Руководителем оперативно-следственной группы являлся старший следователь Виктор Константинович Кравцов, он сидел как раз за креслом водителя, тяжело сопел, что-то бурчал и постоянно поправлял очки. Время от времени Зверев открывал глаза и из-под козырька наблюдал за Кравцовым. То, что плохое настроение старшего следователя вызвано его присутствием, Зверев прекрасно понимал и втайне радовался этому. Всякий раз, когда начальник псковской милиции полковник Корнев требовал привлечь Зверева к тому или иному расследованию, Кравцов этому противился и негодовал. Ведь непосредственное участие Зверя в группе определенно подрывало авторитет Кравцова и, безусловно, мешало старшему следователю вести дело так, как ему хотелось бы. Слишком уж своенравным и беспринципным, по мнению Кравцова, был Пашка Зверев, которого в управлении псковской милиции почти все за глаза называли Зверем. Почетное место справа от Зверева, разумеется, как всегда, занял неизменный помощник и любимец легендарного майора старший лейтенант Костин. Веня уже доел купленные Зверевым в столовке оладушки, кусал губы и постукивал пальцами по лежавшему у него на коленях футляру, в котором находился старый морской бинокль. Веня – истинный крымчанин и уроженец города Керчи – в годы войны служил в морской пехоте и называл род войск, к которому себя причислял, не иначе как «полосатым десантом». Когда автобус, везущий опергруппу, миновал развилку, Костин как будто что-то вспомнил и вынул из нагрудного кармана газету. – Ах да, смотрите, что я нашел! – обратился он к Звереву и стал читать вслух заметку из местной газеты. Все тут же уставились на Веню. Статья, которую Веня где-то раздобыл перед самой поездкой, была полугодовой давности, но у большинства сидящих в автобусе она вызвала определенный интерес. Заметка была посвящена биографии и деятельности убитого накануне Войнова, кроме того, под заметкой было опубликовано фото самого второго секретаря – моложавого темноволосого мужчины средних лет. – «Михаил Андреевич Войнов родился в тысяча девятьсот двенадцатом году в селе Славковичи Псковской губернии, в семье столяра. После окончания школы перебрался в Псков, с тридцать первого по тридцать шестой служил в Красной армии в артиллерийском полку. После демобилизации работал старшим кладовщиком на фабрике «Шпагат», в июне сорок первого ушел добровольцем на фронт. Воевал на Северо-Западном и первом Белорусском фронте, дошел до Берлина, был дважды ранен, награжден медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды. В сорок третьем Войнов вступил в ВКП(б) и прошел путь от рядового-стрелка до командира сорокапятимиллиметрового орудия, получив звание старшего сержанта. После возвращения в родной Псков перешел на партийную работу, пройдя путь от инструктора до второго секретаря Псковского горкома партии», – закончив читать, Костин сунул газету в нагрудный карман и дернул Зверева за рукав. – Ну что, Пал Василич, что думаешь на этот счет? Неужели диверсия? – А я откуда знаю? Приедем на место, тогда будем нарабатывать версии. Костин махнул рукой, снова вытащил из кармана газету, повернулся к сидевшему за его спиной Лене и попытался что-то ему сказать, но тот тут же замахал руками. – Отстань! Уж больно много суетишься. – Так как же? Леня отвернулся и по примеру Зверева надвинул на нос шляпу. Веня обиженно скривился, убрал газету и, достав бинокль, принялся через него изучать окружавший их ландшафт. Когда они миновали Крюково и автобус свернул на грунтовку, полил дождь. Мокришин и Логвин переглянулись. – Ну все, пиши пропало, все следы смоет, – покачав головой, заявил эксперт. – Дождь вроде несильный, может, обойдется, – попытался успокоить товарища Логвин, однако по его лицу было видно, что он тоже не особо верит в сказанное. – А это все потому, что кто-то во внеурочное время пошел в столовую и никого не предупредил, – впервые за всю поездку подал голос Кравцов. Зверев, безропотно приняв «камень в свой огород», хмыкнул и тут же отметил про себя: «Наверно, старею…» В былые времена Зверев бы не простил такое ни Кравцову, ни еще кому-либо, однако в последнее время он отмечал про себя, что стал более сдержанным. «И, разумеется, мудрею…» – успокоил себя сыщик. Рассуждая о случившемся, Зверев в самом деле задремал и очнулся ото сна, когда Костин в очередной раз дернул его за рукав. Автобус въехал в деревню. Водитель Гриша Панюшкин остановился возле ближайшей хаты, вошел во двор и поинтересовался, где дом Войнова. Спустя несколько минут, когда Гриша доставил всех до конечного пункта назначения, прибывшие стали выходить из автобуса. Дождь все еще накрапывал, на горизонте появилась радуга. Зверев тоже вышел из автобуса и огляделся: «Посмотрим, как живут вторые секретари райкома». Добротный дом был окружен невысоким плетеным забором и мало чем отличался от прочих домов. Резные ставни, высокое крыльцо, крыша из потемневшей от времени липовой дранки; посреди двора между сараем и покосившейся времянкой был установлен