, что придётся пережить Жаклин и Инге! Я имею некоторое представление о том, каково жить с клеймом «родственница маньяка». Люди начнут в лучшем случае поливать их грязью или преследовать, как в своё время ты преследовал меня! Алан, не выдержав моего взгляда, отвернулся и молча пошёл к стене. Он ощупывал её около минуты. Наконец, нашёл что искал, и ворота бесшумно распахнулись, выпуская нас в освежающую ночную прохладу… * * * – А я говорю, именно так всё и было! – рассказывала Дарина полушёпотом, бурно жестикулируя. Мы стояли во дворе того, что когда-то было загородным коттеджем Жаклин Голд. Ворота были открыты, вокруг сновали рабочие и просто прохожие, пожелавшие помочь с расчисткой завалов. Даже журналистов никто не прогонял – они могли фотографировать обуглившиеся стены сколько угодно. С момента пожара прошло пять дней, а в воздухе всё ещё витал устойчивый запах гари. Коттедж спасти не удалось, но прилегающая территория не пострадала. Жаклин всё ещё находилась в больнице – после похорон сына ей стало хуже. С ней сейчас была вернувшаяся из Германии Инга. Андрея тоже пока не выписали из инфекционного отделения, так что работой руководили Фёдор и Войнич. Спортсмену, подозреваю, эта роль была не по душе, но он так и не осмелился рассказать Жаклин правду о сыне, а потому отказать ей в небольшом одолжении не смог. – Ты мне не веришь? – насупилась Даша. – Верю, тебе приснился сон, что же тут невероятного? – Он приснился мне за ночь до случившегося! Я видела, как по дороге на большой скорости неслась синяя «девятка». Как перед ней, словно из-под земли выросла Марта, и машина резко слетела с трассы и врезалась в дерево. Это она его убила, Злата! Она, говорю тебе! – Даш, я ничего не отрицаю, но правды мы в любом случае уже никогда не узнаем. Рядом с нами остановилась Галина. Она с тоской смотрела на пепелище и причитала: – Беда-то какая! Сколько горя сразу! И мальчик наш погиб, и дом сгорел! А я как чувствовала. – Она оглянулась на нас, словно приглашая в слушатели, и продолжила: – Роза китайская, что Жаклин посадила, когда Богдан родился, ещё пару месяцев назад чахнуть начала. Я её уже и пересаживала, и удобряла – ничего не помогло. Завяла красавица. Вон она стоит, мы её неделю назад в сад вынесли. Я подошла к кадке с поникшим гибискусом и провела ладонью по листьям и земле. В растении почти не осталось жизненных сил. Удивительно, оно действительно уходило вслед за тем, для кого было взрощено. От земли шёл характерный специфический холод. Я невольно поёжилась – вот и причина. – Галина, вы землю для цветка где брали, не на кладбище, случайно? Земля с могилы домашние растения убивает. – Да вы что?! – всполошилась женщина. – С какой могилы? Я в саду её выкопала, вон под тем дубом возле беседки! Мы с Дариной переглянулись и поспешили проститься с женщиной. – Это то, о чём я подумала? – Глаза Дарины заблестели. – Не знаю, я мысли читать не умею, но в горшке точно земля с могилы. Войнич, можно тебя на минутку, – подозвала я проходившего мимо спортсмена. Он должен был только присматривать за ходом работ и отдавать распоряжения, но включился в процесс наравне со всеми. В старой одежде, перепачканный сажей, после всех этих строгих классических костюмов, спортсмен выглядел довольно забавно. И что особенно приятно – в мою сторону больше не косился недобро, не усмехался криво и не грубил. Совсем… ни разу с того рокового вечера. – Можно и на десять. – Он вытер пот со лба и… улыбнулся. А я невольно напряглась. Эти его улыбки – ещё одно новшество, к которому я пока не привыкла. – Слушаю. – М… м… только не пугайся, нам лопата нужна и грубая физическая сила, кое-что выкопать. – Надеюсь, клад? – насторожился Алан. – Не-а, скелет, – с энтузиазмом возразила Дарина. – Старый-престарый, как в музеях! Его лицо вытянулось, в голосе зазвучало страдание: – Опять? Мелихова, ты без них не можешь, что ли?! – Со мной не соскучишься, правда? Ждём тебя с лопатой возле