— О’кей, Владимир, я выбираю тебя! — она решительно положила руку Гасану на плечо. Тот обнял ее за талию, выпил сто грамм водки, помахал товарищам на прощание. Сиверов со стороны наблюдал, как один из чеченцев уводит за собой Николь. Почему-то смотреть на это абсолютно равнодушно не получалось — на душе было неспокойно. Глава 40 Ильяс громко выругался, стукнул кулаком по столу, но следом не побежал — мужская гордость не позволила. Да и Захар осадил его, налил очередную порцию, распечатал новую пачку сигарет. В бар вошли две девицы, чья профессия не вызывала никаких сомнений. Обидно, конечно, что Гасан получит удовольствие даром, хотя, как знать, может, и с него попросят за услуги? Вот тогда и оскандалится — денег-то у него с собой нет никаких, весь общак у Захара. Глеб понимал, что должен остаться и понаблюдать за чеченцами. Пока барышни-охотницы располагаются у стойки, обсуждают «откат» с барменом, постреливают глазками, прицениваясь к потенциальным клиентам, сами клиенты должны поговорить о деле. Между собой мужчины разговаривали на родном языке. Ему пришлось зажмуриться, вызвать из памяти то, чего помнить не хотелось — афганский плен. Профессиональный долг заставил сосредоточиться, увидеть обозленные лица, услышать гортанные голоса. Долгие недели среди этих людей научили различать отдельные фрагменты их речи, похожей на чеченскую. Говорить он так и не попробовал, но улавливал смысл услышанного. — Сегодня расслабляемся по полной, а завтра начинаем действовать. Связной, из местных, черный, сам выйдет на нас. Ты, главное, не пытайся вести переговоры — ничего не поймешь и все испортишь. Тагир уверял, что человек он наш, надежный — мусульманин. Нетвердой походкой Слепой двинулся к девушкам, перемигивающимся с Ильясом и Захаром. Он шлепнулся на высокий табурет рядом с той, что была потемнее кожей, и попросил разрешения угостить ее французским коньяком. Бармен, естественно, захлопотал, не дожидаясь согласия. — Я прошу только о компании на полчасика, а в качестве компенсации посылаю этим молодым красавцам по банке моего любимого пива. Сиверов на ломаном английском с сильным французским акцентом объяснил Ильясу и Захару, что очень не хочет пить в одиночестве. Намеченную ими даму арендует совсем ненадолго, так как уже почти дошел до нужной алкогольной кондиции. Захар, исполнявший роль переводчика, счел за лучшее не устраивать сцен, тем более, что ангажированная девица посылала ему многообещающие воздушные поцелуи. Разговор с проституткой сложился как нельзя лучше. Сиверов гнусавым голосом начал читать ей проповедь о богобоязненности и более достойных профессиях. Она агрессивно возразила, без запинки рассказав короткую печальную историю своего первого грехопадения и Божьего невмешательства в эту ужасную несправедливость. О том, что такая легенда есть у каждой женщины, продающей свою любовь, Глеб знал наверняка. Обида на Бога, не обеспечившего ее автомобилем, жильем, трудолюбием и чистоплотностью, тоже всегда присутствует. Так что оставалось только выяснить, какой именно из богов не пожалел бедняжку. Жаклин не повезло с христианским творцом, но и мусульманский, и другие, плохо ей известные, тоже, оказывается, не всегда предотвращали падение своих дочерей. Слово за слово, Сиверов выяснил, что хотя в Севре нет действующей мечети, сторонников Аллаха хватает. В Севре мусульмане собираются у некоего Саллаха, эмигранта из Туниса. Кажется, он на этом даже зарабатывает, и неплохо. Поэтому его дочкам не приходится таскаться вечером по барам в поисках приработка, не то, что ей, несчастной, одинокой сироте… Вскоре у проститутки закончились и сок, и коньяк. Слепой тоже выразительно потряс пустой пивной банкой и побрел к выходу. Лестница была пустынна, и Глеб на ходу снял кепку, расправил плечи, надел