Джек Страйкер уже много лет как отказался от человечества. Он разделял себя и остальной мир. Люди — это куски мяса, которые живут, чтобы умереть. Ни цели, ни надежды, ни сожаления. Только существование. Его спина была испещрена шрамами, оставленными пребыванием в приемной семье. На руках и ногах остались следы от сигаретных ожогов, которые отражали раны его души. Он понял, что сломлен, когда убил старшего ребенка в приемной семье и тогда пожалел об этом. Каждый раз, потом, при выполнении заданий, он вспоминал того ребенка. Пол Хьюз, имя, которое он никогда не забудет, был высоким семнадцатилетним парнем. Он был злым и жестоким. Джеку было двенадцать, когда он осуществил свою месть на заброшенном горном карьере. Он вернулся домой, размазывая по щекам слезы, рассказал придуманную историю случившегося и принялся ждать, когда его раскроют. То, что произошло после исповеди священнику, сломало Джека окончательно. Был шантаж, совращение, боль и чувство вины. Даже спустя многие годы Джека воротило от запаха ладана. Священник стал его второй жертвой. Джеку тогда было уже пятнадцать. Вот уже два года Джек работал наемным убийцей и его это устраивало. Он работал один, связь держал только по телефону или через компьютер. Со временем, Директора всё больше доверяли ему и давали более серьезные задания. Он начинал понимать своих работодателей, а вместе с пониманием росло восхищение. Они были похожи на него, хоть и обладали большим влиянием. Это задание было выполнено успешно. Его основной целью было устранить Рейнса Блэкэби. Весь день Страйкер отслеживал связи Блэкэби, пытаясь найти доказательства его предательства, но тот был умен и осторожен. На крыше Страйкер кивнул пилоту и забрался внутрь. Через вживленную систему боевой связи он передал сообщение. «Работа выполнена — написал он. — Жду указаний». Блокнот он оставил себе. Он не сомневался, что тот ему ещё пригодится. Вертолет поднялся с площадки и направился на восток, а Джек Страйкер подумал, что хотел бы сейчас испытывать хоть какое-нибудь чувство, помимо тряски. Нэшвилл, Тенесси. Леон Смит присел на корточки в однокомнатной квартире, перепуганный за судьбу своих родных. Всю ночь за дверью слышалась стрельба. Он слышал грохот дробовиков, пистолетные выстрелы, а однажды, даже очередь из чего-то автоматического. Эти, в общем-то, незаконные штуки, не могли сдержать напора банд. Он поставил перед дверью своё старенькое простенькое кресло и всю ночь сидел в нем, сжимая револьвер убитого начальника. Жена и дети Леона спали в одной кровати. Он слышал, как они сопели и ворочались во сне. Леон ни разу не слышал полицейских сирен. Район Нижнего Антиоха и раньше был местом, куда копы заглядывать очень не любили. Теперь же, казалось, они вообще вырезали его с карты города. Снаружи доносились только вопли, крики, стрельба, звуки бьющегося стекла. Этот дом находился под контролем лаосской банды, которая называла себя Кровавые Пауки. Они были кучкой подростков, которые только и делали, что торговали наркотиками, воевали с соседями и бахвалились своим, так называемым братством. Всходило солнце и Леон понимал, что семью нужно вывозить. Но идти было некуда. Весь его мир заключался в этих стенах, в людях, которые в них жили. Сестра жены жила в Лос-Анджелесе, а брат в Атланте, но Леон не хотел туда ехать. Он хотел скрыться в сельской местности. Может, был смысл уехать в Скалистые горы. И чем чаще он обращался к этой мысли, тем больше она его привлекала. Он сунул револьвер за пояс и в полутьме принялся собирать вещи. Он поднял любимую игрушку малыша Эдди — плюшевого мишку. Леон почувствовал стыд, который, по его мнению, не должен был испытывать мужчина. Продавленный диван, голые стены и стрельба снаружи убеждали его, что он, как муж и отец, со своей задачей не справился. Самое главное дело своей жизни — обеспечить безопасность