— Конь в пальто, — хладнокровно ответил бородач. — Только не надо рассказывать сказочки про жену. «Здравствуй, Зина, я же просил не звонить мне на работу», — передразнил он, довольно похоже имитируя голос Мазура. — Не надо со мной шутить. Дело серьезное, а вы разводите за моей спиной какие-то сепаратные переговоры! Черт, что они, передохли там все, что ли? Он опять с силой придавил кнопку сигнала. — Ну, так что он тебе сказал? — повторил он свой вопрос, поворачивая к Мазуру лицо, на котором теперь не было и тени улыбки. — Сказал, если начнешь фокусничать, отстрелить тебе башку к чертовой матери, — глядя ему в глаза, ответил начальник охраны. Библиотекарь усмехнулся. — Ну, эта палка, как и все, о двух концах, — сказал он. — И потом, время фокусов миновало. Какие фокусы? Я заинтересован в благополучном исходе этого дела не меньше, чем он. Широкие дощатые ворота пристройки, наконец, распахнулись. Каждую створку толкал вооруженный охранник. Это были не слишком молодые, крепкие ребята — как говорится, не мальчики, но мужи, — в сером милицейском камуфляже, разного роста и телосложения, с абсолютно несхожими чертами лиц, но в чем-то главном одинаковые, как братья-близнецы. Библиотекарь загнал машину в пристройку, и ворота за ней сразу же закрылись. Под потолком вспыхнули лампы в пыльных, забранных металлической решеткой плафонах. Охранники, цокая по бетонному полу подкованными каблуками, шли к машине. — Спокойно, — едва слышно произнес Библиотекарь. — Мочим, когда откроют окно. Айда, выходим. Выбравшись из машины, Мазур увидел окно — квадратный проем в стене над самым полом, закрытый железной дверцей. С виду дверца была хлипкая, но, судя по конфигурации замочной скважины, замок в ней стоял серьезный, и взломать ее можно было разве что динамитом. Справа от окна виднелась кнопка электрического звонка, а слева — архаичный настенный телефон армейского образца, с массивной трубкой и без диска. Еще здесь имелась дверь — обычная деревянная дверь без таблички, за которой, судя по всему, располагалось караульное помещение. Догадка Мазура подтвердилась, когда она распахнулась, и оттуда вышли еще двое вооруженных охранников. Библиотекарь обошел машину и открыл дверь багажного отсека, где кривыми картонными башнями белели поставленные друг на друга связки папок. Один из автоматчиков еще раз проверил сопроводительные документы, удовлетворенно кивнул и нажал кнопку электрического звонка. Потом снял трубку телефона, сказал в нее коротко: «Принимай», и лишь после этого, звеня чудовищной связкой ключей, неторопливо отпер замок. Библиотекарь перехватил напряженный, вопросительный взгляд Мазура и едва заметно отрицательно качнул головой. Охранник с натугой потянул на себя стальную заслонку, и стало видно, что ее толщине позавидовала бы дверь хорошего банковского сейфа. От окна вниз уходил наклонный металлический короб. Оцинкованное железо его верхней грани и боковых стенок было матовым, тускло-серым, зато дно гладко лоснилось, отполированное до блеска тоннами макулатуры, год за годом скользившей по этому пути сверху вниз. Все это так напоминало грузовой пандус обычного гастронома, что догадаться о назначении данной конструкции было нетрудно и без объяснений. Двое автоматчиков стали по сторонам проема, держа оружие наперевес. От внимания Мазура не ускользнуло то, в каком положении находятся флажки предохранителей. «Калашниковы» были поставлены на автоматическую стрельбу, а это означало, что тут свято чтят старую, но по-прежнему актуальную поговорку: доверяй, но проверяй. Честно говоря, глядя на этих серьезных, настороженных ребят, он ощущал себя довольно неуютно, а спрятанный под пиджаком скорострельный пистолет-пулемет казался таким же далеким и