– Присядь рядом. Глафира послушалась. – Видишь? Она присмотрелась и увидела: сбоку ткань, которой было обтянуто кресло, аккуратно разрезана. Шведов приподнялся, зацепил ножницы, торчавшие из стаканчика с карандашами, и осторожно засунул их в прореху. – Там что-то есть. – Письмо? Сергей немного повозился и вытащил обрывок целлофановой обертки. – Это от файловой папки, – прошептала Глафира. – Значит, письмо Бартенев хранил здесь. Думал, что надежно спрятал свое сокровище. – Так вот почему они перевернули коляску: чтобы достать письмо. Значит, профессор все же сказал им. – Необязательно он. – А кто? Стасик? Зачем тогда они его убили? – Вот это самое непонятное. Глафира вдруг рассердилась: – А все остальное понятное? Сергей не ответил. Поставил кресло обратно и вдруг спросил: – Ты закрыла дверь, когда уходила? – Она тяжелая, поэтому сама захлопывается, когда выходишь. Но я всегда проверяю: дергаю ручку. – И сегодня дергала? – Автоматически. А почему ты спрашиваешь? С дверью что-то не так? – Как раз наоборот. С дверью все в порядке. – Перестань говорить загадками?! – окончательно вышла из себя Глафира. Сергей внимательно посмотрел на нее. – А ты разве не заметила, что дверь не была вскрыта? – Ну и что? Возможно, Стасик думал, что ты вернулся. Открыл, а там бандиты. – Тогда почему они не убили его на месте? Внизу? Ведь он же мог шум поднять. А он зачем-то поднялся с ними в кабинет. Глафира почувствовала, что ее раздражение испарилось, а вместо него возникло что-то другое… Страшное. – Ты говоришь ужасные вещи. – Пока я ничего не утверждаю. Просто задаю вопросы. – А наверху они его почему убили? – Вот я и говорю: это самое непонятное. – А полиция? Она тоже об этом спрашивала? – Полиция? Нет, не спрашивала. Пока. Но надо быть готовым. – К чему? – К неприятным вопросам. Мы уже говорили об этом. Они всегда ищут преступника в ближнем круге. Глафира потрогала влажный лоб. – В ближнем круге? Стас мертв, профессор в коме. Остаюсь я. – Меня тоже со счетов не сбрасывай. – Да ты-то тут при чем? – Как это? Обманом проник в дом. Зачем? Что мне тут понадобилось? Вынюхивал, где спрятаны ценности? – И как они, интересно, об этом узнают? Я ничего рассказывать не собираюсь. – А как я оказался на месте преступления? Мимо шел? Глафира задумалась. Это она втянула Сергея. Теперь надо сделать все возможное, чтобы отвести от него подозрения. – Ты зашел за мной. Мы договаривались, и я просто не успела предупредить. А телефон разрядился. – Она подумала и добавила: – Скажу, что ты мой жених. Шведов посмотрел. Ишь ты, смелая какая! Хочет вывести его из-под удара. Это понятно. А если она серьезно? Они не сразу спохватились, что время приближается к четырем часам. Странно, но о Моте первым вспомнил Шведов. Глафира посмотрела на часы и ахнула. Мобильный она оставила в сумке, а сумку? Она судорожно огляделась. – Сейчас я тебе позвоню. Сергей набрал ее номер. Телефон отозвался из кухни. Когда Глафира в него заглянула, оказалось, что Мотя звонила бессчетное количество раз. Начиная с восьми утра каждые тридцать минут. – И что мы ей скажем? – с убитым видом поинтересовалась Глафира. – Я домой забежала, как очумелая, и тут же рванула обратно. Странно, как это Мотя сама сюда не заявилась. Она так тревожится, особенно если речь идет обо мне. Как теперь с Мотей объясняться? Врать Глафира умеет плохо, а правду сказать – язык не повернется. Ничего более-менее правдоподобного она придумать не в состоянии. – Скажем, что я неожиданно зашел за тобой, попросил разрешения у профессора, и мы вышли прогуляться. Ну а телефон случайно оставили в квартире. Думаю, Матрена Евсеевна не удивится. – С чего ты взял? – Она знает, что ты мне нравишься. От неожиданности Глафира часто заморгала и слегка покраснела. Чего это он вдруг? Сергей подошел и осторожно взял ее за руку. – Ты не против? – Чего? – спросила Глафира и покраснела еще пуще. – Встречаться со мной? Руки она не отняла, но немного отодвинулась. Испугал? Кто их, монастырских, знает, как с ними можно, а как нельзя. Может, у них будто в стародавние времена: за руку взял – женись. Хотя справедливости ради надо уточнить, что сегодня они обнимались и довольно крепко. Он подумал и тут же обругал себя дубиной стоеросовой. Это были другие объятия. Она о них и не вспомнит. И напоминать не стоит. Даже если при этом у него сердце стучало, как очумелое. Глафира между тем пыталась понять, серьезно он говорит или в шутку. Раньше за ней никто не ухаживал. Хулиганистые мальчишки из класса и то старались не задевать. Знали, что она при монастыре живет, поэтому если что, батюшка Спиридон, служивший в храме Вознесения Господня, на исповеди строго спросит. Если не с них, то с родителей. А это еще хуже. Кроме того, всем потенциальным ухажерам было известно, что у Глашки за спиной маячит грозная тень тети Моти. А с ней связываться – Боже упаси! Учеба в вузе тоже особого опыта не прибавила, у них на факультете учились одни девчонки. Чтобы завести знакомство с каким-нибудь парнем, надо было ходить в бары и на дискотеки. А что там делать? Скука смертная. По этим и многим другим причинам, среди которых были строгие монастырские правила, Глафира справедливо считала себя полным профаном во взаимоотношениях с мужчинами. Она почувствовала себя растерянной. Как ей следует себя вести? Что сказать? Или вообще ничего не говорить? «А может, просто сделать то, что душа просит»? – вдруг спросил кто-то в ее голове. Глафира сделала маленький шажок, уперлась рукой в Сергея и поцеловала его в губы. Вот так. И нечего лицемерить.