Глафира сглотнула и торопливо сказала: – Вера Аполлоновна, вы меня не знаете. Я си… помощница Олега Петровича Бартенева. – Это он вас попросил позвонить? – быстро спросила собеседница. – Нет, я сама. Он все равно не смог бы… Что она несет, Господи! – Понимаете, профессор сейчас в больнице. – Что с ним? – вскрикнула Вера Аполлоновна. – Он жив, не волнуйтесь. Только… в коме. Она ожидала нового вскрика, но в трубке неожиданно стало тихо. – Алло! Вера Аполлоновна, вы меня слышите? – испугалась Глафира. Не хватало только, чтобы это сообщение довело женщину до сердечного приступа. – Где он находится? – вдруг услышала она спокойный, твердый голос. – В военном госпитале, – заторопилась Глафира. – Доктор говорит, что Олегу Петровичу необходимо лечебное общение. Понимаете? Чтобы рядом находился тот, кого он любит, и разговаривал с ним. – Кого он любит? – переспросила Вера Аполлоновна. – Да. Поэтому я позвонила вам. Я знаю, что Бартенев любит вас. Вы можете стать для него лекарством, стимулом к жизни. – Уверены? – Абсолютно. Вас могут к нему пустить как близкого человека. Согласны? Глафира затаила дыхание. – Господи, да конечно. Как мне его найти? – Я буду ждать вас у входа. Глафира выключила телефон и вдруг поняла, что продолжает удаляться от госпиталя. Куда это она так несется? Она остановилась и огляделась. Оказалось, рядом стоит тележка с мороженым, и Глафира вдруг вспомнила, что с зимы его не ела. Она купила хрустящий рожок с пломбиром и с наслаждением лизнула. Вкусно-то как! Кажется, жизнь налаживается! К профессору вернется его Вера, а вместе с ней – помоги, Господи – и жизнь! Поедая мороженое, она повернулась и, не спеша, двинулась в обратный путь. Гуляя у ворот госпиталя, Глафира всматривалась в проходящих женщин, пытаясь угадать в них Веру Аполлоновну. – Вы Глафира? – неожиданно услышала она за спиной. Вообще-то Глафира ждала кого-то, похожего на профессора: миниатюрное, худенькое и немного не от мира сего создание. Но на нее строго смотрела полная, статная дама с уверенным загорелым лицом. Совсем не похожа на «божий одуванчик». Скорее, на классную даму Института благородных девиц. Глафира заробела. – Здравствуйте, Вера… Аполлоновна, – почему-то с запинкой произнесла она. Та проницательно посмотрела и вдруг улыбнулась. – Не бойтесь меня. Я только с виду такая грозная, чтобы пугать нерадивых студентов. А то, знаете ли, мигом на шею сядут, поросята. Вера Аполлоновна снова улыбнулась, и Глафира ответила тем же. У нее сразу отлегло от души. Нет, не мог профессор ошибиться. – Меня пустят к нему? – спросила Вера Аполлоновна, доставая из сумочки паспорт. – Да, главврач разрешил. Пойдемте, – ответила Глафира, торопливо направляясь ко входу. В палате Бартенева они застали Мотю, которая посмотрела на новую посетительницу с недоверчивым удивлением. – Это откуда такая затетеха? – тихо спросила она Глафиру. – Никакая не затетеха, а тайная любовь профессора, – прошептала та и посмотрела на ругательницу укоряюще. – А… – протянула Мотя, помолчала и добавила: – А я как раз его вымыла и обиходила. Лежит во всем новом. Чистый ангел. Она хлюпнула носом. Глафира подхватила Мотю под локоток и вывела за дверь. – А познакомиться? – спросила та, оглядываясь. – После познакомишься. Случай будет. Мотя все порывалась остаться и рассмотреть «тайную любовь» повнимательнее, но Глафира решительно поволокла ее к выходу. – Иди отдохни. – А ты что ж? – Подожду немного. – Надеешься, что мадам останется? – Надеюсь. Через час она осторожно заглянула в палату. – А помнишь Судейкина? Он еще всех уверял, что потомок по прямой линии Ольги Судейкиной, подруги Ахматовой? Представь, защитился