недоступным, как если бы лежал где-нибудь на дне Марианской впадины или, к примеру, на Луне. Пока его оттуда достанешь, тебя сто раз успеют превратить в дуршлаг… Еще двое автоматчиков стали у ворот, через которые «уазик» въехал в пристройку. Олег Федотович оценил эту расстановку: стоя там, где стояли, охранники могли беспрепятственно просматривать, а при нужде и простреливать все помещение. Куда ни прячься, как ни финти, как минимум один из них все время будет держать тебя на мушке… Поэтому Мазур не стал ни прятаться, ни финтить, а остался, где был, то есть около правой передней дверцы «уазика». Машина более или менее прикрывала его от огня со стороны окна, а из двоих автоматчиков, охранявших ворота, ему отсюда был виден и, следовательно, представлял собой потенциальную угрозу только один. А если план Библиотекаря сработает, скоро от этой угрозы не останется и следа. Только бы он сработал! Библиотекарь, насвистывая, полез в багажник и вынул оттуда первую связку картонных папок. Левой рукой он держался за веревку, которой были перевязаны папки, а правой поддерживал увесистую пачку снизу. Так было задумано с самого начала; еще в лесу Библиотекарь засунул поставленный на боевой взвод «ингрэм» под эту пачку, и теперь автомат был у него в руке, прикрытый сверху стопкой перевязанных прочной бечевкой папок. Бородач выпрямился, развернулся и выпустил короткую очередь в охранника, который наблюдал за Мазуром. Бросив свою ношу на пол, он резко развернулся и дал еще одну очередь, свалив второго. Как только послышался хлопок первого выстрела, Мазур выхватил из-под полы автомат и, высунувшись из-за кабины, поверх капота полоснул длинной, на всю обойму, очередью по тем двоим, что стерегли окно. Стена вспенилась известковой пылью, во все стороны брызнули осколки кирпича, и оба охранника, не издав ни звука, сползли на пол, оставляя на серой штукатурке смазанные кровавые полосы. Все произошло практически мгновенно и почти беззвучно. Мазур вышел из-за машины и увидел, что один из охранников еще жив. Очередь прошла наискосок, размозжив его товарищу череп, а его самого всего лишь ранив в плечо. Несколько пуль, по всей видимости, попали в бронежилет, наставив ему синяков и, быть может, даже переломав парочку ребер. Но он был жив и, стоя на четвереньках, медленно, явно превозмогая сильную боль, подтягивал к себе за рукоятку отлетевший в сторону автомат. Мазур нажатием кнопки выбросил пустую обойму, загнал на ее место новую и передернул затвор, готовясь избавить беднягу от мучений. Но тут Баранов, который успел выхватить автомат, но не успел выстрелить хотя бы разочек, с двух шагов выпустил очередь охраннику в затылок и, подскочив, ударом ноги столкнул окровавленный, почти безголовый труп в зияющий квадратный проем открытого окна. Ничего умнее Баранов, конечно, придумать не мог, даже если бы ему хорошо заплатили за то, чтобы он провалил операцию. По замыслу Библиотекаря, они должны были сначала отправить вниз, в хранилище, пару пачек бумаги, чтобы усыпить бдительность персонала, и только потом, когда сидящий в подвале старый книжный червь сосредоточит внимание на столь обожаемой им макулатуре, поднести ему сюрпризец, спустившись тем же путем — то есть попросту съехав по трубе. А теперь, получив вместо списанных уголовных дел свеженький труп, старикан, который, если верить Библиотекарю, тоже не лыком шит, успеет подготовить им торжественную встречу… — Идиот! — зарычал Мазур. — Ты что делаешь, долдон?! — Так, а чего он?.. — промямлил Баранов, уже осознавший, что натворил. — Прости, Федотыч, я машинально… — Машинально, — передразнил подбежавший Библиотекарь и, схватив Баранова за плечо, толкнул его к окошку. — За ним, быстро, бычара безмозглый! Баранов