– И что же теперь делать? Зверев снова сел на стул, достал из кармана свою неизменную «Герцеговину Флор» и закурил. Сделав не меньше пяти затяжек, Павел Васильевич стряхнул пепел с папиросы в чашку, из которой Хромов только что пил чай. Брови сыщика сдвинулись, он щелкнул пальцами. – Что делать, говоришь? Возможно, я скажу тебе, что делать, но для начала я хочу услышать всю правду о той охоте. В первую очередь я желаю знать, кому и зачем понадобилось убивать ребенка? Лесной массив вблизи деревни Кашутино Псковской области, сентябрь 1945-го. На небольшой поляне возле старой поваленной сосны тихо потрескивал костер. В висевшем над ним на самодельной треноге котелке булькала вода, тут же рядом стояла большая миска с огромными кусками нарезанного мяса. Чуть поодаль, под кустом орешника, на расстеленном брезенте были свалены ружья, лежали вещмешки, чайник, плошки и прочая походная утварь. Устроившись прямо на земле, в сторонке сидел Хромов. Он чистил лук и тер рукавом слезящиеся глаза. Ильдару Арсланову, сидящему тут же на корточках, достались для чистки картошка и морковь. Парень ловко орудовал ножом, при этом с недовольным видом что-то бурчал себе под нос. В сторонке – на срезанных ножом еловых ветках лежала кабанья туша. Второй кабан, чуть поменьше, был подвешен на суку росшей рядом осины. Трусевич свежевал тушу острым ножом с загнутым лезвием, и только двоим из расположившихся на поляне живых существ не нашлось полезного дела. Первым бездельником была косматая черно-белая лайка, устроившаяся в ногах у Арсланова. Она мирно посапывала и изредка виляла хвостом. Вторым из тех, кто решил себя особо не утруждать, был Михаил Войнов. Расстегнутый ворот рубахи, заломленная на затылок шляпа – мужчина сидел на пеньке и тихо посмеивался, глядя на бубнящего что-то Арсланова. – Ну что, Ильдарчик, еще не передумал? Может, не станешь больше свой нос воротить и вместе со всеми отведаешь наш шулю́м? – Я больше не ем свинину! – процедил Арсланов и бросил в ведро с водой только что очищенную им картофелину. – Так это же не свинина – это кабан! – продолжал глумиться Войнов. – Кабан та же свинья! Я же мусульманин! Для нас свинья харам[16]. Мишка рассмеялся и подмигнул Трусевичу. – Помнится, во время войны ты, как и все, уплетал свиную тушенку за обе щеки, а сейчас про какой-то харам вдруг вспомнил. – В Коране сказано, что мусульманин может есть запретное мясо во время войны или когда может умереть от голода, так что я ничего не нарушил. А сейчас не война и мы с вами не голодаем. – Значит, будешь есть один хлеб и морковку? Или будем для тебя отдельно кашу варить? Крупа у нас еще имеется… – Слышь, Мишка, отстал бы ты от него! – вступился за парня Хромов. – Что же ему делать, если у них правила такие. Войнов фыркнул: – Подумаешь, правила. А я все эти правила не признаю! – Кто бы сомневался. – Вот и не сомневайся. Знаешь, что про все эти религии Маркс писал? – Все я знаю! Уймись уже. – Не уймусь! А ты вообще, чего это за него тут заступаешься? А… знаю, почему. Наш Сапог ведь тоже верующий. Я ведь видел, что ты под рубахой крестик носишь. Хромов рефлекторно прижал руку к груди, Войнов зло продолжал: – Ты ведь, наверное, потому и в партию и не стал вступать, когда тебе предлагали. Не стал, потому что верующий? – Да иди ты! – огрызнулся Хромов. – Не желаю я с тобой на эту тему больше разговаривать. Мишка рассмеялся, и вслед за этим его лицо вдруг затвердело. – Эх вы! Один мясо есть отказался, другой вообще разговаривать со мной не желает. Я вас не как бывший командир, а как старый друг на эту охоту позвал, а вы рожи воротите. Говорил же я тебе, Ильдар, что кабаны у нас расплодились? Говорил ведь? – Говорил, – хмуро ответил Арсланов. – Ну вот, свалили бы мы лося или косулю, так был бы и для тебя шулюм, а так что я тут могу поделать? – А не надо ничего делать. Я ведь сюда не только за мясом ехал. Мне, может, просто вас снова увидеть захотелось, вспомнить былое, как воевали и все такое прочее. – Ну ладно хоть так, – Войнов зевнул. – А раз так, то и не кисни. Охоту я вам организовал? Организовал. На место доставил? Доставил. Вон берите пример с Фимы. Он, кстати, у нас, как сами знаете, еврейской нации, а иудеи ведь тоже свиней не едят? – Иудеи не едят, только я не иудей! У меня мать русская! – спокойно ответил Трусевич. – То есть хочешь сказать, что ты у нас русский? – Войнов ухмыльнулся. – Конечно, русский, у нас национальность по матери определяют… – Мин арыды́м, арыды́м![17] – Илдар швырнул в котелок еще одну картофелину