Захар и Ильяс раньше работали в одну смену, но с приездом Гасана договорились изменить график. Они навязчиво опекали его, не оставляя одного даже в туалете, совсем как когда-то Белу. Открыто доктору Сабитову не угрожали, но и так было ясно, что в случае любого неповиновения до адвокатов дело не дойдет. Его убьют без сожаления и гнева. И тоже не останется никаких следов, могилы, дома, фотокарточек, дневников. Никто не станет его искать. В мотеле Гасан прожил три дня, показавшихся вечностью. Деньги отдал в местный национальный «общак». Даже ел он не то, что мог себе позволить, а то, что готовили в эмигрантском бараке чеченки: безвкусный, приготовленный в духовке лаваш, жесткую баранину с магазинными приправами. «Товарищи» явно готовились к марш-броску через границу, но он не знал никаких подробностей предстоящей операции, кроме тех, что для ее успешной реализации не хватало денег. Несколько светлых часов обычной, полной родственных забот и сердечных откровений московской жизни с Боженой затянулись плотным бельмом преступной путаницы, которую Ильяс и Захар называли то чеченской национальной идеей, то борьбой за победу исламских ценностей. Ему стало безразлично, что делать, с кем, для чего. Он потерял веру в себя и надежду, что это можно изменить. Кажется, им предстояло путешествие во Францию. Городишко их голландского пребывания назывался просто и со вкусом — Бест. Маленький, чопорный в центре и грязноватый в эмигрантских окраинах, он вел размеренную провинциальную жизнь. Все со всеми здоровались, передавали приветы соседям, друзьям и родственникам, искренне интересовались здоровьем. Радуясь приближающемуся празднику, большинство продавцов и барменов рядились в красные рождественские колпаки. Стены домов и прилавки тоже были украшены. Гасан с отвращением вдыхал дым марихуаны, которую курили Захар с Ильясом. «Косячок» можно было без труда купить вечером в любой забегаловке, но местное население не увлекалось травкой. Товар держали больше для заезжих, сотнями фильтрующихся через местные эмигрантские общины. — Не вороти нос, доктор, — сказал Ильяс громко. — Я свободный человек в свободной стране! Закон не нарушаю, жить никому не мешаю. — Остынь, — Захар устало успокаивал подельника. Земляки пришли в мотель, чтобы сказать, что отбытие завтра. Сначала они поедут к побережью, оттуда поплывут прямо во Францию, оставив за бортом благополучную Бельгию. Катерок частный, как маршрутное такси, перевозит желающих от причала деревушки Влиссинген к бельгийским и французским пристаням. Стоит не дорого, по полтиннику евриков за билет в одну строну, восемьдесят — туда — обратно. Ильяс принял решение купить именно такие, в оба конца, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Кто мог их заподозрить и в чем — товарищи умалчивали, просто намекали, что работенка всех ждет серьезная, денежная и благородная. Отправляясь убивать Белу (теперь Гасан понимал, что киллер из «Астории-один» просто немного опередил его земляков), они говорили то же самое — во имя интересов порабощенной Родины, для развития военной медицины, во имя Аллаха, мудрого и всепрощающего… То есть благородство и патриотизм, оплачиваемые деньгами и слезами одураченных или запутавшихся. Глава 36 Карибская полечка становилась все агрессивней. Бармен запустил под потолком обычный, оклеенный зеркальными осколками шар. Серж громко ударял кружкой по столу, отбивая ритм. Кто-то цокал языком, другие хлопали в ладоши. Блики скользили по извивающемуся в центре зала телу. «Идеальные условия, — профессионально оценил ситуацию Глеб. — Даже выстрела, если с глушителем, никто не услышит». Он осмотрелся — сегодня все мирно. Никто даже не вышел в туалет — смотрят бесплатный номер художественной самодеятельности. Жаль огорчать Николь, но то, что она не профессиональная танцовщица, видно сразу. Если Ольга унаследовала от белого отца-арийца цвет кожи, то она — чисто немецкую угловатость и схематичность движений. К счастью, из ресторана уже принесли форель под винным соусом, а мелодия шагнула от доминанты к тонике и оборвалась. Его спутница приближалась к столику под вялые аплодисменты и стук пивной