независимо вырвал из его руки свой рукав и взглянул на Мазура, как бы спрашивая, как поступить. — Что вылупился? Живо! — вызверился начальник охраны, понимая, что видит Баранова живым в последний раз. Мамалыга, судя по выражению лица, которое Мазур успел заметить краем глаза, тоже это понял, однако от комментариев воздержался: тот, кто первым спустится в подвал по трубе, со стопроцентной вероятностью схлопочет пулю между глаз. Благодарить за это надо Баранова, и никого, кроме него. Так кому в таком случае спускаться первым? Тут только и остается, что, как на театральной премьере, крикнуть: «Автора!» Весь этот безмолвный обмен мнениями занял не больше секунды, а в следующий миг Баранов, тоже все понимая, но не имея ни одного конструктивного контраргумента, ногами вперед нырнул в трубу и, выставив перед собой «ингрэм», заскользил, набирая скорость, по наклонной плоскости — вниз, навстречу своей судьбе. Глава 13 Когда вместо папок со списанными делами из приемного окошка, обильно пачкая все вокруг кровью из разнесенной вдребезги, как спелая тыква, головы, мешком вывалился и распластался поверх груды еще не просмотренных бумаг мертвый охранник в пестром серо-черном милицейском камуфляже, Ефим Моисеевич мгновенно все понял. Случилось то, что рано или поздно должно было случиться: кто-то пронюхал о хранилище и решил прибрать его к рукам, а может быть, и просто уничтожить. Хотя, с другой стороны, уничтожить такой кладезь бесценной информации ни у кого не поднимется рука: на этих полках хранится столько компромата, что с его помощью можно за какой-нибудь час, как крошки со стола, смахнуть с занимаемых постов все руководство страны, а заодно поставить к стенке всех без исключения по-настоящему состоятельных россиян. Помянув недобрым словом нового Библиотекаря, который, если даже не был сам замешан в этом деле, то, как минимум, накаркал неприятности, вслух упомянув о возможности налета, старик принялся действовать: хлопнул ладонью по укрепленной снизу на крышке стола кнопке тревожной сигнализации, выхватил из ящика пистолет и метнулся к стеллажам. Это было проделано вовремя. В следующий миг в трубе опять послышалось нарастающее громыхание, и в груду сваленных под окошком неразобранных бумаг, поверх которой лежал труп охранника, с тупым стуком ударила автоматная очередь. Выстрелов слышно не было, из чего следовало, что автомат оснащен глушителем. Это было лишним подтверждением того, что на хранилище напали профессионалы, и Ефим Моисеевич слегка затосковал. Охрана этого места была поставлена недурно, но ее было не так много, как ему хотелось бы в данный момент. Где-то очень далеко, у него за спиной, с грохотом распахнулась дверь, ведущая к лифту, и послышался тяжелый топот спешащих на выручку охранников. В это самое время из трубы вперед ногами, как спущенный с борта военного корабля покойник, вместе с целым водопадом стреляных гильз вылетел первый из гостей. Он шмякнулся на лежащий под окном труп и, не вставая, осыпал все вокруг частым свинцовым градом из уродливого, но очень эффективного в ближнем бою короткоствольного пистолета-пулемета. На голову Ефиму Моисеевичу посыпались клочья рваной бумаги: сбитая с полки, пробитая почти точно по центру папка, теряя на лету свое содержимое, свалилась откуда-то сверху и чувствительно ударила по плечу. Гость уже начал подниматься, одной рукой упираясь в расползающуюся груду бумаги, а другой держа перед собой плюющийся свинцом «ингрэм», когда Ефим Моисеевич, высунувшись из своего укрытия, выстрелил в ответ. Пуля сорок пятого калибра ударила одетого в бронежилет Баранова точно между глаз. Он снова упал, откинув простреленную голову на тело убитого им охранника, и выпустил автомат. Но из