Сергей переступил с ноги на ногу. А ему можно? Или пока нельзя? Из-за Глафириной спины высунулась пухлая рука и, захватив рубашку на шведовском животе, потянула на себя. Качнувшись вперед, Сергей оказался притиснутым к Мотиному боку, обнял обеих женщин и прижался губами к теплым Глафириным волосам. Постояв такой живописной группой несколько минут, они наконец решили, что можно выпить. Даже Мотя разговелась. Когда все уже порядочно захмелели, раздался звонок телефона. Мотя, сидевшая к нему ближе всех, глянула на экран и протянула мобильник Глафире: – Вот ведь ветрогонка эта твоя Ирка! Как чует, что без нее празднуют! Гляди, нарисуется – не сотрешь! Глафира схватила телефон. Она же позвонить обещала! Вот растыка! Ирка не дождалась и сейчас устроит разгон! – Фирка, – услышала она голос подруги, – я еду к тебе. Голос у Ирки был странный. – Что случилось? – испугалась Глафира. – Даже не знаю… Я должна рассказать тебе… кое-что… Жди дома и никуда не уходи. Ирка говорила так, словно слова выдавливала, схватившись за горло. Глафира в панике посмотрела на Сергея. Тот сразу все понял и, поднявшись, спокойно сказал: – Матрена Евсеевна, вы не против, если мы с Глашей прогуляемся? Приедет ее подруга, начнет вешать на нас свои проблемы, испортит всю обедню. Лучше Глаша на улице с ней поговорит. Заодно и хмель выветрит. Мы ненадолго. А когда вернемся, будем пробовать ваши котлеты. Или я ошибаюсь и это не они шкворчат на плите? Мотя перевела взгляд с одного на другого. – Прогуляться желаете? Отчего же не проветриться? Я как раз картошку пожарю. Пулей вылетев во двор – Сергей еле поспевал за нею, – Глафира кинулась на улицу и, встав, чтобы ее было отовсюду видно, закрутила головой. – Откуда она едет? – спросил Шведов, останавливаясь рядом. – Не сказала. У меня даже мороз по коже. У нее что-то случилось! – Что именно она сказала? – Должна рассказать кое-что. – Может, про то, что Тобик ее окончательно бросил? – Нет, Сереж. Я Ирку знаю. Она говорила так, будто… не могу объяснить. – Думаешь, это как-то связано с нашим делом? – Сереж, я сейчас не могу думать! У меня от страха мозги отключились! Они ждали больше часа, но Ирка так и не приехала. Раз двадцать Глафира набирала ее номер. Никто не отвечал. Сергей сходил за теплой курткой и набросил ее на плечи Глафире, которая металась по улице до угла и обратно, повторяя, как заведенная: – Почему она не едет? Как ты думаешь? Почему? Шведов нервничал не меньше. А если речь действительно шла о раритетах, украденных у Бартенева? Тогда Иркино отсутствие наводит на мысль, что с ней могли расправиться. Как это выяснить? Начинать обзванивать больницы и морги? Сергей посмотрел на серую от переживаний Глафиру. – Глаша, иди домой и успокой Мотю. – Не пойду. Вдруг Ирка сейчас приедет. «Не приедет», – чуть было не сказал Шведов. – Я буду здесь и дождусь. – Ты же ее никогда не видел! – Глаша, успокойся. Забыла, что ли, как мы фотографии смотрели? – Ах да… Я буду звонить тебе. – Не надо. Мотя услышит. Я напишу, если… когда Ирка появится. Глафира собралась с духом и пошла домой. Нельзя беспокоить Мотю. Если она узнает, что с ее близкой подругой что-то случилось, не переживет. Прошмыгнув мимо Моти в комнату, она села на кровать, положила телефон на колени и уставилась на него, прожигая взглядом. Время от времени ей приходилось выглядывать, чтобы Мотя ничего не заподозрила. Не выпуская телефона из рук, она прохаживалась мимо кухни то в туалет, то в комнату, даже напевала что-то легкомысленное, а потом снова замирала на кровати. Она продолжала ждать, хотя с каждой минутой все очевиднее становилось, что стряслась беда. Она не видела, как пристально Мотя провожает глазами каждый ее выход, не слышала, как та подходит к двери и стоит, прислушиваясь и беззвучно шепча молитвы. Как только Глафира ушла, Сергей набрал номер следователя Беленького. Все равно больше просить о помощи некого. Тот выслушал внимательно. После их беседы, когда выяснилось, что они с Глафирой вовсю сотрудничают со следствием и даже оказывают ему неоценимую помощь, Беленький немного сбавил гонор и стал разговаривать по-человечески. Понял, наверное, что в сотрудничестве с населением – залог успеха следствия. – Вы можете что-нибудь узнать? – спросил Шведов, закончив рассказ. – Возможно. Во всяком случае подключимся немедленно. Сергей поблагодарил, но почему-то спокойнее ему не стало. На войне случалось так, что по одному взгляду на раненого он мог сразу определить, выживет тот или нет. И не всегда это зависело от характера ранения. Иногда, посмотрев на битого-перебитого бойца, про которого коллеги думали, что он точно не жилец, Шведов совершенно точно знал: выкарабкается. Этот выкарабкается. Сейчас была другая ситуация, но он почему-то совершенно отчетливо понял: Ирка не выкарабкалась. В три ночи позвонил Беленький и сообщил, что машина Ирины Петряковой слетела с дороги и врезалась в столб. Девушка погибла на месте. Шведов не стал звонить и писать Глафире. Понимал, что она сходит с ума, но все равно не стал. Пусть узнает обо всем завтра. Ход дела До утра Шведов думал о том, что случилось с подругой Глафиры. Что такого она могла узнать или увидеть? В том, что авария – не случайность, он почти не сомневался. Не может быть совпадением ее желание приехать к Глафире и гибель. Нет, Ирка стала опасна для Мягги, и он ее убрал. Для его подручных подстроить аварию ничего не стоит. Может ли Беленький нарыть доказательства вины Тобика? Капитан сказал, что тот еще в городе. Значит, и письмо с сережкой пока не уехали. А если нет и ценности давно за границей? Тогда зачем так жестоко и стремительно избавляться от девушки? Нет, письмо и «Слеза Евы» еще здесь. Может быть, даже в доме Тобика. Ирка стала невольным свидетелем какого-то разговора или сама увидела сокровища у любовника. Она не глупа и, связав концы с концами, догадалась, что все случившееся с Бартеневым – дело рук ее дружка. Тобик понял, что она в курсе, а значит, может его выдать, и легко избавился от надоевшей подружки и опасного свидетеля. Совершенно измученный Шведов поднялся в шесть утра и пошел пить кофе. Может, в мозгу просветлеет. Чуть полегчало после третьей чашки. Он принял до невозможности холодный душ, сделал упражнения для многострадальной спины и только-только успел запить горсть таблеток, как в дверь тихонько поскреблись. Шарик, который поплелся за ним в кухню и устроился валяться в ногах, поднял кудлатую голову и посмотрел вопросительно. – Это Глафира, – сообщил ему Сергей и пошел открывать. Глафира только взглянула на него и тут же все поняла. Зажав ладонью рот, она шагнула за порог и закрыла за собой дверь. Сергей обнял ее. Пусть поплачет. Ничего другого все равно не остается. В восемь, заставив Глафиру выпить успокоительного и уложив ее в комнате Ярика, убежавшего в школу, Сергей вышел на лестничную площадку, плотно закрыл за собой дверь, спустился на один пролет и позвонил Беленькому. Капитан находился на месте аварии. Разумеется, он не был расположен вести разговоры, но, видимо, почувствовав состояние Шведова, все же сказал, что эксперты, осмотревшие машину Петряковой, не нашли в автомобиле никаких искусственных дефектов: ни перерезанных проводов, ни других повреждений. Зато уже известно, что в крови у трупа обнаружено приличное количество алкоголя. И никаких следов на теле, кроме полученных во время аварии. – То есть, если я правильно понимаю, она села за руль пьяной и просто не справилась с управлением? – спросил Сергей, подозревая, что эта версия вполне устроит Следственный комитет. – Так-то оно так, но… – Что? Беленький помялся, решая, говорить или нет, а потом неохотно произнес: – Если честно, меня напрягает такое совпадение. Петрякова узнала что-то важное, касающееся ее подруги, направилась к ней на ночь глядя, чтобы об этом рассказать, и неожиданно погибла. Мгновенная карма настигла? Он замолчал. Сергей ждал, чувствуя, что капитан знает что-то еще. – И еще, – услышал он, – Мягги за час перед этим уехал в аэропорт. У него ночной вылет. – В Эстонию?