кружки. Вид у нее был почти победоносный. Глеб не стал аплодировать. Он даже не встал из-за столика — просто деловито указал глазами на дымящееся ароматное горячее. Николь смутилась, запуталась в рукавах рубашонки и снова застегнулась, как днем, на все пуговки. Пока она расправлялась с длинной рыбиной, Слепой курил и пил свежую порцию кофе. Он не сказал ни слова после ее призывного танцевального признания. Глеб видел, что она очень ждет похвалы или хотя бы одобрения. Такое ожидание, если дотянуть его до определенной кондиции, всегда заканчивается монологом, часто очень откровенным. Именно монолог, а не диалог ему сейчас нужен от этой местной девушки. Николь отлично управлялась двумя вилками-трезубцами, щедро поливая белую мякоть лимонным соком. Кусочки спаржи и брокколи она ловко накалывала специальной овощной вилочкой, сначала окуная в вязкий соус. За несколько минут тарелка опустела. Отлично, у Сержа еще больше половины бокала, а для юной дамы уже принесли горячий шоколад с корицей. Она первая нарушила молчание: — Шоколад для шоколадки… Признайся, Пьер — именно это ты подумал, когда передо мной поставили эту чашку. — Как ни странно — нет, это была бы очень стандартная, тривиальная мысль. Я подумал о том, что ты красиво и аппетитно ешь, умеешь пользоваться приборами… Итак, Серж допил пиво и думает, не заказать ли еще. Но вот он поднимается из-за стола, кивает знакомым и ищет в кармане бумажник. Значит решил, что на сегодня все. Сейчас непременно зайдет в туалет, потом, скорей всего, перебросится словом-другим с барменом. Отлично, все по плану. Чашка перед Николь опустела, она задумчиво смотрит в никуда, не зная, что будет дальше. Сиверов резко встал, подошел к вешалке и снял с нее красную курточку. Девушка молча надела ее, ловко вынув из рукава спрятанные там шапку и шарфик. — Подожди меня внизу — зайду в номер за курткой, — теперь от кокетливости и детской самоуверенности Николь не осталось и следа. Она только испуганно кивнула и шагнула в лифт. Глеб быстро заглянул к себе, накинул на плечи куртку. Выходя из номера, он заметил, что, если поторопится, поедет вниз вместе с облегчившимся Сержем. Нет, лучше чуть позже. Пусть тот идет вперед. Даже если и задержится рядом с Николь, она быстро отвадит его — загадочный русский пока гораздо важнее. Они неторопливо брели по темной, бедно украшенной улочке — шоколадная Красная Шапочка и законспирированный Серый Волк… Подвыпивший Серж маячил впереди, сохраняя дистанцию. Девушка уже успела спросить, почему Пьер не одобрил ее танец, пожаловаться на неудобные сапожки, поведать, что бармен — местный, все его бабушки и прабабушки из Севра. — Танец был очень хорош, — смягчил молчаливый приговор Пьер. — Мне показалось, тебе немного мешал стук пивной кружки, он не всегда совпадал с ритмом карибской мелодии. Вообще-то, это было откровенной клеветой: Серж барабанил ритмично, но Николь с удовольствием поддержала предложенную версию. В этом она оказалась классически предсказуема, и бредущая в пятидесяти метрах полная сутулая фигура Сержа быстро обросла подробностями соседских сплетен, которые так нужны были Глебу. Серж Лоссэ, немолодой, за сорок, приезжий. Семейный — жена из местных, гардеробщица в том же Бюро мер и весов. Дети-школьники, подростки, хулиганы. Один, между прочим, к ней еще в школе цеплялся, и сейчас цепляется, хотя ему всего шестнадцать. А вот и оно, научно-музейное заведение, сбоку, в парке. Окошко внизу горит — там охрана дежурит круглосуточно. Издали плохо видно, да и темно… Чуть дальше, напротив, впереди, ее дом. Какой именно? Через два после дома Сержа, тот уже свернул в калитку под старым каштаном. Дом, в котором жила Николь, был маленьким, смешным, на вид — картонным. За заборчиком, увитым рождественской гирляндой, торчали вкопанные в землю гномы-европейцы с облупившимися носами и хищно блестящими в темноте зубами. Присмотревшись, Сиверов заметил еще двух здоровенных, тоже зубастых жаб и одну овчарку с закрытым ртом. Все это гипсовое воинство, очевидно, было призвано украшать жизнь двух цветных женщин и радовать случайных проезжих и прохожих. Поймав скептический взгляд своего провожатого, Николь смутилась. Она уже сделала шаг к нему, но отступила, по-бабьи всплеснула руками и заплакала. — Я так хотела тебе понравиться! — теперь она шептала по-французски. — И сначала у меня получилось. А потом ошиблась в чем-то. Скажи, что я сделала не так? Когда? Ты словно перешагнул через меня и смотришь дальше, вперед. — Ты приятная и милая. Я сразу так решил, и не изменил мнения. Хочешь, погуляем еще? Вытри слезы, — Сиверов вынул из кармана бумажную салфетку и вытер красавице нос. Она заревела в голос, выхватила салфетку из его рук и смачно высморкалась. «Смешно смотримся со стороны», — подумал Глеб, похлопал Николь по плечу и слегка подтолкнул. — Пойдем, милая, — теперь он действовал только из сострадания, ничего толкового услышать от нее уже не рассчитывал. Они побрели назад по другой стороне улочки. Поравнявшись с интересующим его объектом — Международным бюро мер и весов — Глеб нарочно замедлил шаги, оперся спиной об ограду, закурил. Николь тихонько стояла рядом и просто ждала, не отворачиваясь и не морщась. — Слушай, приятный парк. Заборчик, правда, высоковат — сразу и не переберешься. Но если постараться — в два прыжка будем там? Попробуем? — Зачем? — изумилась Николь. — Там везде сигнализация, от дерева к дереву проводки протянуты. А у охранников оружие имеется — специальные электрошокеры и пистолеты. — Думаешь, они нас заметят — эти охранники? Они что — аллеи патрулируют? — Сиверов делал очень заинтересованное лицо, нарочито удивленно приподнимал брови. — Мне казалось, Пьер, ты серьезней. Что за детские причуды — гулять в темноте, рискуя жизнью, если можно завтра утром нагуляться совершенно безопасно. Я даже бояться тебя перестала после таких глупых предложений. — Разве я чем-то напугал тебя? И разве завтра охраняемая территория превратится в неохраняемую? — Нет, просто завтра я попрошу мужа тети Андре — это мамина подружка, и нас пропустят, — Николь знала, что если попросить дядю Люка как следует, он разрешит ей все, что угодно. Прогулка с белым иностранцем, возможно, вызовет очередной приступ ревности и любовных признаний, но отказать старый ловелас не посмеет. Пытаясь соблазнить Николь, он смертельно боится жены, с которой дружит мамочка его обожаемого создания. Пьеру об этом знать, конечно, не обязательно, тем более, что она ему вольностей не позволяет, разве что — за ручку подержать, по попке погладить… — А этот дядя Люк, наверно, важная птица? — Сиверову понравилось валять дурака. Сейчас Николь непременно выдаст свою маленькую девичью тайну. Так и вышло. Взгляд девушки стал снисходительным, голос покровительственным. — Важная, конечно, — начальник охраны. Но мне все разрешит, о чем ни попрошу. Я ему нравлюсь! — А тетя Андре как к этому относится? — остудил Слепой ее браваду. — Она-то? — девушка сменила тон. — Тетя Андре знает, что я ничего такого специально не делаю, он тоже без глупостей… Так что, просто терпит… Как все пожилые женщины… Ей ведь уже сорок два… Ваш Лев Толстой называл таких старушками — вспомни «Войну и мир»! — Какая ты образованная! — искренне порадовался Глеб. — Толстого знаешь! Ваш Оноре де Бальзак влюбился в русскую красавицу Ганскую, когда ей было почти столько, и даже ребеночка ей смастерил. — Так помер ребеночек от старости, разве ты не знаешь? Сиверов понимал, что она оговорилась случайно, имея в виду возраст матери, а не ее малыша. Но на ум невольно пришел брат Белы Меснера, умерший в девять с половиной лет от самой настоящей старости. Сморщенный, лысый, он покорно смотрел с любительских и профессиональных фотоизображений, зная, что любая фотосессия с его участием — всего лишь желание оставить посмертную память. Главное, что Глеб запомнил тогда, изучая материалы о прогерии, — интеллект абсолютно сохранен и соответствует возрасту… А в девять лет уже можно понять, чем ты отличаешься от других. Жаль, нельзя рассказать Николь эту печальную историю. А почему ребенок Анны Ганской и Оноре де Бальзака не сделал первого вздоха, не закричал — неизвестно. История медицины знает немало случаев, когда совершенно здоровые дети рождались и от более пожилых родителей. Глава 37 Не