окошка, как снаряд из орудийного ствола, уже вылетел Мамалыга и, кубарем откатившись в сторону, тоже открыл огонь — вслепую, наугад, но так густо, что Ефиму Моисеевичу поневоле пришлось пригнуться и попятиться. Старик выстрелил, но этим лишь выдал свое местоположение, и огонь стал прицельным. Вслед за Мамалыгой, почти без паузы, в подвал один за другим ссыпались Мазур и Библиотекарь. Пока бородач запирал на засов прочную металлическую заслонку окна, а Мамалыга перезаряжал оба автомата — свой и Баранова, — Мазур прикрывал их огнем. Потом из глубины помещения, которое показалось впервые наведавшимся сюда Мазуру и Мамалыге прямо-таки безграничным, гулко простучала первая автоматная очередь подоспевшей охраны. Шальная пуля угодила в стальную заслонку, и та загудела, как колокол; еще одна очередь пришлась по письменному столу Ефима Моисеевича, понаделав в нем дырок и набросав кругом щепы. Тесно поставленные бесконечными рядами, загроможденные бумагой стеллажи ограничивали обзор; кто-то из ворвавшихся в подвал охранников, по всей видимости, принял лежащего у стены на груде окровавленной макулатуры Баранова за источник реальной угрозы, и новая очередь с меткостью, достойной лучшего применения, простучала по его легкому импортному бронежилету, заставив мертвое тело мелко задрожать. Мазур видел это, но не проникся к своему убитому подчиненному сочувствием: с учетом того, что натворил этот кретин, Олег Федотович сейчас с огромным удовольствием попинал бы его труп ногами, чтобы хоть немного отвести душу. Увы, в данный момент ему было не до сведения счетов с мертвецами, поскольку живые представляли собой куда более серьезную проблему. Ныряя между стеллажами, увертываясь от пуль, стреляя в ответ, перезаряжая и снова стреляя по мелькающим в узких просветах между протянувшимися, казалось, на километры рядами полок плечистым фигурам, Мазур насчитал четверых автоматчиков. Не следовало забывать также и о старике, который с завидной, не по возрасту, меткостью постреливал из огромного, страшного даже на вид иностранного пистолета, калибр которого было несложно оценить по зиявшей во лбу Баранова дыре. Противник, таким образом, имел неоспоримое численное превосходство, к тому же он был, что называется, в своем праве, на своей территории, тогда как команда Мазура, фактически, очутилась в ловушке, из которой теперь существовал только один выход — вперед, по трупам врагов. Вот только враги, увы, не торопились становиться трупами… Перебежав немного вперед и правее, Олег Федотович одним толчком сбросил с полки десятка полтора пухлых картонных папок, открыв себе что-то вроде амбразуры. Выглянув в нее, он увидел старика, который, стоя на одном колене и держа пистолет обеими руками, тщательно целился в кого-то, похоже в «покойного» Библиотекаря. У Мазура имелся четкий, недвусмысленный приказ босса, но в данный момент Библиотекарь был ему жизненно необходим — не меньше, а может быть, и больше, чем проверенный и незаменимый Мамалыга. Старик резко обернулся на шум обрушившихся папок и испугавшийся за свою жизнь Мазур выстрелил гораздо поспешнее, чем того требовало его достоинство неустрашимого и хладнокровного профессионала, и намного длиннее, чем собирался. Стреляные гильзы фонтаном брызнули из казенника, боек сухо щелкнул, упав на пустой патронник, но старик зато был готов. Его изодранная пулями меховая безрукавка, надетая поверх теплой байковой рубахи, повисла рваными клочьями; сплясав короткий танец смерти, он боком рухнул на стеллаж и повалился на пол, а папки, каждую из которых он лично выбрал из невообразимых куч бумажного хлама и внимательно прочел, обрушившись сверху, погребли его, став могильным курганом из исписанной бумаги. Торчащие из этой кучи