очки. Через минуту сел за руль своей машины, разложил на коленях карту и быстро нашел улицу, где жил Саллах. Недалеко от нужного дома была небольшая платная стоянка, откуда хорошо просматривался вход. В окнах горел свет, занавески шевелились, отчетливо различались человеческие фигуры. Вскоре двери приоткрылись, на крыльцо, громко разговаривая, вышли несколько мужчин. Сиверов узнал одного — толстый, низкорослый дядя Люк. Вслед за ними на крыльце появились женщины, некоторые сняли низко завязанные платки, другие просто отодвинули их к затылку, трое присоединились к мужьям, ничего не меняя в своих головных уборах. Люк подошел к машине один. Возможно, тетя Андре и дети не разделяли его религиозных воззрений, или молились дома. * * * Отомстить Пьеру, отдавшись русскому Володе, не получилось: он даже в номер ее не позвал. Едва выйдя из бара, сразу извинился и пошел к себе, ничего не объясняя. Видимо, просто пожалел… Спасибо ему. Ей совсем не хотелось дарить себя ни Илие, ни его товарищам. Володя, кстати, сразу понравился ей больше других, но начинать с него? Нет, ее первым мужчиной будет если не Пьер, то кто-то похожий на него. Николь печально брела вдоль улицы, не надевая своей яркой шапки. Снова по щекам катились крупные соленые капли, подсыхали от ветра и пощипывали уголки рта. Столько раз она отказывала мужчинам в их главной просьбе, но никогда не предполагала, что какой-нибудь из них откажет ей. Не думала, что влюбится без памяти в белого иностранца, взрослого, женатого… Что будет плакать из-за его равнодушия, редкой красоты и особенного, проникающего взгляда. Что будет помнить всем телом его случайные невинные прикосновения, запах его кожи, одеколона, джутовой куртки. И будет бесконечно думать: когда она ошиблась, почему он передумал? Ведь сразу все было наоборот — он интересовался, а она повелевала… Тормоза завизжали у нее за спиной, дверца машины щелкнула, приоткрывшись. Николь и не заметила, что, погрузившись в любовную тоску, сошла с пешеходной дорожки на проезжую часть улицы. Но даже не это было удивительным, предрождественским чудом — за рулем чуть не сбившего ее авто сидел предмет ее страданий, красавец, супергерой Пьер Никонов. Нервы самой эффектной официантки ресторана не выдержали, и она, цепляясь руками за капот и бампер, осела на мокрый холодный асфальт. Чертыхаясь, Глеб выскочил из машины — поначалу он не поверил в обморок, но очень быстро сообразил, что ошибся — дыхание Николь было поверхностным, пульс сбивчивым, на мерзкий запах нашатыря она не реагировала. Вызывать полицию и доказывать, что девушка в беспамятстве посреди дороги, почти под колесами его автомобиля — не жертва ДТП с его участием, глупо. Везти беднягу к матери, два часа назад угрожавшей любому, кто помешает благополучию ее крошки — еще глупее. Молясь, чтобы никто их не увидел, Сиверов положил несчастную на заднее сиденье и поехал в сторону отеля. Что если пользовавшийся ею чеченец предлагал наркотики или перепоил водкой? Как узнать? Вообще-то, в таких случаях дам оставляют у себя… А вдруг она ушла сама? Слишком мало времени прошло с тех пор, как они покинули бар. Выпить, заняться любовью и неторопливо дойти до этого места она бы вряд ли успела. Честно говоря, получается, что тридцати минут ей хватило бы только на дорогу… Выходит, отказала «молдавскому голландцу»? Сиверов припарковался невдалеке от платной стоянки. Николь не приходила в себя. Вне всякого сомнения, это было слишком серьезно, чтобы просто ждать. — Сорок минут назад она была в полном порядке. Что случилось? Отвечайте! Я — врач, — около его авто возник Гасан Сабитов, или Владимир Зиневич, что сейчас было не так уж важно. Пистолет с собой, руки свободны, свидетелей вокруг нет. Можно убрать его — и план теракта будет нарушен. Но что станет с