По воскресеньям Аделина не приходит, значит, обедать придется у Энцо. Но у Энцо обед подают не раньше половины первого. Выйдет он оттуда часа через полтора, то есть в два пополудни. Успеет ли заехать в Маринеллу, чтобы переодеться до приезда Ингрид? Эта истинная шведка наверняка явится ровно в три. Нет, лучше сразу одеться поприличнее. Но во что? На скачки-то можно явиться и в повседневном, а на ужин? Захватить с собой сумку со сменной одеждой? Нет, это глупо. Выбор комиссара пал на серый костюм, надетый всего дважды: на похороны и на свадьбу. Вырядился как на парад: рубашка, галстук, лаковые туфли. Посмотрелся в зеркало: ну и клоун! Скинул все до трусов и сел на кровать в расстроенных чувствах. Вдруг его осенило: надо позвонить Ингрид. Сказать, что ранен в голову, но, к счастью, пуля прошла по касательной… А вдруг она перепугается и рванет в Маринеллу? Ну и что. Встретить ее лежа в постели с перевязанной головой, бинтов-то дома завались… – Давай уже посерьезнее! – сказал внутренний голос. – Сплошные отмазки! Просто тебе не хочется с ними встречаться! – И что же, разве я обязан с ними встречаться? Где написано, что мне непременно следует ехать во Фьякку? – парировал Монтальбано. И все же в половине первого комиссар был у Энцо: в сером костюме и при галстуке, но с таким лицом… – Кто-то умер? – сочувственно спросил Энцо, увидев его в таком прикиде и с похоронной физиономией. Монтальбано вполголоса чертыхнулся, но отвечать не стал. Поел без аппетита. Без четверти три снова был в Маринелле. Только успел освежиться, как подъехала Ингрид. – Ты сама элегантность! – сказала она. Еще бы! Она-то в джинсах и блузке. – Ты и на ужин так пойдешь? – Ну вот еще! Переоденусь. Взяла все с собой. Почему женщинам легко снимать и надевать одежду, а для мужика это всегда геморрой? – Ты можешь ехать потише? – Да я еле ползу! За обедом он почти ничего не съел, но и это «почти ничего» подкатывало к горлу каждый раз, когда Ингрид входила в поворот как минимум на ста двадцати. – Где проводятся скачки? – Рядом с Фьяккой. Барон Пископо ди Сан-Милителло соорудил за своей виллой ипподром, небольшой, но отлично оборудованный. – А кто этот барон Пископо? – Кроткий и любезный синьор лет шестидесяти, занимается благотворительностью. – Деньги он кротостью заработал? – Деньги ему оставил отец, младший компаньон крупной немецкой сталелитейной фирмы, а он сумел пустить их в оборот. Кстати, о деньгах: наличные у тебя есть? Монтальбано опешил: – Вход платный? – Нет, но там ставят на победительницу. В каком-то смысле делать ставку обязательно. – Там что, тотализатор? – Ну что ты! Вырученные деньги пойдут на благотворительность. – А победительнице что-то полагается? – Победительница награждает поцелуем тех, кто на нее поставил. Но некоторые не соглашаются. – Почему? – Говорят, из галантности. На самом деле победительницы бывают страшны как смерть. – Ставки высокие? – Не очень. – Примерно по сколько? – Тысяча-две евро. Некоторые ставят больше. Ни хрена себе! Интересно, большая ставка для Ингрид – это сколько? Миллион? Он почувствовал, что вспотел. – Но я не… – Не захватил? – В кармане у меня от силы сотня. – А чековая книжка при тебе? – Да. – Так даже лучше. Чек – это элегантнее. – Хорошо. На сколько? – Выпиши на тысячу. Много в чем можно упрекнуть Монтальбано, только не в том, что он жмот и скупердяй. Но выбросить тысячу евро, чтобы поглазеть на скачки в окружении толпы придурков, – это ни в какие ворота не лезет! За триста метров до виллы барона Пископо их остановил парень в новехонькой ливрее – словно сошел с полотна семнадцатого века. Правда, лицо верзилы вносило в образ некоторый диссонанс: будто его только что выпустили из тюрьмы Синг-Синг после тридцатилетней отсидки. – На машине дальше нельзя, – изрек бывший каторжник. – Почему? – Все места заняты. – И что нам делать? – спросила Ингрид. – Идите пешком. Оставьте ключи, я припаркую машину. – Это ты виноват, что мы так поздно приехали, – посетовала Ингрид, пока доставала из багажника что-то похожее на сумку. – Я? – Да. Вечно ты со своими «потише», «не гони»… Машины по обеим обочинам. Машины на просторном дворе. Перед парадным входом на огромную трехэтажную виллу с башенкой стоял еще один субъект в ливрее, расшитой золотыми шнурами. Дворецкий, что ли? На вид никак не моложе девяноста девяти лет. Чтобы не упасть, оперся на нечто вроде пасторского посоха. – Здравствуйте, Армандо, – сказала Ингрид. – Здравствуйте, синьора. Все уже ушли, – отозвался Армандо надтреснутым старческим голосом. – Сейчас мы их нагоним. Возьмите вот это, – сказала она, протягивая пакет, – и отнесите в комнату синьоры Эстерман. Армандо подхватил рукой легкий пакет, качнувшись под его весом. Монтальбано успел его поддержать. Этот божий одуванчик того и гляди свалится, если ему муха сядет на плечо! Они миновали холл в духе викторианского десятизвездочного отеля; огромный зал, увешанный портретами предков; потом второй, еще больше первого, полный оружия и доспехов, три французских окна с видом на аллею. За вычетом каторжника и дворецкого, им не встретилось ни души. – А где остальные? – Они уже там. Быстрее. Аллея вела все прямо, потом расходилась на две.