— Ха! Я, брат, тоже не чокнутый. Разбираюсь, с кем говорю. Вот начальнички все эти твои мне до Фени. Я б ему резанул! Тебя только подводить не хотел. Виталий вдруг ощутил, как снова появляется нить в их разговоре, и с досадой подумал, что тем не менее разговор этот надо кончать: «золотых фактиков» быть не должно. И, внезапно решившись, очертя голову спросил: — Вася, где сейчас Косой? Он ожидал отпора или злой насмешки, но такого испуга, какой мелькнул вдруг на Васькином лице, такой затравленной тоски в глазах Виталий увидеть не ожидал. — Не достать тебе его, — тихо промолвил Васька. — Нипочем не достать. Далеко он. Виталий ничего не понимал. Если Васька передал этому Косому украденную в музее вещь — а он ему что-то передал очень ценное, как сказал Олег! — то должен изо всех сил отрицать знакомство с Косым. Тем более если он так его боится. Но Васька не только не отрицает, он словно ждет чего-то от Виталия, чего-то безмерно важного для себя, такого важного, что это даже пересиливает в нем страх. И Виталий уже напористее спросил: — Сначала скажи, какую вещь ты ему передал. Я-то догадываюсь, но хочу от тебя услышать. — Не можешь ты догадываться! — крутанул головой Васька и, весь словно ощетинившись, прибавил: — С этим лучше не подъезжай, понял? Сдохну — не скажу! Найдешь Косого — найдешь и вещь. Тогда и разговор будет. А пока трупом можешь меня делать, а не скажу! Трупом! Понял? Последние слова Васька выкрикнул почти истерически. Губы его дрожали, и снова страшно задергался шрам на щеке, но Васька на этот раз не прижал его рукой. В этот момент Виталий почти инстинктивно пошел по единственно верному пути. Он не стал уговаривать или успокаивать Ваську, а резко спросил: — Где Косой? Как до него добраться? Васька сразу умолк, потом долгим, испытующим взглядом посмотрел на Виталия и недоверчиво усмехнулся. — Побоишься. Небось привык скопом, семеро на одного? — И, заметив, как сжались от обиды губы Виталия, прибавил: — Ладно. Пошутил. — Тогда говори. Если доберусь, тебе же, дураку, дышать будет не страшно. Так ведь? — Ну, хорошо, — с угрозой произнес Васька. — Скажу, если ты такой, что смерти не боишься. То, что услышал Виталий, и то, что предложил ему потом Васька, было так захватывающе необычно, что он взволнованно сказал под конец: — Запомни, Вася: или я это возьму на себя, или… к чертовой матери уйду отсюда! И дело тут было не только в Косом, но и в самом Ваське. ГЛАВА 3 НЕКАЯ ОСОБА С РЕБЕНКОМ Когда за день до этого Свиридову позвонили, наконец, из Министерства иностранных дел, в комнате у него, кроме Цветкова и Откаленко, сидел и журналист Тропинин. Последний, перекинув ногу на ногу, нервно покуривал сигаретку. На столе перед Свиридовым лежал экземпляр его очерка, по поводу которого шел неприятный для автора разговор. — Понятно, понятно, — говорил Свиридов в трубку. — Так он у меня сейчас. Скажите ему сами. А я лично с вами вполне согласен. — Он кивнул Цветкову и, протягивая ему трубку, сказал: — На-ка… Цветков с невозмутимым видом взял трубку. Голос, по которому он сразу узнал сотрудника министерства, ведавшего их делом, убежденно сказал: — Вот что, Федор Кузьмич. Все-таки стоит ли беспокоить господина Крагера и его семью по такому вопросу? Положение его слишком высокое для этого. И отношения у нас с его правительством самые лучшие. Если вдруг он вас не так поймет… — Мы ведь все это уже обсуждали, — сухо возразил Цветков. — Но сомнения остались. И вот товарищ Свиридов тоже их разделяет. — А я — нет. И повторяю: у нас нет подозрений в отношении… — Цветков покосился на журналиста, — его самого и его семьи. Просто надо уточнить некоторые обстоятельства. — Хорошо, — голос в трубке