девочкой Николь — она почти не дышит, лицо серое, руки ледяные? — Она потеряла сознание. Помогите, если можете, — ответил Сиверов по-английски и распахнул дверцу «рено». Гасан прижал пальцы к сонной артерии девушки, резко хлопнул ладонями по бледным щекам Николь, потом поднял ее левую руку и сильно укусил за мизинец. По вялому телу пробежала видимая конвульсия, затем вторая, и после глубокого вздоха пострадавшая открыла глаза. — Все в порядке. Дайте ей ложку коньяка и чашку чая, — доктор говорил спокойно, с явным облегчением. А затем он сразу пошел по направлению к отелю. Николь хлопала ресницами, пыталась поправлять прическу, сжимала виски тонкими пальцами. Глеб молча стоял рядом и ждал. Только что он пожертвовал исходом дела, чтобы эта чувствительная француженка не умерла от неразделенной любви на заднем сиденье его машины. — Как ты, ничего не болит? Пришлось поволноваться! — он старался быть участливым. — Хочу домой, к маме! И к тебе! Пьер, так хочу тебя! Прости, что я встретилась с ребятами из Голландии… Это назло, от отчаяния! Пока выплескивались эмоции, Глеб молча курил, прислонившись к автомобилю. Впереди продолжала маячить спина одного из чеченцев, приехавших разрушить и его, и эту девочку, и все, что делает мир стабильным и узнаваемым. Еще можно стрелять — Николь ничего не поймет… В этот момент Гасан обернулся, замер, пошел обратно. — Как ты себя чувствуешь? Уверена, что все в порядке? — доктор снова проверил пульс, профессионально обхватив крепкой рукой узенькое запястье. — Абсолютно, — она отвечала тихо, но твердо. — Я настолько уродлива, что никто не хочет меня? Мужчины переглянулись. Честное объяснение могло бы утешить прекрасную мулатку, но почему-то мужчина никогда искренне не признается женщине, из-за чего он еще не с ней или уже не с ней. Оба, не сговариваясь, протянули руки, чтобы помочь даме выбраться из машины. Она вышла из машины, высоко подняла голову, несколько раз очень шумно вздохнула. — Видишь, Пьер, что-то не отпускает меня… — Николь обратилась к Сиверову на его языке, и Гасан удивленно воззрился на них. — Так мы с тобой не только друзья по несчастью, но и земляки! — доктор говорил по-русски без всякого акцента. — Давайте познакомлю вас, мои мушкетеры! Это Пьер, московский специалист по культуре, а это Володя — голландский бизнесмен. Ничего не оставалось делать, как пожать друг другу руки и улыбнуться. И снова всю правду о нелепой ситуации знал только Глеб — и кто в чем специалист, и настоящие имена… Потом все отправились к Гасану. Сиверов по телефону заказал в его номер коньяк, грейпфрутовый сок и кофе. Там ему хватило беглого осмотра, чтобы удостовериться — в этом помещении нет ни серьезного оружия, ни взрывчатки, ни документов. Тем не менее он сбегал к себе «за шоколадом», и вместе с блестящей плиткой принес в кармане несколько стандартных «жучков». Закрепить их было делом техники — просто лишний раз пройтись по комнате, присесть на прикроватную тумбочку, постоять спиной к встроенному шкафу, выйти с сигаретой на балкон. Возможно, чуть позже он услышит что-то важное, новое для себя и лже-Володи, который пока искренен во всем, что делает. Он слишком спокоен и, похоже, очень устал. Николь от коньяка отказалась, но Сабитов налил ей тридцать граммов. — А нам можно и по пятьдесят, — он наполнил бокалы. «Если я не вмешаюсь, придется использовать другие мерки, дружок», — миролюбиво подумал агент российских спецслужб, чокаясь с чеченским террористом. — За здоровье и благополучие! — произнес он, Гасан кивнул, присоединяясь. Николь запивала коньяк соком, мужчины с удовольствием курили и пили кофе. Они добавили себе еще по пятьдесят, и еще… Николь привыкала к мысли, что эти мужчины относятся к ней лишь по-товарищески. Сиверов думал о том, что Гасан Сабитов, исчезнувший из «Астории», — просто запутавшийся врач. Он совсем не заботился о конспирации. Оставив бутылку недопитой, гости разошлись, причем Сиверов убедился лично, что Николь села в вызванное им такси и верно назвала адрес. Глава 41 Пластиковую взрывчатку и детонаторы спрятали в комнате Ильяса. Поэтому обеих женщин повели к Захару. Цена за групповой секс показалась непомерно высокой, и пришлось развлекаться по очереди. Обменяться партнершами тоже не получилось — никаких скидок за «второй круг» барышни не делали. От кокетливости и игривости, которыми они искрились за столиком кафе, не осталось и следа. Работу по обслуживанию клиентов девицы выполняли строго по предоплате, придерживаясь регламента. На прощанье пожурили за скудное угощение и плохой английский — Захар обиделся, а Ильяс принял к сведению. Запланированная оргия, увы, не состоялась — не хватило денег. Счастливчик Гасан не присоединился — повезло! Длинноногая красотка, видимо, переспала с ним даром, из сочувствия или из вредности. А может, даже приласкала, как честная девушка… Хорошо бы узнать, что там у них, заодно убедиться, что подельник не утаил денег от старших по званию товарищей. Ильяс услышал, как хлопнула дверь соседней комнаты. Он выглянул в коридор: от Гасана вышла парочка — знакомая француженка с крепким провожатым. Как, однако, непрост этот доктор в своих сексуальных фантазиях! И как запросто их осуществляет! Что ж, раз Сабитову удалось расслабиться на всю катушку, работать с полной отдачей будет тоже он. На самом деле, возложить самую опасную и трудную часть задания на Гасана мнимые Бакчеевы решили задолго до сегодняшнего вечера. Тот и сам понимал, что его подобрали в аэропорту не для того, чтобы облагодетельствовать. Как ни странно, бороться за справедливость в распределении ролей или хотя бы за возможность остаться живым он не хотел. Он часто видел смерть и привык думать о неизбежной скорой встрече. Жизнь давалась слишком трудно, боль за любимых не ослабевала. Душа не мирилась с утратой родных, с гибелью Белы, побегом от Вожены… В отличие от Захара и Ильяса, он имел четкую жизненную позицию и придерживался строгих принципов морали. Но обстоятельства вынуждали его переступать через внутренние правила и барьеры, а в последний год это случалось слишком часто. Выходит, принципы свои он предавал, позицию отстаивать не умел. Осознание этого разрывало душу на грязные клочья, заставляло презирать самого себя, приучало к мысли, что такая жизнь должна поскорее оборваться. Ильяс наконец уснул, а Захар позвонил в соседний номер и, убедившись, что подельник бодрствует, заглянул. Сок и коньяк на столе заставили задать вопрос о деньгах. Сабитов ответил, что это угощение. О сексе втроем невнятно хмыкнул, из чего Захар сделал свои выводы. Он сообщил, что завтра рано утром зайдут два нужных человека, приятели господина Саллаха. Гасану нужно будет переодеться в униформу одного из них, побриться и подстричься, если понадобиться, чтобы максимально увеличить сходство с «оригиналом». Настоящий и подставной сотрудники вдвоем войдут в помещение Бюро мер и весов, спустятся на нижний уровень и войдут в святая святых — хранилище эталонов. Там Гасану надлежит выбрать место для закрепления пластида и распространения листовок, истолкующих оставшимся в живых сотрудникам, зачем уничтожили то, что создали и подарили миру лучшие умы человечества. Кроме того, по последним сведениям Саллаха, непосредственно на рабочем компьютере в кабинете мсье Мэтью Полларда хранится то, что мешает некоторым исламским странам беспрепятственно торговать с другими государствами — «База данных по ключевым сличениям», же есть в отделе программного обеспечения Бюро и еще в одном месте, установить которое не удалось. Однако, по рассказам того же Саллаха, самые свежие правки и изменения вносят именно сотрудники Бюро. Войти в защищенную систему и «сломать» базу для пользователя уровня Гасана, Захара или Ильяса — задача непосильная, но можно просто механически уничтожить главный носитель информации, то есть закрепить пластид на корпусе системного блока, а лучше — внутри него. Ни Захар, ни Ильяс никогда не объясняли, в чем именно состоит их великая миссия. Сам Сабитов старался не думать об этом. Он был готов к самосожжению на главной площади Севрского предместья, похищению человека, взятию заложников из числа местной аристократии. Сейчас, глядя Захару в глаза, Гасан решал — отказаться сразу или сбежать ночью. И тот разгадал это намерение — слишком решительным стал взгляд, упрямо нагнулась голова, сжались кулаки. — Поедем в город, посмотрим, где лучше разбросать наша агитки, на большее, ты, похоже, не согласишься. «Вот и все», — понял доктор Сабитов. Прежде, чем следующая мысль пришла ему в голову, Захар сильно ударил его в пах. В глазах потемнело от боли, подкатила тошнота. В это время Джагаев повалил его на пол и насильно влил в горло остатки конька. К сожалению, Глеб плохо понял заплетающуюся чеченскую речь Захара, а звук удара и остальное жучок разгадать не помог. И Сиверов опоздал… Бизнесмен Эдуард Бакчеев вышел из «Нователя» в обнимку с пьяным товарищем, объяснив равнодушному портье, что они отправляются на поиски французских приключений и более дешевых проституток. Пройдя немного по пустынным улочкам, он набрал телефонный номер Саллаха и попросил одолжить ненадолго автомобиль. Через десять минут полусонный сын единоверца подогнал к назначенному месту неприметную старую «мазду», вынул из багажника велосипед и укатил на нем домой. А Захар наугад помчался вдаль, въехал в лесополосу, притормозил там. Вытащил почти не сопротивляющегося Гасана, длинный острый нож и привычным движением перерезал тому горло. Сырая холодная земля пропиталась горячей кровью, тонко и страшно пискнула незнакомая ночная птица… Джагаев сбросил тело в неглубокую яму, завалил жухлой листвой и ветками, притоптал их. Потом несколько раз проехал по этому месту колесами чужой машины и вернулся в Севр. Авто оставил там же, где взял, позвонив хозяевам. И вернулся к себе. Была уже глубокая ночь, портье дремал, откинувшись на спинку стула. Он сонно приоткрыл глаза — поздний постоялец заговорщицки подмигнул ему и шепотом сообщил, что товарищ остался у девочки… Теперь предстояло решить, кто пойдет вместо Гасана, то есть погибнет в подвале севрского Бюро. И Ильяс, и Захар знали, что детонаторы рассчитаны на очень недолгое время, которого, скорее всего, не хватит на то, чтобы выбраться из подвала наружу. Никого из своих Саллах не отдаст, но, возможно, найдет фанатика, ждущего возможности проявить себя, либо глупца, который за деньги согласится выполнить работу, не понимая, что она принесет ему смерть. Назавтра была утренняя смена Николь. Презрительно улыбаясь, она обслужила столики всех своих русских знакомых, приметила, что Володи нет. Сиверов уже успел встретиться с мадам, матерью Николь, и господином Лоссэ на заднем дворе ее собственного дома, получить настоящий бэйдж, примерить комплект униформы. Через час Серж заедет за ним и введет в заветное помещение. Вместо убитого Гасана в разведку с человеком Саллаха пошел сам Захар Джагаев, даже не объяснив еще не протрезвевшему Ильясу почему. Тот лечил шумящую голову минералкой, стоя полураздетым на балконе. Обрывки вчерашнего вечера складывались в его обкурившемся мозгу в сложную мозаику, в которой никак не хватало отдельных деталей. Главное, что он четко помнил — завтра случится главный взрыв его жизни, после чего можно будет снять деньги со специально открытого счета и на много лет стать честным, ленивым буржуа исламского толка. Чеченский