беседки! Скелет действительно нашёлся. Мы с Дариной точно знали, кому он принадлежал. Я опустилась прямо на землю и протянула ладонь над останками. «Ну же, Марта, открой свою тайну, расскажи, чего ты добиваешься!» Её история была почти зеркальным отражением судьбы Богдана. В семье родился ребёнок-гермафродит. Сороковой год – ни о каких корректирующих операциях тогда и речи не шло. Родители эту физиологическую особенность просто не афишировали, растили отпрыска как мальчика. После войны переехали с ним сюда, в Подмосковье, и жили, как тысячи других простых рабочих семей. Потом ребёнок стал подростком и буквально на глазах… начал превращаться в девочку – наметилась грудь, появились менструации. Переезжать не хотелось – отец уже был председателем колхоза, вот и придумали они эту историю с дифтерией. Мол, сын умер, его похоронили на родине, а чужую девочку удочерили. Так появилась Марта. Подмены никто не заметил: Марта к тому времени переболела оспой, и лицо её было обезображено некрасивыми отметинами, отросли волосы, да и не общалась она ни с кем, молча страдая от своей «ненормальности». Убивать начала по той же причине, что и Богдан: от неразделённой любви и осознания того, что никогда не сможет иметь данного ровесницам – семью, детей, счастье с любимым человеком. Погибла она нелепо и ужасно – полезла на чердак за сушёными фруктами для компота, упала и проломила череп. Девушка ещё несколько часов была жива, но родители не стали посылать за доктором, аргументируя тем, что на дворе зима, заносы – он всё равно не успеет доехать. На самом деле дочь им, похоже, была в тягость. Отец к тому времени уже выбился в ведущие партийные работники, и слухи о злодеяниях Марты могли плохо отразиться на его карьере. Её постыдная тайна, став известной, тоже сильно усложнила бы им жизнь. В итоге Марта умерла от кровоизлияния в мозг, не получив необходимой медицинской помощи, и родители похоронили её в саду под дубом. А по посёлку пошли слухи, что девушка пропала. Какая страшная судьба! Тот редкий случай, когда жалеешь не только жертву, но и убийцу. Вот только зачем Марта являлась Оксане и Свете, я так и не поняла. Если последний сон Дарины был вещим и Марта действительно остановила Богдана сама, единственным доступным ей способом, возможно, это и была её цель – оборвать родовое проклятье, не допустить повторения своей истории. Наверное, так и было, потому что с тех пор Дарине она больше не снилась. Глава 31 Сентябрьский вечер был тёплым и умиротворяющим. Я только что проводила бабушку и собиралась скоротать время за чтением детектива и чашечкой кофе. Звонок в дверь эти планы не нарушил, скорее немного отложил. Я в принципе ожидала посетителя. – Привет, Чемпион, надеюсь, ты ненадолго. Меня Эркюль Пуаро дожидается! Приветливая улыбка Алана, к которой я до сих пор не привыкла, сменилась болезненной гримасой. – Тебе в жизни детективов недостаточно? Я после недавних событий даже телевизор смотреть не могу. Ненадолго, раз прогоняешь, принёс кое-что. Войти можно? – Какой вежливый стал, загляденье просто! Раньше ты так не церемонился, проходи, конечно. – Извини за раньше, я вёл себя как идиот. – Спортсмен мгновенно погрустнел и стал похож на раскаявшегося грешника перед судным днём. Мы расположились на моей маленькой кухне. Я даже чайник поставила и печенье достала. Ладно уж, побуду радушной хозяйкой… в последний раз. – Ты пришёл снова повиниться? Не стоило. Мы ведь уже всё выяснили: ты не безнадёжен, а я не злопамятна. Будем жить мирно, желательно не пересекаясь, помнишь первый пункт нашего договора? Алан кивнул и положил передо мной конверт. – Помню, я здесь по поводу второго пункта. Вот твои документы. Теперь к ним невозможно придраться. Даже если кто-нибудь очень дотошный пошлёт запрос в ЗАГС, где по паспорту зарегистрировано твоё рождение, он получит соответствующее подтверждение. – Как? Разве можно подделать актовые записи двадцатипятилетней давности?