и теперь рассказывает эту историю юным студенткам. Каков ловкач? А впрочем, я его не виню. Надо же чем-то выделяться на фоне профессоров и академиков. А Варвару Алексеевну так и не уволили. Пожалели. Ну куда она пойдет в свои восемьдесят? У нее вся жизнь на кафедре. Она единственная, кто по-настоящему возится со студентами. Как Арина Родионовна, честное слово. Ты, Олежка, правильно тогда за нее вступился. Кстати, она все ждет обещанный подарок. Забыл? Новый мундштук для папирос. Их она все еще пахитосками называет. Смешно, правда? Глафира тихонько закрыла дверь. Конечно, профессор не ошибся. Его Вера больше никуда от него не уйдет. Шагая по тротуару вдоль забора к метро, Глафира вспоминала возлюбленную Бартенева и все пыталась примерить их друг к другу. Получалось плохо. Вера Аполлоновна, скорее, подходит в жены какому-нибудь крупному чиновнику или партийному функционеру на пенсии. Олег Петрович на ее фоне совсем теряется. Как же так получилось, что они полюбили друг друга? Что их, таких разных, объединило? Глафира вдруг вспомнила мимолетный разговор с Бартеневым о том, что встретить своего человека невероятно сложно. – С первого раза такое вообще редко кому удавалось. Последний раз, кажется, подобное случилось в четырнадцатом веке в Вероне. Молодых людей звали Ромео и Джульетта. Да и то Джульетта была второй! До нее существовала некая Розалина! Так что это – как пальцем в небо ткнуть и попасть! Неужели она вторая в истории после Джульетты? У нее-то Ромео был первым. Единственным, словно для нее созданным. Как для нее Шведов. У Олега Петровича с Верой Аполлоновной все сложилось иначе. Они встретились уже много пережившими людьми и не были друг для друга первыми. Но почему они не могут стать единственными? Главное, твой человек или нет. Профессор, кажется, все же нашел свою женщину. Кстати, если верить Стасику, Вере Аполлоновне примерно пятьдесят пять, а выглядит она гораздо моложе, хоть и полная. Одета не по старушечьи. Плащик такой модненький. Брючки, светлая блузка. Размахивая своей красной сумкой, Глафира шла как раз мимо витрины магазина. Она остановилась и посмотрела на свое отражение. Да уж… Воспитанная в монастыре, она никогда не нашивала брюк или, не дай Бог, дырявых джинсов. Когда работала в соцзащите, носила платья чуть ниже колена. Учреждение все же! А как нанялась в сиделки, перешла на привычное – длинные свободные юбки и кофточки с застежкой до горла. И удобно, и не стыдно. Так в чем же дело? Удобно тебе? Так носи себе и не парься! И вот, поди ж ты, вдруг до сердечной боли захотелось надеть что-нибудь другое: смелое, открытое, весеннее! Конечно, она сразу догадалась, откуда в ее голове подобные мысли. Хочет понравиться. Ему. Чтобы он увидел и ахнул. Ну, хотя бы залюбовался. Вот, мол, какая у меня женщина красивая! Глафира три раза прочитала про себя «Отче наш», чтобы свербеж прошел. Не помогло. Охота, она, как известно, пуще неволи. Глафира шла по светлой питерской улице и смотрела на витрины. Да, отстала она от жизни. Вот бы купить рваные джинсы, маечку с какой-нибудь надписью и такую мягкую удобную штуковину с капюшоном и карманом на животе, а потом во всем этом заявиться к Сергею. Оторопеет! Глафира представила оторопевшего Шведова, и ей стало смешно. До чего же глупой бабе мало для счастья надо! Она ускорила шаг. Сейчас нырнет в метро и думать забудет о всяких глупостях. А кто-то вредный в ее голове мысленно пересчитывал деньги в кошельке. Хватит или нет? Если бы на пути не попался магазин женской одежды, она все-таки удержалась бы от соблазна. Но он попался! И, как говорится, не объедешь, не обойдешь!