– Ну что, теперь на танцы? – спросила Мотя. – Женихов приманивать? – А то! На таких красоток мигом сбегутся! Они рассмеялись, потом крепко обнялись и поцеловались. Обе были довольны и считали, что праздник удался. Однако в этот раз все только начиналось. Когда разомлевшие от выпитого чая и съеденных пирогов красотки уселись на диван смотреть праздничный концерт из Кремлевского дворца съездов, в дверь позвонили. Они вздрогнули и переглянулись. Мотя решила, что явилась Надя Губочкина, которой она вчера пообещала закваски для домашнего кефира, а Глафира с замиранием сердца вдруг подумала, что это Шведов откуда-то узнал про именины и зашел поздравить. Обе ошиблись. Когда они распахнули дверь, за ней обнаружился огромный плюшевый Микки-Маус с пучком шариков в руках. – Святый Боже, спаси и помилуй, – прошептала Мотя, отступая в коридор. – Привет! Я – ваш аниматор! – объявил Маус. – Здравствуйте! Мы вообще-то не заказывали, – растерянно сказала Глафира. – Какой еще авиатор? – спросила Мотя за спиной. – Мы никуда не летим. – Как это не летите!!! Вы просто не в курсе!!! У одной из вас сегодня именины!!! Мне сказали, что девушка Глафира отмечает день рождения!!! Именно ее я приглашаю в полет мечты!!! Воздушный шар ждет вас!!! От вскриков Микки-Мауса женщины несколько ошалели, и плюшевый аниматор этим немедленно воспользовался. Не успели они и глазом моргнуть, как Мотя оказалась запиханной в глубь коридора, а Глафира, не успев даже прихватить плащ, вытащена из дома и усажена в какую-то цветастую таратайку, запряженную двумя лошадьми. Очнулась она, когда ее в самом деле затолкали в корзину огромного воздушного шара, и аниматор кому-то скомандовал: – Поехали! Шар стал стремительно набирать высоту. Все было действительно как в сказке! Огромный, как корабль, шар плыл над Петербургом, а Глафира, вцепившись обеими руками в борт корзины, смотрела на город с высоты. Почему-то ей было совершенно не холодно. Наверное, от нереальности происходящего. Летели они довольно долго, а приземлились на большой поляне, в углу которой кто-то раскинул белый шатер. Вот тут Глафира испугалась по-настоящему! Перед шатром, явно по ее душу, стоял плешивый толстый дядька и приторно улыбался, разглядывая Глафиру, идущую на негнущихся коленях. Судорожно соображая, что предпринять, она обернулась на шар, но оказалось, что его уже довольно далеко оттащили какие-то люди. Микки-Маус тоже исчез. Еще чуть-чуть, и она бы запаниковала, но тут из шатра с ликующим криком выскочила Ирка и кинулась Глафире на шею. – Я же говорила, что устрою грандиозный праздник! Ну как ты, Фирка? Опупела? Глафира призналась, что опупела, и дала себя затянуть внутрь шатра, где стоял накрытый стол. Плешивый толстяк вошел следом. Ирка представила: – Знакомься. Это мой Тобик! Я все придумала, а он осуществил! Она бросилась к дядьке и, ухватив его за щеки, потискала: – Спонсор ты мой бриллиантовый! Бриллиантовый Тобик ухмыльнулся и предложил сразу перейти к шампанскому. Дальнейшее Глафира помнила смутно. От шампанского, а больше от нереальности всего происходящего она быстро захмелела, принялась есть все, что стояло на столе, и на манер Тобика приторно улыбаться, слушая, как они вдвоем с Иркой веселятся. Домой ее, кажется, отвезли на машине. А может, снова на таратайке. Она не была уверена. А вот сердитое лицо Моти почему-то запомнила отлично. Завтра обзовет Глафиру плехой или волочайкой. И будет права. Улетела неведомо куда невесть с кем и пропадала до ночи! Прости, Мотенька, я не нарочно! Утром она встала ни свет ни заря и в ожидании суровой взбучки приплелась в кухню. Мотя уже заварила чай и налила ей самую большую кружку. Молча. Глафира выпила ее почти залпом и посмотрела покаянно. – Если хочешь ругаться – ругайся. – Да чего ругаться-то. Я, что ли, колотовка какая? – Я и сама знаю, что виновата. – Да ни в чем ты не виновата. Глафира не поверила свои ушам. – Разве я не понимаю ничего? Молодая душа праздника требует. Что ж тут дурного! Не в монастыре, чай, живем. – А чего ж ты злилась вчера? – Да так, – загадочно ответила Мотя. – Мотенька, ну скажи, пожалуйста! Я ведь изведусь вся. Мотя кивком указала на подоконник. Глафира отодвинула занавеску. Цветы. Не три и не пять, а целый букет дивных алых роз в большой вазе. Рядом – красивая коробочка. Конфеты, наверное. – Откуда? – От Сергея Ивановича. Битый час сидел. Все ждал тебя. У Глафиры вдруг заныл зуб. А безжалостная Мотя добавила: – Правильный мужик. Не окаемок какой-нибудь. Не фуфлыга. Да и фофаном его не назовешь. Глафира потрогала розы. Они нежно дрогнули в ответ. «Упустила ты, Глафира, свое счастье. А оно ждало тебя прямо тут». Почему-то в памяти всплыл жирный загривок Тобика, когда тот припадал к ее руке с поцелуем. Эх! Баламошка она бестолковая! Фонтан На следующий день, когда она пришла на работу, Бартенев вручил ей букет цветов. – Стасик покупал. Он присоединяется к поздравлениям и пожеланиям, многая лета вам, дивная Глафира Андреевна! К сожалению, был вынужден нас покинуть. Дела, знаете ли. А я, как всегда, у ваших ног! Профессор поклонился и даже катнулся на месте, изображая расшаркивание. На нем были белая рубашка и малиновый галстук-бабочка. Волосы, обычно торчащие в творческом беспорядке, оказались приглаженными, и, кажется, пахло одеколоном. Глафира растрогалась. – А вы, Олег Петрович, оказывается, сердцеед! – улыбаясь, сказала она, принимая подарок. – Видели бы вы меня в мои лучшие годы! Я был высокого роста, блондин с голубыми глазами! Женщины млели! Не верите?