сделал паузу. — Если ваше решение не изменится, то завтра в двенадцать мы с вами поедем к господину Крагеру. Когда Цветков положил трубку, Свиридов бросил на него испытующий взгляд и снова обратился к Тропинину: — Вот так, дорогой товарищ. Полагаю, о единичных фактах отрицательного порядка писать не надо. Курс сейчас на укрепление авторитета милиции. А то, понимаете, что ни фильм, то милиционер дурак или бюрократ. Эстрадники тоже… А теперь и газета… — Но тут есть и положительные факты, даже героические, — возразил Тропинин, и на полном, до глянца выбритом лице его, обычно добродушном, мелькнуло нетерпение. — А это оставить, — сделал округлый, как бы приглашающий, жест Свиридов. — Обязательно оставить. И все будет как надо. — Нет, как не надо! — горячо воскликнул Тропинин. — Факты скрывать нельзя! Это хуже всего. Поймите вы. «Упрямый мужик, — одобрительно подумал Откаленко. — Никогда бы не подумал». — По-вашему, мало еще моют косточки милиции? Добавить надо? — подозрительно осведомился Свиридов. — Всякие там обыватели только и ждут этих ваших фактов. — Не обыватели, а читатели! Они хотят знать все. И гласность в таких делах — это лучшее лекарство. — Лекарством лечат больных, а мы, слава богу, здоровые. — Но критика полезна и здоровым. Я пишу о героях, об отличных людях. Но когда среди них попадается случайный человек… — Кадры не пропускают к нам случайных людей! Тропинин посмотрел на Цветкова. — А что скажете вы? — Полезная статья, — коротко ответил Цветков. — А вы? — Тропинин обернулся к Игорю. — Это помощник Федора Кузьмича, — усмехнулся Свиридов. — Он возражать теперь не будет. — Значит, вы допускаете наличие среди вас подхалимов? — живо откликнулся Тропинин. — Кадры, выходит, недосмотрели? — И решительно закончил: — Я передам очерк вашему руководству. — Вот, вот, — кивнул головой Свиридов. — И чем руководство выше, тем ему виднее. — Что ж, пошлем министру. С вашими замечаниями. — Мы люди маленькие, — Свиридов раздраженно закурил. — Но марать наш мундир… Спор, наконец, закончился. Тропинин забрал очерк и ушел. Свиридов облегченно вздохнул, потом хмуро спросил Откаленко: — У вас есть дела? — Меня ждет посетитель, — поняв намек, ответил Игорь. Когда он вышел, Свиридов сказал: — Слушай, Федор Кузьмич. Давай все-таки договоримся. Найдем, так сказать, общий язык. Для пользы дела. Ты сейчас занимаешь вредную позицию. — Возбудил дело? — Черт с ним! Но зачем лезешь к дипломату? Хочешь еще неприятностей? У тебя есть хорошая версия с этим Васькой Резаным. Его надо сажать и мотать. — Завтра Лосев его вызывает. А с дипломатом… — Ну что, что с дипломатом? — Надо уточнить. Почему все посетители, бывшие до этой семьи, видели портсигар, а те, кто был после, его не видели? — Да при чем здесь эта семья, когда в то самое время в музее был Васька? — Вот именно. В то самое время. Свиридов откинулся на спинку кресла и насмешливо поглядел на Цветкова. На следующий день в половине двенадцатого Цветков и Откаленко в новых «выходных» своих костюмах и белоснежных сорочках с аккуратно завязанными галстуками подъехали к высотному зданию у Смоленской площади. Несмотря на парадный вид, выглядели они тем не менее очень по-разному. На Цветкове был старомодный черный костюм: широкие брюки и под стать им пиджак с ватными плечами и узкой талией. Галстук в полоску был завязан широким, неровным узлом. Зато Игорь был одет по самой последней моде, и Цветков, усаживаясь рядом с ним в машину, усмехнулся и сказал: — Да, брат. Мы вроде с тобой из разных эпох. Игорь поглядел на свои остроносые ботинки и пестрые носки на резиночке, выглядывавшие из-под узких, высоко поддернутых сейчас брюк, и попытался сострить: