— Ну что, Оборотень. Все с тобой понятно. Добро пожаловать в наш ненормальный коллективчик. — Что понятно-то? Что за коллективный и почему ты решила, что я туда «пожалую»? — Это твоя судьба. И ты уже на пороге ее свершения. — Тю! И что это все значит? — Совсем скоро, Оборотень, будет полнолуние с затмением. Уверена, что тебе это о чем-то говорит. Правда? Эмма вопросительно уставилась на парня, а тот совершенно растерялся под ее испытующим взглядом. Вопрос застал его врасплох, он не успел осмыслить его, опомниться и спрятать свое удивление. — С чего это ты так решила? — слегка заикнувшись, уточнил он, затягивая время и пытаясь понять, к чему может вывести эта тема. — Вижу, что о чем-то говорит, — утвердительно покивала женщина и принялась спокойно собирать свои игрушки. — О’кей, Эмма. Ты должна мне все это объяснить. — Разве? — блеснув хитрецой в глазах, переспросила ведунья. — Эмма, перестань! Впрочем, ты права. Ты ничего мне не должна. Ты меня сделала. Использовала в своих интересах. А я повелся, и поделом мне. Впрочем, мне совершенно безразлично. Если то, что ты себе надумала, мне нужно знать, ты обязательно скажешь. Если мне это знать не нужно, то и неинтересно. Оборотень немного неуклюже поднялся, слегка зацепив столик; стеклянный шар покачнулся угрожающе, будто раздумывая, то ли сходить с насеста и катиться по миру, то ли зависнуть еще не некоторое время. Эмма успокоила его, ласково погладив по макушке. Похоже, он отозвался на нежность хозяйки и послушно затих в своей лунке. — Сядь-ка, горячий ты наш. Мы еще не закончили. — Лена ждет. Мы тут уже давно. — Волнуешься за свою даму? Похвально. Но не ты ее сегодня выгуливаешь, а она тебя. Она знала, куда тебя ведет. Впрочем, долго я тебя не намерена держать — уже поздно, а я тоже иногда сплю, уж поверь мне. И сплю я много. Люблю ложиться, предвкушая сновидения, и просыпаюсь с разочарованием, что надо жить еще один день. Звучит как-то обреченно. Нежизненно. А жить не очень интересно, когда смотришь на нее со стороны. — Так живи сама, в чем же дело? Кто мешает? — Никто не мешает. Но ничто не помогает. Когда знаешь, что, как и почему случается, перестаешь переживать. А без переживаний нет вдохновения. Без вдохновения нет творчества. А жизнь — это и есть творчество. — Ну да, помню, ты уже говорила, что жизнь — это постоянное создание новых форм для создания новых форм. Повторяешься! — А ты думал, что истина многообразна? Нет. Истина одна. Но мы снова уходим в сторону от твоего будущего. — Да, хватит оттягивать ближайшее! Гони, что еще хотела мне сказать, да пойдем уже. Я волнуюсь, не напилась ли Ленка. — Не волнуешься. Мне-то можешь не врать. Ты предельно уверен в себе. К тому же ничего мы оттянуть или ускорить не можем. У всего в этом мире свое место и время. — Ну, прям будущее можешь предсказывать? — Это очень просто. — Да ну? — Ты же и сам можешь, но интуитивно. Я тебя насквозь вижу. — А ты, значит, сознательно? — Это работа. Представь ученого-физика, который много лет занимается, например… волнами. Если он знает водоем и размер камня, брошенного туда, он может без труда прикинуть, сколько времени в идеальных условиях круги от камня будут добираться до другого берега. — Но идеальных условий не бывает… — Точно. Но если он видит все то, что воздействует на водоем одновременно с камнем — течение, ветер, лодка в пятидесяти метрах от берега зависла на месте, потому что рыбак ждет, когда рыба клюнет, утка плывет где-то, — то с определенной долей точности он может сказать, в каком виде волна дойдет до другого берега. — Но он не знает, что появится еще. Может, гусь прилетит? — Может. Но можно же оценить, есть ли поблизости в небе гуси? Конечно, может упасть лист, шишка… — Ага, как вариант. — Увлекшись, Оборотень даже снова сел на низкий пуфик. — Но это уже такая мелочь, что не окажет глобального влияния. Если идет тайфун, то никакая случайно упавшая в воду шишка его не остановит. — Так что же, нас ждет что-то типа урагана? Только не говори, что ты имеешь в виду конец света в 2012 году!.. — Нет, все гораздо ближе. Для тебя. Это — твоя история, в которую оказываются втянуты многие из нас. — Говори уже! Ты о чем? Эмма поднялась, прошлась молча по периметру комнаты, остановилась, задумчиво глядя в упор на парня, сложила руки и вздохнула: — Последний вопрос. Уточняющий. Для полной уверенности. Тебя почему Оборотнем назвали? — Хм! — Оборотень, улыбнувшись, расслабленно отшатнулся назад, рискуя упасть. — А сама-то как думаешь? — Ладно. Скажу. Ты родился в непростое время. Это было время какого-то серьезного движения планет. Очень сильное. Близких к нам планет. Луны. Да? Я попала? — Тебе кто рассказал? Вы что же, давно запланировали нашу встречу и ты собрала про меня информацию в отряде? — Чушь! Встреча, конечно, была понятна давно, но я ничего не планировала. Разве тебя можно было силой ко мне привезти? — Хм, нет, — Оборотень почесал затылок в растерянности. — Ну вот. Просто у тебя на лице все написано. Эмма явно шутила. Она даже не пыталась скрыть это за какой-либо маской серьезности. Смех искрился у нее в глазах. — Ладно, не пугайся так сильно. Обычному глазу это не видно. А я чувствую. Ну и Таро с рунами мне кое о чем проболтались. Ты родился в лунное затмение. Да? — Ну да. Но я не верю, что ты сама догадалась. И никогда не поверю. Ты узнала из моего досье. — Теперь это неважно. Неважно, как я узнала и веришь ли ты мне. Фишка в том, что это условие твоего рождения наложило на тебя лапу. Ты, можно сказать, под колпаком. Ты действительно оборотень. В метафизическом смысле этого понятия. — Эмма, будь, пожалуйста, проще. Я солдат, не забывай. Я нагружать привык мышцы, а не мозговые извилины. — Не прибедняйся! Все у тебя в порядке с извилинами. Они у тебя гибкие по праву рождения. И мышцы стальные, как у зверя. У тебя развито чутье, больше интуитивное, но, не принимая в себе природный дар, ты развил интуицию, которая идет от наблюдательности и понимания каверзной человеческой природы. Тебя не сильно баловали люди, и ты научился их предвидеть, чтобы не промахнуться, чтобы не попасть в ловушку. — Звучит красиво! Неужели, это все я? — Смешно! — язвительно прошипела Эмма. — Как будто ты такой скромный и никогда сам не думал о себе как об очень необычном человеке! Оборотень промолчал, сглотнул, но внимательный взгляд чуть прищуренных глаз не отвел. — Ну и что теперь, Эмма? — Скоро, очень скоро, мой друг, будет следующее полное затмение луны над нашим регионом. — И? — Тебе будет хреново. — В смысле? — Тебя будет колбасить. Не только физически. Даже не столько физически. Ты окажешься в странной ситуации, из которой, возможно, нет нормального выхода. — Нет безвыходных ситуаций. Единственная безвыходна — это смерть. — Во-первых, смерть — это тоже выход из некоторых ситуаций, а во-вторых, это ты сам сказал. — Ты утверждаешь, что я умру? Хм! Тогда надо напиться жизни до тошноты. — Оборотень оскалил свои белоснежные зубы в широкой, почти счастливой улыбке; несмотря на старания, губы его слегка дрогнули от какой-то шальной обидной мысли. — Не утверждаю. Во-первых, все острые и сложные ситуации предполагают два, как минимум, сценария дальнейшего развития. Развилка. Во-вторых, ты, мой друг, — оборотень. Оказавшись в засаде, ты можешь принять вид ягненка и провести врага. — Так ты же должна знать, как я поступлю. Расскажи. — Нет. У тебя жизнь не прямолинейна. У меня есть предположения о том, что именно ты выберешь, но я не стану это озвучивать. Это должен быть твой чистый выбор. Да и зачем тебе знать?! Тебе же будет неинтересно. — А зачем ты это все мне говорила? — По двум причинам, — ответила она и начала одну за другой гасить свечи, неся за собой шлейф темноты. — Так говори уже! — потребовал Оборотень. — Первая. Я тебя сюда позвала, чтобы уточнить, выяснить, стоит ли нам на тебя полагаться в нашем деле, в том, которое тебе поручили. — А ты в курсе? — искренне удивился парень.