срубовой колодец с во́ротом и двускатной крышей. Когда Зверев открыл калитку и очутился во дворе, на крыльце появился скуластый, среднего роста паренек в синей милицейской форме. – Вы из районного управления? Моя фамилия Ломтев… младший сержант Ломтев. – Парень козырнул Звереву. – Майор Зверев, – представился тот. – Ты местный участковый? – Участковый у нас капитан Пчелкин, а я его помощник. – А сам участковый где? – У себя дома, где ж ему быть? У Пчелкина хата на дальнем краю села. Я за ним, как только ваш автобус увидал, тут же Егорку послал. Егорка – это соседский малец, он у нас прыткий, так что скоро Пчелкин подойдет, не беспокойтесь. – А я и не беспокоюсь. Где труп? Ломтев подозвал гостя к колодцу и указал на лежавшее на земле тело, прикрытое большим куском брезента. – Наш местный фельдшер засвидетельствовал факт смерти, а Пчелкин сказал пока ничего не трогать. Оставил меня здесь и пошел на главпочтамт вам звонить. – А потом твой Пчелкин домой пошел? – Ну, нет, сначала сюда вернулся, осмотрел все, ну а потом ушел. А чего ему здесь столько времени торчать, тем более что у него жена приболела. – Ясно. Зверев приподнял брезент и взглянул на труп. Убитый был бледен, лицо исказила гримаса боли. Во всем остальном второй секретарь псковского горкома партии полностью походил на свое фото, которое было опубликовано в найденной Костиным газете. Чуть меньше сорока, правильные черты лица, тонкие темные усики, выгнутые дугой брови. Зверев потянул брезент и увидел два кровавых пятна. Сыщик повернулся к прибывшим коллегам и помахал рукой. – Приступайте, – распорядился Зверев и отвел в сторону Ломтева. – Ну, рассказывай, что да как! Мне доложили, что есть свидетели. Младший сержант закивал. – Файка все видела, Войнова же прямо у нее на глазах застрелили. Файка – это Фаина Истомина, их соседка. Она вон в той хате живет. – Ломтев указал на один из домов. Зверев тут же поманил Костина рукой. – Слышал? Давай-ка сюда эту Файку. Пока Веня ходил за свидетельницей, Зверев курил, прикрывая папиросу ладонью, так как дождь еще накрапывал. – А народец у вас тут не особо любопытный. Все по домам сидят, – отметил между делом майор. – Так разошлись уже, много же времени прошло. Пчелкин как увидел, что здесь едва ли не полсела собралось, всех разогнал! – И все его тут же послушали? – усомнился Зверев. – А то как же? Он у нас мужик суровый. Спустя пять минут Веня вернулся с круглолицей грудастой бабой лет сорока, облаченной в цветастый халат и с синей косынкой на голове. Когда та вошла во двор, испуганно озираясь, Зверев подозвал женщину к себе. – Здравствуйте, моя фамилия Зверев, а вас Фаиной зовут? – Фаина… Фаина Истомина… – А по батюшке? – Фаина Мироновна, – глядя, как Леня Мокришин осматривает раны убитого, женщина поморщилась и перекрестилась. – Расскажите мне, Фаина Мироновна, подробно, что здесь произошло? Истомина еще раз перекрестилась и затараторила: – Так по утряни дело-то было. Я как Зорьку свою подоила – Зорька – это, стало быть, корова моя, – так сразу к Войнову и пошла. У меня Михал Андреич молоко покупает, вот я и пошла. У них-то ведь своей скотины нет, а молочко Михал Андреич свеженькое любит попить. Вот я ему всякий раз, когда он из города приезжает, молочко и таскаю. А чего не таскать? Зорька наша, она молока много дает. Нам хватает и еще остается. Не то что Люська. Люська – это наша прежняя корова… – Давайте по делу, гражданочка! – перебил Зверев. – Про Люську и Зорьку мы с вами как-нибудь в другой раз поговорим, а сейчас давайте уж про Войнова! Файка закивала. – Ну да, ну да. Так вот про Войнова! Мишка Войнов сам-то из местных, это теперь он у нас не живет. Они ведь у нас теперь люди городские, Зоя Павловна, стало быть, это жена его, завсегда городской была, а сам Войнов, он ведь, как я уже говорила, из местных. За последние годы большим человеком стал. У нас даже в клубе его фотографии висят… – А Войнов часто сюда приезжает? – снова перебил Зверев свидетельницу. – Да нет. Ну раз, ну два за сезон. – Один приезжает? – Обычно с Зоей Павловной – с женой. – А дети у них есть? – Нет, не успели завести. Они лишь года два как поженились. А может, не хотели? Зверев понимающе кивнул. – На чем приезжают? – На автомобиле. Водитель их привозит. Машина у них черная, а водителя Юркой зовут, а вот фамилии не знаю. Юрка этот весь важный такой, щеки вечно надует и сычом на всех глядит. Он Войновых обычно по пятницам привозит, а в воскресенье вечером забирает. – А в этот раз Войнов тоже с женой был? – В этот раз один приезжал. В пятницу вечером Юрка самого Войнова привез, а в воскресенье не забрал. Я когда в субботу им молоко носила, он сказал, что отпуск у него, так что он собирался аж на неделю у нас задержаться. – То есть вы с Войновым общались в субботу? – И в субботу, и в воскресенье. Говорю же, когда он здесь, он каждый раз у меня молоко берет. – Ясно. А вы ничего странного в поведении вашего соседа не заметили? Может, нервничал он или еще что? Файка задумалась.