эмиссар и агент российских спецслужб вошли в хранилище Международного бюро мер и весов абсолютно беспрепятственно. В преддверии рождественских каникул сканер радужных оболочек глаза был поставлен на трехдневную профилактику по рекомендации начальника охраны Люка Макунды. Техник по ремонту оборудования Серж Лоссэ, разобрав идеально действующий прибор, лично доложил шефу, что трех дней будет недостаточно. Для гарантии бесперебойной работы нужна неделя. Поэтому и Джагаев, и Сиверов своими глазами увидели опломбированные, вложенные одна в одну ячейки-капсулы, возлежащие на стерильных постаментах эталоны. Каждый из них ясно осознал, что место, где можно закрепить незамеченным кусок пластида и воткнуть в него детонатор, найти почти невозможно. Помещение оборудовано камерами видеонаблюдения, и изображение транслируется на множество мониторов в нескольких пунктах охраны. Охранники особого ранга, чей статус на время купили Слепой и Захар, лишь присутствовали при выемке эталонов и сопровождали их перемещение в особых кейсах по зданию Бюро. Действующих выставочных комплектов было пять — их меняли по специально составленному графику и после каждого «переезда» тщательно проверяли в особой лаборатории. Кроме этих пяти «исторических» комплектов было еще десять так называемых дубликатов, которые содержались под меньшим количеством колпаков, имели не столь многостраничные паспорта соответствия. Они использовались для предварительных экспериментов, выставлялись, если в помещении Бюро шли ремонтные работы или предвиделось экскурсионное нашествие. Именно такие образцы Лоссэ планировал продать русскому коллекционеру, подменив их дешевыми болванками и линейками из грубого сплава. Для этого он заранее выкрал пластиковый ключ от одного из сейфов и собирался опустошить сейф сегодня, а наполнить хламом завтра. Некто третий, неведомый ни мадам, ни покупателю, гарантировал, что в нужное время блестящая сургучная пломба, дополняющая электронные барьеры, легко съедет со скользких шнурков. На ее место нужно будет закрепить новую. Материал для пломбы и штамп-отпечаток Лоссэ получил во временное пользование относительно недорого. Третьим, участвующим в операции исключительно из дружеских чувств к русскому эмигранту Сереге Лосеву был тунисский эмигрант Саллах, духовный наставник многих приезжих, среди которых значился и начальник охраны дядя Люк. Следуя за провожатым по узким коридорам подвального этажа, Захар размышлял о том, как и где закрепить пластид. Несколько темных углов, нижние поверхности демонстрационных столешниц… Чтобы задержаться рядом с ними, не вызвав подозрений, надо быть одному — маловероятная возможность. Да и жить охота — уже не убежишь… И вдруг — счастливый случай, настоящий шанс! Толкая перед собой погрохатывающую тележку с ведрами, губками и пестрыми флаконами, вниз, к хранилищу двигался смешной старый уборщик. Он, казалось, ничего и никого вокруг не замечал, бормоча на непонятном языке не то заклинания, не то слова песен. — И этот древний монстр войдет со своей колымагой в строго охраняемое помещение? — Захар задал этот вопрос сам себе, но провожатый ответил: — Он всегда убирает предбанник, внутренние стены. Пол и ячейки чистит лаборант специальным вакуумным пылесосом с датчиками. Привозят это чудо техники специально из военного ведомства, и тогда здесь некуда плюнуть от солдат с оружием. «Значит, ждать генеральной уборки не будем, — решил Захар. — К восьми утра старик спускается в подвал, чтобы вымыть пол и стены, протереть никелированные поверхности пропускного турникета, оснащенную разобранным сканером дверь. Среди полок и коробок его рабочей телеги легко схоронятся куски взрывоопасного пластида, запальная часть и шнуры детонаторов… Надо проводить его из подсобки до половины пути или дальше».