Оборотень криво хмыкнул: — И вместо этого ты привела меня сюда. — Ты сам приехал! — огрызнулась Лена. — Сейчас да, но утром я пошел за тобой, а потом поехал за Митей, узнав этот адрес. Но тогда не получилось пообщаться. Отвлек один тип. Он, кстати, тоже сюда на хвосте приехал. И тоже уже знает этот адрес. Я-то тебя, брат, не сдам, Игорь в пролете. Но вот тот, второй… Он из ментовки. Я, собственно, приехал сейчас еще и для того, чтобы предупредить тебя. — Да, — протянул Дмитрий, проходя в комнату. — Лена, сходи-ка поставь чай. И собери что-то поесть. Все же брат нашелся. — Кстати, я кое-что принес, — оживился Оборотень. — В пакете. Около двери остался. — Выставляешь? — Лена сердито стрельнула взглядом на Дмитрия. — Как будто я не имею права знать, что происходит! А между тем это и моя жизнь. И я имею право в ней участвовать. — Женщина, доверься лучше умному мужчине, пока ты ему еще не надоела. Я тебе потом все расскажу, детка. Только свали теперь, сделай милость. Я брата слишком долго не видел, для того чтобы делить этот момент с тобой. Впрочем, тебя мы уже, кажется, поделили. Все равно проваливай, нам надо поговорить. Лена была очень рассержена, однако не решилась дальше настаивать на своем. Закусив губу, она поднялась и вышла из гостиной. — Так что за мент сел мне на хвост? — ласково спросил брат, подходя и устраиваясь на диван рядом с Оборотнем. — Сказал, что они тебя месяц искали и уже дня три как на хвосте сидят. Какое-то дело с госпредприятием в Рязани. — Бред. Понятия не имею. По ходу эти олухи по ложному следу пошли. Но я им помогать не стану. Пусть ищут. — Но они знают, что ты тут на постое. Сматывать тебе надо. — Это я и так понимаю. И давно. Но по другим делам. А ты хорошо выглядишь, братец! Мне впору гордиться тобой. Ты где так мышцы-то надул? — сменил тему Дмитрий, пощупав стальные бицепсы Оборотня. Парень вкратце рассказал брату историю прошедших лет и то, как попал в отряд. — Мить, а почему ты фамилию поменял? Ты так и не рассказал. Дмитрий легко и непринужденно рассказал, что когда-то по глупости связался с неправильными ребятами и все вместе они загремели за решетку за кое-какие дела — разували государство. Когда вышел, женился и взял фамилию жены. Не столько, чтобы прятаться, сколько для самого себя, чтобы отвязаться от истории своей корявой жизни. Лена прикатила тележку с чаем, булочками, сыром, ветчиной, виноградом, яблоками. Оборотень предложил вскрыть принесенную водку — за встречу. Лена сказала, что хочет вино, и отправилась к бару. Дима попросил захватить для него коньяк. — Братец, тут такое дело. Для матери я буду присылать деньги в больницу. С врачом я уже договорился. Но, знаешь, люди всякие бывают. Если с ней что-то случится, они же могут и не написать мне. Все-таки деньги я даю им не маленькие. — Я тебя понимаю, — покивал Оборотень, — кто ж по доброй воле откажется от халявных денег. — Ты бы ходил к ней иногда, братишка. Присмотри. Мать твоя все же. — Ей все равно, Мить, — озадаченно протянул младший. — Откуда ты знаешь, малявка?! — возмутился мужчина. — Ты ни разу к ней не сходил. Я спрашивал у врача. И не волнует меня то, что ты ее не видел ни разу в жизни. Пойми, она твоя мать. Ей было хреново, когда она тебя родила, это был самый страшный день в ее жизни, но она тебя родила. Ты ей жизнью обязан, малявка! Чтоб ходил, ты понял меня? — Я понял, брат. Ты что же, с концами уезжаешь? — Да. Ленку, кстати, можешь и дальше трахать. Она девка хорошая. Заодно присмотришь за ней. Хотя бы первое время. Даже хорошо, что она с тобой останется. Ты все-таки брат мне. Не жалко. А к ней я привык, душа ноет за нее. Переживать же будет… Только ты не вздумай ее в себя влюблять бесповоротно. Я от нее не отказываюсь. Может, когда-то еще заберу к себе. — По какому праву ты, во-первых, распоряжаешься чужими жизнями, будто ты Бог? — возмутилась