ноги в огромных разбитых башмаках с косо стоптанными каблуками немного поскребли пятками по цементному полу и замерли. Мазур сменил в «ингрэме» обойму, резко обернулся на послышавшийся справа шорох и успел всадить очередь в высунувшегося из-за стеллажа охранника раньше, чем тот сумел хотя бы навести на него автомат. Опрокидываясь на спину, охранник все-таки нажал на спуск, «Калашников» загрохотал, задергался, и по потолку пробежала длинная, кривая цепочка фонтанчиков известковой пыли. Эта бессмысленная, рефлекторно выпущенная очередь сбила лампу дневного света; колба осыпалась дождем стеклянных осколков, а жестяное основание, раскачиваясь, как маятник, криво повисло на проводе. Потом в проходе, где стоял Мазур, показался Мамалыга. Не замечая своего начальника, двигаясь боком, приставными шагами, он палил в кого-то невидимого сразу из двух «ингрэмов». В ответ тоже стреляли, заставленные папками полки так и плевались бумажными клочьями и облачками едкой архивной пыли, пули высекали из металлических стоек длинные бледные искры и с душераздирающим визгом улетали в никуда. Потом Мамалыга со злобной радостью в голосе выкрикнул: «Ага, сучара!», из чего можно было сделать вывод, что его противнику не повезло. Повернув голову, он увидел Мазура и поднял руку с автоматом в приветственном жесте. В это время где-то за стеллажами опять коротко и гулко прогрохотал «Калашников», Мамалыга охнул, сложился пополам и исчез из поля зрения. За стеллажами раздался одиночный выстрел, потом приглушенно, как резиновым молотком в стенку, простучал «ингрэм», что-то с шумом обрушилось, и спокойный голос Библиотекаря громко позвал: — Эй, есть кто живой? Кажется, все. Кто сколько жмуриков видит? — Я — два, — помедлив, откликнулся Мазур. Мамалыга промолчал, Баранов, естественно, тоже. — Ну, и я три, — сказал Библиотекарь. — Значит, все. Он показался из-за стеллажей — совсем не там, откуда Мазур ожидал его появления, — и подошел к начальнику охраны. В правой руке Библиотекарь держал «ингрэм», а локтем левой прижимал к боку толстенную, древнего вида, сильно пожелтевшую и обтерханную папку с коричневыми, завязанными узлом с двумя бантиками, тесемками. Плечо и локоть его траурно-черного пиджака были выпачканы чем-то белым — не то мелом, не то пылью, — на щеке подсыхали брызги чужой крови, но в остальном он был бодр и свеж, как будто полчаса назад встал с постели, принял душ и выпил утреннюю чашечку кофе. — Оно? — глядя на папку, спросил Мазур. — Оно, оно, — рассеянно ответил Библиотекарь, вертя головой во все стороны. — Старик где? — Вон он, — сказал Мазур, указывая на груду папок, из-под которой торчали ноги в стоптанных башмаках. — Готов старик. — Совсем готов? Насмерть? — Мертвее не бывает. — Жаль, — сказал Библиотекарь. — Я сам хотел разобраться с этим старым пархатым гоблином. Жаль! Но ничего не поделаешь. А ты уверен?.. — Не веришь — проверь, — нарочито грубо ответил Мазур, озираясь по сторонам. Ему все еще казалось, что бородач ошибся и что прямо сейчас по узким проходам между стеллажами к ним крадутся десятки вооруженных людей. Неужели это и вправду все? — А что ты думаешь? — сказал Библиотекарь. — И проверю. Потому что это такая хитрая сволочь, что ты даже представить себе не можешь… Чтобы не огибать длинный стеллаж, он сбросил на пол новую груду папок и ловко пролез в узкий промежуток между полками. Мазур последовал за ним — увы, далеко не так легко и непринужденно, поскольку для него эта щель была, мягко говоря, узковата. Когда он выпрямился, Библиотекарь уже стоял над трупом старика и стволом автомата одну за другой отбрасывал в сторону похоронившие его папки. Вид у него был настороженный, словно он действительно ожидал, что покойник может в самый