С учетом того, что накануне он почти ничего не ел, Монтальбано решил наверстать упущенное. – Энцо, я так проголодался! – Приятно слышать, синьор комиссар. Что вам принести? – Знаешь что? Не могу выбрать. – Позвольте, я за вас выберу. Комиссар уминал одно за другим кушанья Энцо, пока не почувствовал: если добавить к съеденному хотя бы мятную карамельку, он лопнет, как тот персонаж из фильма «Смысл жизни по Монти Пайтону». Ему было понятно: этот приступ обжорства случился с ним на нервной почве. Неспешно прошелся по молу, через полчаса вернулся в контору, но все еще ощущал перегруз в трюме. Его ждал Фацио. – Что нового за ночь? – первым делом спросил тот. – Ничего. А ты чем занимался? – Съездил в больницу в Монтелузу. Целое утро там потерял. Никто не желает говорить. – Почему? – Конфиденциальность, комиссар. Я же был там неофициально. – Так ты вернулся с пустыми руками? – Кто вам сказал?! – возмутился Фацио, доставая из кармана листок бумаги. – И кто же сообщил тебе информацию? – Кузен дяди одного моего кузена. Я узнал, что он там работает. Родственные связи, порой настолько дальние, что в любой другой части Италии их уже не признали бы таковыми, на Сицилии часто дают единственную возможность раздобыть нужные сведения, ускорить решение вопроса, выяснить, где находится исчезнувший человек, пристроить безработного сынка, заплатить меньше налогов, достать бесплатные билеты в кино, а также сделать множество других дел, о которых лучше не знать тому, кто не связан с вами узами родства. 12 – Итак. Гуррери Джерландо, родился в Вигате… – забубнил Фацио, держа перед глазами листок. Монтальбано чертыхнулся, вскочил, перегнулся через стол и вырвал листок у него из рук. Пока Фацио приходил в себя, комиссар скомкал листок в шарик и выкинул в корзину. Он слышать не мог эти нудные перечисления, которые так нравились Фацио, – они напоминали ему запутанную библейскую генеалогию: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его… – И как мне теперь быть? – спросил Фацио. – Расскажешь, что помнишь. – Но вы потом листок-то отдайте. – Ладно. Фацио подуспокоился: – Гуррери сорок семь, женат на… Не помню, записано на листке. Живет в Вигате на улице Никотера, 38… – Фацио, последний раз говорю: никаких персональных данных. – Ладно-ладно. Гуррери положили в больницу в Монтелузе в начале февраля 2003 года, точную дату не помню, записана на… – К черту точную дату. Еще раз скажешь, что записал на листке, – достану из корзины и заставлю тебя его съесть. – Хорошо-хорошо. Гуррери был без сознания, его привез один тип, имени не помню, но записал на… – Сейчас застрелю! – Простите, вырвалось. Этот тип работал вместе с Гуррери в конюшне у Ло Дуки. Заявил, что Гуррери случайно ударили тяжелым железным прутом, которым загораживают проход на конюшню. Короче, ему пришлось делать трепанацию черепа или что-то вроде того, потому что обширная гематома давила на мозг. Операция прошла удачно, но Гуррери остался инвалидом. – В каком смысле? – У него стали случаться провалы в памяти, отключки, внезапные вспышки ярости и все такое прочее. Я узнал, что Ло Дука оплатил ему лечение и консультации, но ему не то чтобы стало лучше. – Скорее, хуже, если верить Ло Дуке. – По больнице это все, но есть и другое. – То есть? – До того как поступить к Ло Дуке, Гуррери отсидел пару годков. – Вот как? – Именно. Кража со взломом и попытка убийства. – Звучит неплохо. – После обеда постараюсь разузнать, что о нем говорят в городе. – Ладно, валяй. – Простите, комиссар, можно мне забрать листок? В четыре тридцать Монтальбано выехал в Монтелузу. Через десять минут кто-то просигналил ему сзади. Комиссар прижался к обочине, чтобы пропустить торопыгу, но тот, медленно поравнявшись с ним, сказал: – У вас колесо спущено. Мадонна! И что теперь делать? Он за всю жизнь ни одного колеса не сменил сам! К счастью, мимо как раз проезжали карабинеры. Он поднял левую руку, те притормозили. – Нужна помощь? – Да, спасибо. Огромное спасибо. Я землемер Галлуццо. Не могли бы вы помочь мне заменить левое заднее колесо… – А вы сами не умеете? – Умею, но, к сожалению, у меня плохо действует правая рука и мне нельзя поднимать тяжести. – Мы поможем. Комиссар явился в кабинет Джарриццо с десятиминутным опозданием. – Простите, прокурор, такие пробки… Прокурор Никола Джарриццо – крупный сорокалетний мужчина, почти два метра ростом и почти два метра в обхвате, – любил беседовать, расхаживая по комнате, в результате постоянно натыкался то на стул, то на створки раскрытого окна, то на собственный письменный стол. Не то чтобы он плохо видел или был рассеянным, просто ему было тесно в обычном служебном кабинете, как слону в телефонной будке. Когда комиссар объяснил ему причину визита, прокурор немнолго помолчал. Потом сказал: – Не поздновато ли? – Для чего? – Заявляться сюда со своими сомнениями. – Видите ли… – Если б вы даже явились со стопроцентной уверенностью, все равно уже поздно. – Почему, простите? – Потому что все, что надо было написать, уже написано. – Но я пришел говорить, а не писать.