— От продавливания кресла в своей машине под окнами нашего таинственного Петрова. Так доброе ли это утро? Говорите уж, в чем причина вашей ранней побудки? — Из больницы доложили, что Лиза Таранкова окончательно восстановилась. Врачи сразу после подъема разрешили нашим дежурившим там ребятам с ней общаться. Ей показали фото Петрова, и она его признала, Глеб. Собственно, Слепой не удивился тому, что мужчина, который приехал на базу по следам гибели Шныря и Корча, причастен к похищению девочки. Он чувствовал это с того самого момента, как увидел его. Но он отдавал себе отчет в том, что мужчина мог не показываться на месте преступления, делать свои дела чужими руками. Раз он позволил себе засветиться перед девочкой, значит, либо не допускал того, что она выживет и может его после опознать, либо собирается куда-то уезжать, причем с концами, что, собственно, подтвердил врач лечебницы, где содержится его мать. Значит, времени оставалось совсем мало. А может, его уже вообще нет. Может быть и так, что они опоздали, что теперь придется ловить Петрова Дмитрия Степановича где-то на просторах планеты вдали от России. Если еще удастся подтвердить его виновность. — Не сгущай, Глеб, краски, — успокоил его Потапчук в ответ на высказанные Слепым рассуждения. — Теперь у нас более чем достаточно доказательств. Лиза подтверждает его участие. Твой Кудраков говорит о его махинациях. А мы знаем, что Кудраков и Таранков — приятели, что занимаются одними вопросами, вопросами земли. Нет сомнений в том, что Петров измывался над твоим подопечным как раз из-за того, что Таранков мог бы решать его вопросы. — И я так понимаю, — продолжил развивать его идею Сиверов, — что Петров сейчас держит моего Геннадия Владимировича в таком напряжении, потому что чего-то хочет от него. Ждет. И наверняка Кудраков знает, что дело не очень чисто. Возможно, либо догадывается про Лизу, либо соскочил раньше каким-то образом с этого дела. — Похоже на то. Я уверен, что он может нам сильно помочь раскрутить весь этот узел. — Но он отказывается. Он боится. — Потому и отказывается, что боится. Но мы вынудим его, Глеб, сделать то, что нам надо, именно надавив на причину отказа. — То есть припугнем его тем же, чего он боится? — хмыкнул Слепой. — Вот именно. — Отлично, Федор Филиппович. Но у меня к вам большая просьба. Впрочем, можно сказать, что это ультиматум. Потапчук ухмыльнулся на том конце связи: — Я слушаю, Глеб. — Хотелось бы остаться для него Сергеем Слепцовым, братом убиенного Васи. Он знает, где мой дом. Я не хочу, чтобы появлялись люди, кто достоверно знает о моей работе. — Согласен. — Как только дело будет сделано, я просто исчезну. Скажу, что уезжаю. — Согласен. — И это все значит, что вы сами должны ему сказать, что у него нет выхода, кроме одного: пойти на сотрудничество и помочь взять Петрова, если еще есть такой шанс сделать это в Москве. — Согласен. Но как ты думаешь объяснить ему тот факт, что мы оказались знакомы? Слепой задумался лишь на пару секунд. Он посмотрел сквозь лобовое стекло на подъезд дома, недалеко от которого стоял, на окно, в котором пока так и не загорелся свет. — А мы скажем правду, Федор Филиппович, — вдруг решил он. — Ту, в которой ты — специальный агент Федеральной службы безопасности? — насторожился генерал. — Нет. Ту, в которой вы взяли меня под домом Марины Петровой. Я за ней следил. Она заметила. Сообщила в милицию. Меня, Сергея Слепцова, взяли с поличным. Пришлось расколоться. — Детство какое-то, Сиверов. Тебе самому-то разве так не кажется? — Мужик, который третий день пьян вусмерть, поверит как раз только детской легенде, потому что в ней сможет сложить два и два. В более сложном варианте запутается и не поверит, потому что человеку сложно поверить в то, что не укладывается у него в голове. — Ладно, уговорил. Встретимся на первой автобусной остановке сразу за МКАД. Я буду на своей служебной. — Еду, Федор Филиппович, — пообещал Сиверов, выключил телефон и включил стартер. Не успел он проявить намерение выехать со своего места, как тут же нашелся кто-то, кто пристроился рядом, претендуя на свободную парковку. — Свято место пусто не бывает, — хмыкнул Глеб, узнав в крупном белобрысом парне, сидящем за рулем старенького «форда», вчерашнего забавного электрика. Парень поморгал аварийкой в знак благодарности за освобожденный угол в перегруженных московских дворах. Глеб приветливо поднял руку, мол, не за что, будь здоров, малый, и отъехал. — Чем же тебя это место так привязало, малый? — спросил он в пустоту, уже выруливая из дворового колодца. — Какой такой аварией в электросетях? * * * Запах свежих