своей семьи — он закончить не сумел. Запихивая игрушку, которую однажды выиграл для сына на ярмарке, Леон размышлял о своей жизни. Он злился на свою бедность, на расизм, на то, что каждый день, с момента подъема с постели и до момента выключения света, он всё глубже увязал в этом болоте. Его дети заслужили лучшую жизнь, имели право на возможность, которую, судя по всему, уже утратили навсегда. Эта дыра была таковой и до того, как страна начала разваливаться, и Леон не знал, как из неё выбраться. Денег всегда не хватало. Всегда не хватало работы. Он жил впроголодь с момента, как уволился из армии, вся его жизнь проходила в каком-то замедленном движении. Из соседней квартиры послышались крики и звук выбиваемой двери. Кричала женщина. Леон знал её. Добрая набожная пожилая леди, в одиночку воспитывавшая внуков. Двоих старших парней недавно выгнали из школы, а девочка, Лейша, часто играла с сыновьями Леона. Сквозь тонкие стены он слышал детский плач, требование старушки убираться из её дома. Леону показалось, это было как-то связано с бандитскими делишками. Наркотики или оружие. Или обычная месть. Подобные вещи регулярно происходили в бедных кварталах по всей стране, но они не интересовали прессу, потому что это было некрасивое насилие. «Если симпатичная белая женщина убивает своего мужа, это становится общенациональной новостью, а за судом будут следить до самого конца. Но если нищее меньшинство режет друг друга, никому нет дела, кроме родных и близких». Леон положил плюшевого мишку на кресло, проверил револьвер и вышел. — Где они? — спрашивал один подонок с красной банданой на голове. Штаны наполовину сползли с задницы. Он и его дружок, которому могло быть, одновременно, и пятнадцать и двадцать пять стояли прямо в проходе. — Не знаю. Здесь их нет. Выметайтесь из моего дома! Проваливайте! Оба! — в глубине комнаты кричала Лейша. Сейчас, может всё закончиться. Может, они уйдут и никто не пострадает. У одного из бандитов в руках был обрез ружья. Он повернулся к Леону. — Не твоё дело, старикан! — сказал пацан. Его рот искривился в ухмылке. Он направил обрез Леону в грудь — Или, хочешь огрести? — Вали его! — крикнул второй. Для них это шутка. Видеоигра. Леон шагнул вперед, почти уткнувшись грудью в ствол. Он посмотрел на темнокожего подростка перед собой. Один из Пауков. — Я тебе башку прострелю, солдатик. Меня не напугать. Давай сюда ствол. Я знаю, у тебя есть, — он засмеялся звонким девчачьим смехом. Леон подумал, а вдруг, и он когда-то так смеялся. — Оставьте его в покое! — крикнула старушка. — Валите отсюда, — сказал Леон. Пистолет оставался за поясом. Он не стал выходить, держа его в руке, потому что боялся того, что может сделать оружие в таком случае. — Стреляй! Он же псих! — Проваливайте. Живо, — Леон посмотрел парню прямо в глаза. Он может. Может пристрелить этого подонка, выстрелить прямо в эту злобную пасть. — Видишь пушку? Видишь? — ствол обреза уткнулся Леону в грудь. Может, из-за того, что он уже убивал, а, может, из-за того давящего чувства вины, но Леону было наплевать на то, что будет дальше. Наверное, эти гады тоже это почувствовали. Леон очень медленно достал из-за пояса револьвер и прижал никелированный ствол ко лбу подростка. Другой рукой он взялся за ствол обреза и отвел его в сторону. Парень смотрел на него удивленно и испуганно. — Я так и думал, — сказал Леон, забирая дробовик. — Ещё раз вас здесь увижу — завалю. Мне плевать, что твоя мамаша была наркошей, а батя постоянно пиздил ремнем по жопе. Это не дает вам право быть конченными мразями. Леон прижал ствол ко лбу парня, который, судя по росту, должен быть уже взрослым. — Ещё раз докопаетесь до кого-нибудь здесь, я вас найду. Если сюда придут ваши «корефаны», ваша «команда», «пауки», похуй вообще, кто… для вас будет лучше, чтобы меня убили. Потому что я вас найду. Это понятно? — Он долбанутый наглухо! — сказал один, когда они бежали по коридору, поддерживая постоянно падающие штаны и стараясь не врезаться друг в друга. — Не надо было этого делать, — сказала старушка. — Но, всё равно, спасибо. — Мы уходим, — сказал ей Леон. — И вам тоже нужно уходить. — И куда вы собираетесь? — В горы. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Дым и тень Колорадо. Иногда сны становятся кошмарами, а кошмары рождаются, порой, в очень тихих местах. Колорадо превратился в натуральный ад среди гор и сосен. Генри навсегда запомнит его таким, горящим и полным смерти, и он часто будет являться ему во снах. Они втроем с трудом пробирались через территорию штата, потому что приходилось обходить блокпосты и завалы автомобилей на дорогах. К тому же, авиация периодически бомбила гражданских. Они забрались в кузов стоявшего на обочине полноприводного грузовика и поехали на нем. На окраине какого-то безымянного городка ракета разнесла на части минивэн где-то в полумиле от них. Они почти 20 миль двигались за этим минивэном, иногда даже слышали детские крики с заднего сиденья. Ракета была выпущена с беспилотника, или с истребителя и двигалась так быстро, что за ней невозможно было уследить. Генри сидел за рулем. Он прибавил газу, но когда они добрались до фургона, было уже поздно. Вся машина была объята огнем. С тех пор они передвигались только пешком, стараясь держаться ближе к деревьям. Они направлялись строго на юг. На следующий день мимо прогромыхала длинная армейская колонна. В ней шли танки «Абрамс», бронетранспортеры, набитые пехотой, а замыкали колонну машины сопровождения — медики, кухня, инженеры. Впереди колонны ехали здоровенные машины с огромными колесами и приспособлениями, похожими на захваты для коров, которые используются на поездах. Эти громадины очищали дорожное полотно от брошенных и сгоревших машин. Сверху колонну прикрывали вертолеты и истребители, которых было отлично слышно высоко в небе. «Волки» спрятались в лесу и оттуда наблюдали за продвижением военных. Американские флаги были заменены знаменами, которых Генри раньше никогда не видел. В небе ревели самолеты. Ещё до появления колонны Генри услышал ужасающий звук приближавшегося АС-130 «Спектр». Самого самолета он не видел, его загораживала гора. Тяжелый пулемет, установленный на борту самолета, издавал пронзительный звук, который отдавался в груди даже на дальнем расстоянии. Громыхали 105-мм пушки. Когда-то этот звук радовал слух, потому что это значило, что джихадисты отправлялись к своему богу. Теперь же этот звук ужасал. Повсюду грохотали пушки, свистели минометные снаряды, с неба падали бомбы. Где-то вдалеке, в небо взлетали вмерзшие в снег машины. В семи или восьми милях впереди ввысь тянулся столб густого дыма. Генри зарылся в снег, накрылся еловыми ветками, но всё равно чувствовал себя маленьким и уязвимым. Перед ними проходила, как минимум, дивизия, от 10 до 15 тысяч человек. — Плохо дело — подал голос Карлос. — Это же убийство. Святый боже, — вторил ему Мартинез. — Они мятежники. Но кто именно? — задумчиво произнес Карлос. — Разные, — ответил ему Мартинез. — Я видел техасские флаги. Полагаю, войска Техаса столкнулись с Нацгвардией Колорадо. Идут вперед и разносят в хлам всё, что встает у них на пути. — Ох, как бы я хотел найти их командира и вырвать ему яйца, — зло произнес Карлос. — Измена. Зло, как оно есть. — Слишком поздно, — сказал Мартинез. — Дело не в каком-то генерале-изменнике. Они готовились. Кто-то всё тщательно спланировал. И все знали, что делать. От политиков до отдельных офицеров. — Но, ведь, вся эта пехота не может быть частью одного большого заговора, — заговорил Генри. — Конечно, нет. Они подчиняются командиру отделения, тот командиру взвода. Если в бой идет командир отделения, остальные идут за ним. — Я бы не пошел — сказал Генри.