воспользоваться маленькой слабостью дяди Люка было бы и глупо. Сиверов изобразил мальчишеское любопытство и бурное желание совершить запретную экскурсию. Обескураженная его неожиданной переменой, Николь пообещала обязательно поговорить с соседями и все устроить. Завтра у нее как раз выходной, и она сможет уделить внимание гостю. Глеб очень порадовался скорости и простоте решения важной проблемы. В девять он оставил Николь у ворот ее домика, приветливо помахав зубастым жабам и напряженной злобной овчарке. Девушка, очевидно, ждала прощального поцелуя или хотя бы дружеских объятий, но кавалер не предложил ни того, ни другого. Он знал, что маятник, качающийся от заинтересованности к равнодушию, заставит ее сейчас же договориться об утренней прогулке. Так и вышло — уже в десять с четвертью в его номере раздался телефонный звонок. Николь сообщала, что экскурсия по парку возможна с семи до девяти утра, но дяде Люку придется сопровождать их. Слышно было, что она очень волнуется, боится отказа, готова вступать в любые переговоры с начальником охраны, если русский не захочет гулять втроем. Правильнее было бы пойти без провожатых, но Сиверову стало жаль растерянную официантку. Она так по-женски беззащитна и самоотверженна, так хочет управлять ситуацией, которую оценивает совсем неверно. Плохо, что приходится просто пользоваться красивой молодой женщиной, играя на ее чувствах. Плохо для него, деликатного и хорошо воспитанного, но хорошо для дела, тоже, кстати, весьма деликатного и к манерам никакого отношения не имеющего. Сиверов думал, как отвлечь начальника охраны, чтобы тот не предложил предъявить содержимое сумки с детектором взрывчатых веществ. Для этого все устройство придется извлечь из жесткой прямоугольной формы и аккуратно сложить в обычный заплечный рюкзак. Для камуфляжа Глеб заказал в баре шесть пухлых, еще теплых сэндвичей — многослойных бутербродов с сыром, салатом и ветчиной. Добавил бутылку колы, обернув все для верности и мягкости салфетками. Собрав с вечера рюкзак, совсем как Аннушка портфель к школе, Сиверов включил ноутбук и занялся изучением схемы парка, которую подготовил Потапчук. Войдут они, скорее всего, через запасные транспортные ворота вдали от главного входа, оборудованного пропускными турникетами. С самого начала нужно завоевать расположение Люка, искренне заинтересоваться не его пассией, а самой прогулкой. Если не злить его, дать возможность смотреться выигрышно — начальственно, он не станет обыскивать, шарить «Сфинксом» российского производства под мышками и вдоль швов на одежде. Пожалуй, надо добавить в разбухший рюкзак еще пару банок пива — помогут налаживанию дружеских отношений между двумя великими державами с похожими флагами. Мнимый консультант российского посольства по вопросам культурных связей Петр Никонов в третий раз за вечер вошел в бар «Le Tramway» и сделал очередной заказ. Бармен просто расцвел, выставляя на стойку четыре запотевших металлических банки, даже предложил стопочку водки за счет заведения. Пришлось поддержать компанию, выставив ответную выпивку и шумно рассказав о предстоящем пикнике в обществе красотки Николь. Кстати, пожилой бармен отзывался о ней очень хорошо, по-отечески и без осуждения. Рано утром Слепой остановил такси у приметного палисадника и посигналил. Девушка вышла не сразу. А еще через минуту скрипнула ближайшая калитка и оттуда выкатился плотный, маленький мужчина, одетый в гражданское. Сиверов вышел наружу и приветливо распахнул дверцы автомобиля. Толстый Люк радостно занял место рядом с Николь и сразу положил лапу на ее острую коленку. — Командуйте! — весело попросил Слепой, и Люк объяснил, куда ехать. На самом деле, и дойти до нужных ворот было бы совсем нетрудно, но Глебу не хотелось терять ни минуты утренней темноты. Он заметил, что Люк не забыл портупею с пистолетом, наручники и металлоискатель. Пришлось прикинуться придурковатым русским милягой, смачно откупорить банку пива, поинтересоваться здоровьем супруги и детишек. Несчастная Николь только хлопала глазищами. Час назад она позволила мужу маминой подруги расстегнуть на себе не только пуговку блузки, но