– Без разницы. На данном этапе уже ничего не изменить. Наверняка будут еще новые факты, возможно даже важные, но они появятся в ходе судебного разбирательства. Ясно? – Куда уж яснее. Вот я и приехал вам сказать, что… Джарриццо прервал его, подняв руку: – Кроме того, я не думаю, что ваши действия корректны. Пока не будет доказано обратное, вы еще и свидетель. Все верно. Монтальбано облажался. Он поднялся со стула, внутри у него все клокотало. – Ну тогда… – Вы куда? Уже уходите? Обиделись? – Нет, но… – Сядьте! – велел прокурор, стукнувшись о раскрытую створку двери. Комиссар сел. – Мы ведь можем поговорить в чисто гипотетическом плане, – предложил Джарриццо. Что значит – в гипотетическом плане? На всякий случай Монтальбано решил согласиться: – Хорошо. – Так вот, повторяю, чисто гипотетически и только чтобы порассуждать вслух, предположим, что некий комиссар полиции, назовем его Мартинес… Монтальбано поморщился: ему не понравилось выбранное прокурором имя. – А нельзя назвать его иначе? – Это совершенно несущественно! Но раз уж для вас это важно, предложите имя, которое вам нравится, – раздраженно ответил Джарриццо, врезавшись в рубрикатор. Д’Анджелантонио? Де Губернатис? Филиппаццо? Козентино? Ароматис? Ни одно из имен, пришедших на ум, не подходит. Он сдался: – Ладно, пусть будет Мартинес. – Так вот, предположим, этот Мартинес, проводивший, и так далее и тому подобное, расследование по делу некоего Салинаса, назовем его так… Да что за пристрастие такое у Джарриццо к испанским именам? – Салинас вам подходит? …обвиняемого в том, что он стрелял в торговца, и так далее и тому подобное, замечает, и так далее и тому подобное, что в расследовании есть слабое место, и так далее и тому подобное… – Простите, кто замечает? – спросил Монтальбано, совершенно запутавшийся во всех этих «и так далее». – Мартинес, кто же еще? Торговец, назовем его… – …Альварес дель Кастильо, – с готовностью подхватил эстафету Монтальбано. Джарриццо секунду колебался. – Слишком длинно. Назовем его просто Альварес. Торговец Альварес, открыто противореча сам себе, отрицает, что узнал Салинаса в стрелявшем. Пока все сходится? – Сходится. – А Салинас утверждает, что у него есть алиби, о котором он не хочет сообщать Мартинесу. Тогда комиссар решает продолжать двигаться в избранном направлении, поскольку убежден, что Салинас не хочет говорить про алиби, потому что на самом деле у него нет алиби. Картина совпадает? – Совпадает. Но тут мне… Мартинесу приходит в голову: а что, если у Салинаса и правда есть алиби и он выложит его в суде? – Это приходило в голову и тем, кто был уполномочен дать ордер на арест, а потом направить дело в суд! – сказал Джарриццо, споткнувшись о ковер и чуть не рухнув на комиссара – тот вмиг представил, как кончит дни, расплющенный в лепешку этим «Колоссом Родосским». – И как они разобрались? – Провели дополнительное расследование, оно закончилось три месяца назад. – Но я не… – Мартинесу не поручали, потому что он уже выполнил свою роль. Итог: алиби Салинаса – это женщина, его любовница, с которой, по его словам, он был, когда кто-то стрелял в Альвареса. – Простите. Но если у Лик… если у Салинаса и правда есть алиби, это означает, что суд завершится его… – …осуждением! – ответил Джарриццо. – Почему? – Потому что в тот момент, когда защитники Салинаса достанут из шляпы это алиби, обвинение уже будет знать, как его опровергнуть. Кроме того, защитники не знают, что обвинению известно имя женщины, которая должна предоставить это запоздалое алиби. – А я могу узнать, кто она? – Вы? Комиссар Монтальбано, при чем тут вы? Если на то пошло, об этом должен просить Мартинес. Он сел, написал что-то на листке бумаги, потом поднялся из-за стола, протянув руку ошеломленному Монтальбано: – Рад был повидаться. До встречи в суде. Прокурор направился к двери, стукнулся о закрытую створку, чуть не снеся ее, вышел. Озадаченный комиссар кинул взгляд на листок бумаги, лежавший на столе. Там было написано имя: Кончетта Сирагуза. Он примчался в Вигату, влетел в участок и, опережая Катареллу, бросил ему: – Позвони Фацио на мобильный! Не успел сесть за стол, как зазвонил телефон. – Что стряслось, комиссар? – Бросай все, чем занят, и лети сюда. – Бегу. Выходит, они с Фацио шли неверным путем. Расследование по алиби Ликко проводил не он, Монтальбано, а карабинеры по поручению Джарриццо. И, конечно, Куффаро узнали от карабинеров об этом расследовании. А значит, как ни веди он себя в суде, на ход процесса это никоим образом повлиять не может. Так что все, что происходит: дом вверх дном, попытка поджога, анонимный звонок – не имеет никакого отношения к делу Ликко. Но чего же тогда от него хотят? Фацио, не проронив ни слова, выслушал заключения, к которым пришел комиссар после разговора с Джарриццо. – Возможно, вы правы, – сказал он в конце. – Убери «возможно». – Надо дождаться их следующего шага после того, как им не удалось спалить ваш дом. Монтальбано хлопнул себя по лбу: – Уже было! А я забыл сказать! – Что? – Анонимный звонок. – И он рассказал Фацио о звонке. – Проблема в том, что вы не знаете, каких действий они от вас добиваются. – Будем надеяться, что своим следующим шагом, как ты говоришь, они дадут нам понять. Тебе удалось что-то разведать о Гуррери? – Да, но… – Что такое? – Мне нужно еще время, хочу кое-что проверить. – Скажи как есть. – Говорят, месяца три назад его завербовали.