тостов был для Оборотня необычным началом дня. Лена проснулась и поднялась первая, отправилась — через душ — на кухню и устроила там настоящий сеанс бытовой магии. На плите шипело, на столе дымилось и жужжало, в микроволновке гудело, а в целом над всеми витал приятный аромат, который выползал и расползался, добрался до носа Оборотня и заставил его подняться и полюбопытствовать, что, собственно, происходит. Лена, явно довольная прошедшей ночью и наступившим днем, улыбнулась и приказала идти мыться, потому что завтрак уже практически готов. — И из чего ты это все сварганила? — удивился Оборотень, садясь за стол, готовый съесть бегемота. — Я был уверен, что у меня практически ничего съестного нет. — Знаешь, как итальянцы говорят? Кухню подмела — пиццу сделала. Еще есть вариация на эту тему про борщ. — Я не знаю, у меня никогда своей кухни не было. — Да, прости, я помню. Это просто выражение. Оборотень отказался от кофе, но заварил себе чай, размешал в чашке сахар, выбрал на тарелке идеально поджаренный тост, уложил сверху кусок сыра и открыл рот, чтобы поглотить желанную пищу. Бутерброд завис на полдороге. В комнате звонил телефон. Парень сообразил, что это может быть только один человек. Собственно, этот звонок был запланирован и подстроен им самим вчера вечером. — Жуй уж, я принесу, — сказала Лена и поднялась, чтобы выйти из кухни. — Я сам, — подскочил парень. Лена, двинувшись раньше, сильно опережала и, хотя он догнал девушку уже около аппарата, она заметила надпись на определителе. Утреннее радушие вмиг слетело с ее лица. — А чего это Петрова звонит тебе в такую рань? Ты мне врал?! У вас с ней что? Она уставилась в него острым взглядом, как будто пронзила до самых глубин подсознания, подсматривая, что кроется его самых тайных намерениях. — У нас с ней бизнес, — отрезал Оборотень, мгновенно закрывшись от девушки, отстранившись от нее всеми чувствами и мыслями. Теперь напротив друг друга стояли два чужих, малознакомых человека. Телефон перестал звонить. Оборотень взял трубку и нажал набор последнего звонившего номера. — Это не твое дело, что у меня с ней, — холодно и жестко сказал он, пока телефон устанавливал соединение. — Я делаю свое дело, а у тебя есть свое, и, насколько я знаю, в твои обязанности не входит контролировать ни мою работу, ни тем более мою личную жизнь. Не бери на себя много, а то сорвешься. Лена побелела, губы ее сжались, ноздри, наоборот, раздулись, но она сдержалась, ничего не сказав, только резко повернулась и пошла в ванную. — Здравствуйте, вы меня только что набирали. Я — Стас. А кто вы? Мадам Петрова действительно осталась без света этим утром. Оборотень был ей нужен, чтобы как можно скорее исправить положение. — Пожалуйста, придите как можно скорее. Это важно. — Буду через двадцать минут. Все исправим, не волнуйтесь, — заверил он. Лена тем временем обиженно упаковывала разбросанную косметику. Услышав разговор, она тут же поняла, что все это, как и сказал ей парень, лишь результаты его тактических действий для того, чтобы поближе подобраться к главе семейства. Девушка изобразила виновато-покладистое настроение и тихонько подошла к Оборотню. Погладила его по спине, обняла его сзади, прижавшись животом и грудью. — Прости меня, пожалуйста. Я — влюбленная дура. — Ого! Прям влюбленная?! — искренне опешил парень. Он развернулся в ее объятиях, чтобы быть лицом к ней, крепко прижал к себе и шепнул, наклонясь к самому уху: — Не валяй дурака, девочка, лучше будь умницей. Не в нашей ситуации влюбляться друг в друга. — Почему? — Потому что у нас нет будущего. Я закончу дело и вернусь в отряд. — Неважно. Зачем думать о будущем, если можно жить сейчас? Сейчас есть вот так вот, есть ты. У нас еще есть время. Немного, но есть. И не надо портить наше настоящее тем, каким может случиться будущее. — Хорошо, — согласился парень и поцеловал ее в макушку. — Но и настоящее, увы, таково, что я уже ухожу. — Вечером встретимся? — Если захочешь, — пообещал он и крепче прижал к себе, а потом вдруг добавил: — И если обстоятельства позволят. — Плевать на «если». Беги, куда тебе надо. Потом расскажешь, хорошо? Только не так, как вчера — лишь половину. Зачем утаил про диверсию у Петрова? Оборотень, ничего не ответив, отошел от Лены, чтобы закончить одеваться, а через пару мгновений сухо и деловито все же пояснил, что не любит распространяться о незаконченных проектах. — Я чую, что близок к этому вашему Петрову, — добавил он, — и не знаю, куда занесет меня сегодня жизнь, но обещаю, что постараюсь рано или поздно ночью вернуться к тебе. Сюда. Он дал Лене запасной ключ, поцеловал в нос и ушел.