и застежку бюстгальтера. И все ради того, чтобы Пьер провел с ней рядом несколько темных предрассветных минут. А он кокетничает с ее утренним мучителем, поит его пивом, крошит сэндвичи, почти не смотрит в ее сторону. Выходя из такси, даже не подал руки — рассказывал Люку анекдот о политике и неприлично жестикулировал. Прогулка оказалась ненужной и бессмысленной — большую ее часть Николь плелась за хохочущими мужчинами и глотала слезы. Когда совсем рассвело, Пьер остановился под толстым деревом и вынул из бездонного рюкзака колу, пластиковые стаканчики, очередной пакет бутербродов. Садиться на остывшую землю не хотелось — все просто прислонились к шершавому стволу и запили завтрак холодной колой. — Тебе понравилось? — робко спросила Николь. Ему и в самом деле понравилось: по разным диагоналям несколько раз пересекли весь парк, удалось обогнуть здание Бюро по периметру, пройти мимо главного входа, даже опустить рюкзак вниз, к утопленному в землю подвальному окну. Теперь надо было взглянуть на показания датчиков, а для этого лучше бы остаться одному. — Замечательное приключение. Спасибо и тебе, и Люку. Вот только поесть толком не получилось — сейчас бы горячего чайку или кофе. Так что я в гостиницу. — А может быть, к нам? Мама будет рада… — девушка цеплялась за последнюю возможность отделаться от Люка и остаться с понравившимся мужчиной один на один. Почему бы не наградить ее за помощь? Пусть успокоится, перестанет комплексовать, прекратит хныкать. Николь действительно плакала, крупные слезинки оставляли на гладких щеках темные дорожки и повисали на круглом подбородке. Она не вытирала их, не играла выбившимися из-под красной шапки кудряшками, не облизывала припухшие от плача губы. И не красовалась… Впервые была абсолютно, бескорыстно искренней. Он не мог отвергнуть ее безобидное приглашение. Глеб согласился и был награжден милой измученной улыбкой и вздохом облегчения. Развеселившийся от пива Люк дружески пожал русскому гостю крепкую руку и позвал продолжить трапезу на своей территории, но Пьер совершенно неожиданно многозначительно обнял Николь за талию, притянул к себе и сказал, что горячий кофе они будут пить у нее. Толстяк только ухмыльнулся — он точно знал, что соседка ни за что не оставит единственную дочь наедине со взрослым белым иностранцем. — Мама действительно не рассердится? — Сиверову не хотелось лишних неприятностей. — Она будет рада, я говорила о тебе! Ты ей понравился, она ведь из окна на нас смотрела вчера вечером. И Натали ей рассказала, как ты меня в баре угощал… — Натали-то откуда маму знает? — Слепой не сомневался в ответе — здесь все друг друга знают, как в деревне. Так и оказалось… Они вошли в смешной палисадник, Николь открыла дверь своим ключом и громко объявила, что пришла не одна. Почти сразу в большую комнату-студию вошла ее мать, приветливо кивнула и спросила, что приготовить. — Кофе, если можно, у меня и бутерброды еще остались… Он вынул последнюю горку сэндвичей и протянул высокой, очень темной красавице. По сравнению с ней дочь была просто Белоснежкой. Глеб осмотрелся — на стене в узкой позолоченной рамке висел огромный семейный портрет. Рядом с большим портретом висело фото удивительной, почти белой африканки с русой гривой непослушных кудряшек. — Ольга, — буркнула Николь, заметив его заинтересованный взгляд. — Там еще много ее портретов — она любила фотографироваться. Запахло хорошим кофе, мать отошла от плиты и разлила напиток по маленьким, почти прозрачным чашкам. К бутербродам из «Le Tramway» добавилась корзинка с печеньем, вазочка с мягким мармеладом, молочник со сливками. Беседа не очень клеилась, Николь молчала, мать задала два дежурных вопроса: о первых впечатлениях и о погоде. Наступила неприятная пауза, и девушка не выдержала — вышла из-за стола. Глеб остался один на один с «черной пантерой», как он мысленно окрестил эту женщину. Как только за влюбленной официанткой захлопнулась дверь, ее мама на чистом русском произнесла: — Я сама помогу вам, если нужно. Девочку трогать не смейте — хватит того, что я по уши в дерьме. — Не понял? — удивился Глеб. — Вы меня ни с кем не путаете, мадам?..