и поднялся. Он вытер руки о шарф, висевший у него на шее, и взял свое ружье. – Куда ты? – тут же спросил Войнов. – Ноги затекли. Прогуляюсь! Может, утку подстрелю или зайца. – Давай, давай! Удачной охоты! – крикнул вдогонку уходящему в лес Ильдару Войнов и принялся чистить ногти спичкой. Ильдар вернулся спустя несколько часов, усталый и голодный. Остальные же уже давно сидели вокруг наполовину опорожненного котелка с похлебкой. Повсюду валялась грязная посуда, под кустом лежали четыре пустые бутылки из-под водки. Войнов уже не сидел, а лежал на расстеленной поверх лапника шинели. Один из убитых кабанов был разделан, разрублен на куски и переложен в мешки. – Ильдарка явился! – воскликнул Войнов заплетающимся языком. – А зайцы твои где? – Не видел я ни зайцев, ни уток, – ответил Ильдар. – Столько по лесу бродил и ничего не видел. Странно. – Тропу кабанью видел. Пошел вдоль нее и к дубовой роще вышел, там в кустах вся земля перекопана. Большое стадо паслось, видимо, в том месте у них лежка. Войнов поднялся и взял с брезента свое ружье. – Пошли, покажешь, где там твое большое стадо! – Ты ему хоть поесть дай! – проворчал Хромов. – Потом поест! Пошли, двух кабанов взяли, теперь свинку хочу, а то у этих мясо уж больно пахучее. – Если еще одного кабана возьмем, как мясо потащим? До твоих Славковичей верст пятнадцать топать, – запротестовал Трусевич. – Донесем, Сапог у нас вон какой здоровый! Он за раз два мешка унести сможет. А ну пошли! Поели, попили, нужно животы растрясти! Далеко идти-то? – Километра четыре, – ответил Арсланов. – Ну так пошли! – Войнов подтолкнул Ильдара и двинулся за ним. Трусевич и Хромов нехотя встали и пошли следом. Хромов замолчал и впервые посмотрел на жену. Та все так же стояла в дверном проеме. Хромов продолжал: – Где-то на середине пути Мишка и Ильдар оторвались, а мы с Фимой отстали и потеряли их из виду. Когда я услышал выстрел, мы ускорили шаг. Тогда еще ничто не предвещало беды. Пройдя метров сто, я увидел Войнова, его ружье валялось на земле. Ильдар стоял на коленях, и мы не сразу поняли, что он делает. Когда я подошел ближе, то увидел в ногах Ильдара того мальчишку. Он дергался в судорогах, из его шеи сочилась кровь. Рядом на траве лежало лукошко, повсюду валялись рассыпанные грибы. Мишка Войнов, шатаясь, бродил туда-сюда, давил грибы сапогами и матерился. Признаюсь, я тогда растерялся. Ильдар же своим шарфом пытался зажать кровоточащую рану. – Выходит, что Войнов услышал шелест в кустах и выстрелил не целясь? – уточнил Зверев. – Там повсюду были кабаньи следы. Мишка принял мальчишку за кабана и пальнул наудачу. Его ружье было заряжено картечью, и лишь одна картечина попала в цель. Однако этого хватило. Хромов снова замолчал, Зверев поторопил здоровяка: – Продолжай! У нас мало времени. – Ильдар делал все, что мог, но мальчишку было уже не спасти. Картечина повредила артерию, и спустя несколько минут Войнов дернул Ильдара за плечо: «Хватит, его уже не спасти». Войнов был бледен, но уже успел немного протрезветь. В тот момент он снова заговорил с нами как командир: «Мы отнесем его туда, где собираются кабаны, и оставим на том месте, где Ильдар видел кабанью лежку». Мы не сразу поняли, что он имеет в виду, и в тот момент Мишка стал говорить про войну. Вспоминал тот бой, когда мы остановили колонну, говорил про Ваську Якута, про Вербу и Муравьева. Что-то сказал про войсковое товарищество и много чего еще. А потом еще сказал, что все уладит. После того как Мишка закончил свою речь, мы с Фимой отнесли мальчика в дубовую рощу. Мы свернули лагерь и вскоре вышли из леса. Войнов отправился в Славковичи, а мы трое поймали попутку и разошлись кто куда. Я добрался до дома. – И с тех пор вы все забросили охоту и больше не общались друг с другом? – продолжил рассказ Хромова Зверев. – Скажите, – вмешался в беседу Костин и показал Хромову газету с фотографией у пушки. – Здесь вы, Войнов, Арсланов и Трусевич, а что стало с остальными? Хромов взял газету и какое-то время тупо смотрел на снимок. – Ванька Муравьев погиб спустя месяц под Варшавой. Там же в следующем бою был тяжело ранен Костя Верба. Мы оставили его врачам, а позже я узнал, что он так и не оклемался. – А старик с трубкой? – Веня указал на пожилого азиата. – Его фамилия Мичи́л, но мы называли его Васька Якут. Он тоже вскоре погиб. – То есть эти трое никак не связаны с нашим делом? – не унимался Веня. – Говорю же, они все погибли. – Хромов вернул газету Вене, тот снова отошел к окну. В этот момент в дверь постучали.