Лена, которая как раз к этому моменту вернулась с двумя бутылками в руках. Она все слышала. Вид у нее был довольно воинственный, казалось, что любая из бутылок может пойти в ход как ударное орудие. — Давай сразу обсудим, что там «во-вторых», — равнодушно предложил Дмитрий. — Во-вторых, я не поняла, что это ты говорил насчет того, что я как бы остаюсь тут на неопределенное время? Она поставила бутылки на низкий столик у дивана и быстро прошла к комоду у стены. Вытащив верхнюю шуфляду, девушка извлекла две яркие обложки авиабилетов, проверила, что написано внутри, и кинулась к Дмитрию, потрясая пропусками в лучшую жизнь. — А это что? Ты же уже купил мне билет! Ты просто дразнил меня, да? Я устала от твоих выходок! Мужчина спокойно взял цветные обложки у нее из рук, достал оттуда билеты и медленно, глядя ей прямо в глаза, разорвал оба. Оборотню стало жалко девушку. Губы у нее затряслись, в глазах заблестели крупные капли слез. Митя равнодушно кинул куски билетов Лене в лицо. — Это — картинка, моя девочка, за которой нет твоего места ни в одном самолете. Ни для тебя места нет, ни для твоего наглого и никчемного братика. Дура же ты, если поверила, что я потащу с собой балласт в виде тебя. Я и жену-то не беру. Пока. Не успел Оборотень моргнуть, как с криком «Ах ты сволочь!» девушка бросилась на его брата. Схватка получилась короткой: с широким замахом Дмитрий отправил свой кулак навстречу ее лицу. Вся ее энергия нападения, встретив стену отпора, обратилась против нее самой. Лена отлетела назад с той же скоростью, с которой нападала. Она стукнулась спиной о комод и сползла на пол. Губа у девушки была разбита довольно сильно, кровь обильно стекала на халат. — Не бери на себя слишком много, — спокойно, как будто его вообще никак не задело то, что только что произошло, посоветовал мужчина и отвернулся. Он налил Оборотню рюмку водки, себе — коньяку. Парень, плохо соображая, на чью сторону ему следует стать, с удивлением смотрел на брата, на то, как спокойно и уверенно он наливает напитки в маленькие рюмки. — Девочка, ты будешь свое вино? — спросил Дмитрий и, не глядя на Лену, потянулся за бутылкой. Оборотень почувствовал, как что-то очень холодное и твердое уперлось ему в висок. Он попробовал повернуть голову в ту сторону, но нечто уперлось довольно сильно, не давая шевелиться. — Не дергайся! — практически прошипела Лена. Боковым зрением парень понял, что у Лены каким-то образом оказался в руках пистолет и его она ткнула почему-то в него, а не в своего обидчика. — Лена, но почему я? — как можно спокойнее спросил парень. — Потому что ты виноват во всем! Это раз, — отрезала она, еще сильнее уперев дуло ему в висок, подчеркивая свою решимость. — И конечно, как всегда у тебя, есть какое-то «во-вторых», — с ухмылкой предположил Дмитрий, откидываясь со своим коньяком на спинку дивана. — Если ты не организуешь сейчас же мне билет, я застрелю твоего брата, — пообещала девушка. — Тебе не нравится Влад? Так у тебя не будет твоего маленького Стасика! Дмитрий встал с дивана и направился в обход столика к девушке. — Пойми ты, глупая капризная ведьмочка, — начал он очень ласковым голосом, — что мне совершенно наплевать на этого малознакомого мне ребенка. Не хватало ко всем моим заботам еще и за ним слюни вытирать! — Неправда! Ты с грустью рассказывал мне о том, что потерял следы брата, — закричала на него девушка. — Ну надо же мне было чем-то растрогать твое сердце! — развел руками Митя. — А теперь я вот увидел его и понял, что ничего общего у меня с ним нет, хотя, если бы я оставался тут, он был бы мне полезен. А сейчас — пустой номер! Он подошел уже совсем близко к девушке. — А ведь ты не врешь… — с неуверенностью заметила она. Железное дуло пистолета отлипло от виска Оборотня. Он осторожно поднял голову. Пистолет смотрел в лоб его брата. Руки Лены не дрожали, палец