неподходящий момент ожить и, вскочив, вцепиться ему в горло скрюченными пальцами. В тишине подземелья гулко, как в бочку, прогрохотала далекая автоматная очередь, пули с громом и лязгом ударили снаружи в стальную заслонку приемного окошка. Мазур вздрогнул от неожиданности. — Идиоты, — сказал Библиотекарь, продолжая разбрасывать папки. — Только время зря теряют. Им бы зайти с другой стороны, но они же понятия не имеют, где вход… Вот она, секретность! Он обернулся через плечо, словно приглашая Мазура вместе с ним по достоинству оценить юмор ситуации, и увидел в нескольких сантиметрах от своего лица тускло лоснящийся торец глушителя с воняющей пороховой гарью черной дырой выхлопного отверстия. Начальник охраны не дал ему времени даже на то, чтобы до конца осознать происходящее. Этот человек уже не раз доказывал свою ловкость и быстроту реакции, а в руке у него находился заряженный скорострельный «ингрэм». Библиотекарь был опасен, а Мазур просто не мог рисковать. Пистолет-пулемет в его руке зло подпрыгнул, издав короткий хлопок, похожий на звук энергичного плевка. Библиотекарь упал рядом с трупом старика, и Мазур для верности еще дважды выстрелил в распростертое среди раскиданных как попало папок и разрозненных листов бумаги тело. Он наклонился и поднял с пола увесистую, толстую папку — то, зачем они сюда явились. В неподвижном воздухе подземелья медленно плавал, постепенно оседая вниз, сизый пороховой дым, и пахло здесь уже не так, как раньше — затхлой бумажной пылью и подгоревшей снедью, которую, по всему видать, старик разогревал себе на какой-нибудь электроплитке, — а так, как пахнет в стрелковом тире после дня интенсивных занятий — кислой пороховой гарью и горячей оружейной смазкой. В тишине монотонно зудела, собираясь перегореть, лампа дневного света; потом со стороны приемного окна раздался глухой лязг, словно снаружи кто-то с разгона въехал в железную заслонку обеими ногами, а спустя мгновение в подвале раздался звук, который ни с чем нельзя было спутать — высокий, скребущий по нервам визг «болгарки», вгрызающейся в неподатливый металл. Надо было уходить. Сунув под мышку тяжелую папку, Мазур двинулся по проходу, обогнул стеллаж и очутился в соседнем проходе, откуда были видны стол, приемное окошко, трупы под ним и краешек вагонетки. Она стояла на рельсах, которые уходили под высокую двустворчатую дверь, а через нее, надо полагать, можно было попасть в котельную, где сжигалась основная масса бумаг. Пытаться уйти через котельную было, наверное, глупо — там кочегары, да и уцелевшие охранники наверняка давно перекрыли этот путь. Дверь, скорее всего, заперта со стороны хранилища, иначе они уже давно были бы тут, но особенно рассчитывать на замки и засовы не следует: на свете нет дверей, которые устояли бы перед планомерным, грамотным натиском людей, которые знают, чего хотят. Мазур вытянул руку с «ингрэмом» и дал очередь, целясь в серый квадрат закрытого заслонкой окошка. Расстояние для этой заграничной спринцовки было великовато, разброс получился слишком большим, но несколько пуль все-таки достигли цели и выбили лязгающую барабанную дробь по прочному металлу. Визг «болгарки» смолк — видимо, тот, кто ею орудовал, испуганно отпрянул, услышав этот недвусмысленный дробный перестук прямо у себя под носом. Мазур мысленно пожелал этому незнакомому типу по неосторожности отрезать себе ногу, а еще лучше — голову, но не тут-то было: помолчав секунду, «болгарка» завизжала снова. Олег Федотович выбросил из рукоятки опустевшую обойму и вставил полную, с некоторым удивлением отметив про себя, что это последняя. Он явился сюда, весь увешанный запасными магазинами, как новогодняя елка игрушками, и вот, пожалуйста, — патроны-то на исходе!