был на спусковом крючке. У Мити дрогнуло веко. Он боится, понял Оборотень. Он мог одним движением снизу вверх выбить пистолет, но сильно опасался, что взбешенная девушка, нервы у которой напряжены до предела, может мгновенно отреагировать на его даже малейшее шевеление случайным выстрелом. Дмитрий начал медленно поднимать руки. — Ленка, ну что с тобой? Ты же всегда была мне опорой. Ты — самый верный мой человечек. И самый нужный мне. Я говорю только то, что сейчас ты мне очень нужна тут. Еще немного. Я уже подал документы на развод с женой. — А по вашим воркованиям не скажешь, — неожиданно сам для себя встрял Оборотень. — А ты откуда знаешь? — удивился Митя, кажется забыв про угрозу, которая нависла над ним в виде пистолетного дула. — Слышал. Я был электриком, когда ты приходил за шмотками. Брат присвистнул, пораженный этой информацией. — Кстати, да, — Лена ослабила напряжение, потому что жадно схватилась за информацию, которая ей помогала мстить чисто женскими приемчиками — язвительностью и издевками. — Он захаживал в твое отсутствие к Мариночке. Спроси, сколько раз он ей вставил. Поди, женщине при муже, который в бегах, в охотку было покувыркаться с таким сладким красавчиком. Ты себе не представляешь, какой он нежный и внимательный в сексе. Митя не обиделся. Он, воспользовавшись мигом Лениной слабости, просто перехватил у нее пистолет. Обида и напряжение вырвались из девушки, как пар из разорвавшегося от накала и давления котла. Слезы брызнули из глаз, тело забилось в конвульсиях, руки и ноги, казалось, ослабли в один миг. Она, шатаясь, отошла в сторону и сползла на корточки, опираясь спиной о комод. — Дима, возьми меня с собой в Кейп-Таун, пожалуйста, — рыдала она, уронив голову на руки. — Митя, тебе с ней будет проще в чужой стране, — пожалел девушку Оборотень. — Не говори ерунды, — отрезал брат. — Все для меня сейчас только обуза, в любой стране. Даже в этой. К тому же ни о какой преданности с ее стороны говорить не приходится. Этой женщиной рулит только личная выгода, расчет. Да ты на себя посмотри! Она тебя использовала. А ты ее жалеешь! Не будь дураком! А мне она нужна была только как осведомитель. Если бы я с ней не крутил, она бы сдала меня своему Игорю в два дня. А я сделал грамотный тактический ход, сделал слугу своего врага своим слугой. Плата, собственно, была мне самому приятной. Трахать красивую бабу гораздо приятнее, чем некрасивую. И уж тем более она гораздо лучше резиновой куклы. Зато, удовлетворив мои фантазии, довольно распущенные, не постесняюсь сказать я, она уже больше не могла сдать меня. Я мог творить за спиной Столыпина все что хотел. А эта дура мне помогала. Она решила, что я поделюсь с ней всем, что оттяпаю у Игоря Леонтьевича, потому что якобы я ее люблю. Бабы — гнилые существа. Они за любовь готовы предать принципы. Любовь — это миф, это самообман. С бабами удобно. Вот Лена сама придумала любовь, сама с ней и игралась. Дима решил, что все сказал и что игра закончена в его пользу, он опустил пистолет, затем поднял его, пробуя на вес, потом, играясь, нацелился на сидящую на полу несчастную, раздавленную морально девушку. Глядя на нее через прицел, он продолжил свои издевательские рассуждения: — Не удивлюсь, если она и в тебя влюбилась. Ну, хоть немного, да, Лена? Знаешь, братишка, эта рыжая — такая похотливая самка, даже, скажем честно, сука! Я уверен, что она занимается сексом даже с собственным братом. Лена, что твой брат любит больше всего? Он нагло хохотнул, все еще игриво держа ее на мушке. — Ты перегибаешь, Митя, — заступился за девушку растерявшийся Оборотень. Светлый образ брата из его воспоминаний плавился прямо на глазах, шипя и испуская какой-то ядовитый пар. — Поверь мне, братишка, я не перегибаю. Я уверен, что она удовлетворяла своего брата. — Заткнись! — прикрикнул Стас, вконец теряющий терпение.