Отдышавшись, Мег Дункан натянула покрывало до подбородка. – Вы позволили себе распустить руки, – повторила она. – Условный рефлекс. Вам еще повезло, что я дал волю только одной руке. Так когда вы подарили ей фотографию? – Это случилось довольно давно. Почти год назад. Она прислала записку в мою гримерную после субботнего дневного спектакля. В записке говорилось, что она видела меня в своем доме и хотела бы получить три билета на следующую субботу. Для себя и двух подружек. В записке были указаны ее имя и адрес. Тот самый адрес… Я попросила пропустить девушку ко мне. Она оказалась потрясающей. Никогда в жизни не видела такой красавицы. Я подумала, она была… что она тоже бывала… – Гостьей в той самой комнате, – закончил я ее мысль. – Нет, я так не думаю. – Я теперь тоже. После нашей беседы. Она сказала, что видела меня в коридоре – по ее словам, дважды – и узнала по фотографиям в прессе. Сказала, что никому ничего не говорила и никому ничего не скажет. Я дала ей фотографию с автографом и три билета. Дело было в июне, в июле мы закрылись на месяц на летние каникулы, но в августе она пришла ко мне снова. Она еще больше похорошела, став просто ослепительной. Девушка опять попросила три билета, и я обещала послать их по почте. А потом она сказала, что хочет получить плату за молчание. Так и сказала: «плата за молчание». Пять долларов в месяц. Я должна была переводить деньги первого числа каждого месяца в почтовое отделение на Восемьдесят третьей улице, Планетариум-стейшн. Вы когда-нибудь видели эту девушку? – Да. – Тогда вы не слишком удивлены? – Нет. Я давным-давно перестал удивляться. После первых двух лет работы частным детективом. – А вот я удивилась. Такая красивая девушка и такая гордая – боже мой, она действительно была гордой! Я, естественно… Короче, я предположила, что это только начало. И с тех пор постоянно ждала, что она придет снова и скажет, что пяти долларов в месяц ей мало, но она больше не появилась. – И вы больше никогда ее не видели? – Нет. Но она меня видела. Она призналась мне, что делала. Услышав, как кто-то входит в дом, она выключала свет в своей комнате и чуть-чуть приоткрывала дверь, оставляя лишь щелочку. После этого когда я шла по коридору, то всегда видела приотворенную дверь в ее комнату. И у меня возникало такое чувство – уж не знаю почему, – что присутствие соглядатая действовало на меня крайне возбуждающе. – Мег Дункан похлопала по краю кровати. – Садитесь. Я встал с места: – Нет, мэм. Теперь, когда вы лежите под покрывалом, я напрягаюсь еще сильнее, так как знаю, какие прелести оно скрывает. А меня ждет работа. Сколько пятидолларовых банкнот вы ей послали? – Я не считала. Все началось в августе. Значит, первый перевод я сделала в сентябре, ну а потом каждый месяц посылала деньги. Покрывало начало потихоньку сползать, открывая пленительное тело. – Включая май? Двенадцать дней назад? – Да. – Итого девять. Деньги лежат в сейфе мистера Вулфа. Я сказал миссис Перес, что потом она сможет их забрать. Но так как это была «плата за молчание», вы имеете на них полное право. – Я шагнул к Мег Дункан и, протянув руку, нежно сжал ее ногу. – Вот видите? Условный рефлекс. Наверное, мне лучше уйти. Я повернулся и вышел из комнаты. В прихожей меня встретила появившаяся словно из-под земли Майк, солдат в юбке. Впрочем, дверь мне пришлось открывать самому. Уже в холле я, улучив момент, сказал швейцару: – Расслабьтесь. Мы нашли кастет в шкатулке с украшениями. Горничная решила, что это серьги. Хорошие отношения со швейцарами всегда окупаются сторицей. Когда я вышел на улицу, часы показывали 15:40, а значит, Вулф должен быть в кабинете. Я нашел телефонную будку в конце квартала и набрал нужный номер. – Да? – Похоже, Вулф никогда не научится правильно отвечать на телефонные звонки. – Это я. Говорю из телефонной будки на Мэдисон-авеню. Деньги, заплаченные шантажисту, можно вернуть. Они принадлежат Мег Дункан. Мария Перес выследила ее в коридоре год назад, встретилась с ней и доила ее девять месяцев, по пять баксов в месяц. Одна из крупнейших операций за всю историю криминалистики. Прошлой ночью Мег Дункан работала, из театра направилась прямиком домой и легла в кровать. Я видел эту кровать и даже на ней сидел. Похоже, не врет. Скажем, двадцать к одному. Отсюда всего восемь минут до дома Йегера. Ну как, прикажете начать с него? – Нет. Мне звонила миссис Йегер. Я сказал ей, что ты навестишь ее с пяти до шести. Она надеется, что ты отведешь ее посмотреть на ту комнату. Но это уже твои трудности. – Надо же, а я и не знал! Когда я утром заходил к вам, вы вроде говорили, что хотите, чтобы я помог Солу, или Фреду, или Орри. – Я рассматривал такую возможность. Но нет. Продолжай действовать в том же направлении. Направляясь по тротуару к проезжей части, чтобы поймать такси, я размышлял о здравом смысле Марии и ее интуиции. Ведь если в вашем распоряжении случайно оказывается подписанная фотография человека, из которого вы вытягиваете деньги за молчание, хранить у себя эту фотографию не слишком разумно. Та, что дала вам автограф, несомненно, написала на фото: «С наилучшими пожеланиями», или «Желаю всего наилучшего», или что-то в подобном роде, но теперь, когда она стала вашей жертвой, вряд ли стоит держаться за ее автограф. Глава 14 Я не стал назначать встречу с мистером и миссис Остин Хаф, поскольку, во-первых, плохо понимал, когда закончу с Мег Дункан, а во-вторых, хотел побеседовать с кем-нибудь одним из них, и не важно с кем. Итак, когда я нажимал на кнопку звонка в парадной дома номер 64 по Иден-стрит, то действовал наугад, не зная, есть ли кто дома. Оказалось, что есть. Раздался щелчок, я открыл дверь, вошел и поднялся на второй этаж. В отличие от прошлого раза, хозяин не ждал меня на пороге квартиры, а стоял на площадке. Когда я поравнялся с ним, он непроизвольно попятился. Мой визит его явно не слишком обрадовал. – И снова здравствуйте, – вежливо сказал я. – Вы нашли вчера свою жену? – Чего вам от меня нужно? – воинственно спросил он. – Ничего особенного. Только получить ответы на пару вопросов. Случилось нечто такое, что слегка усложняет дело. Быть может, вы в курсе. Убита девушка по имени Мария Перес. – Нет. Сегодня я вообще не выходил из дому. И не видел утренних газет. А кто это – Мария Перес? – Точнее, кем она была. Неужели вы и радио не слушали? – Я не включал сегодня радио. Так кем она была? – Дочерью человека, которого вы видели, когда ходили в тот дом на Восемьдесят второй улице. Ее тело обнаружили вчера ночью на Северном речном причале. Ее убили, застрелили, между девятью вечера и полуночью. Мистера Вулфа интересует, как вы провели вчерашний вечер. И ваша жена тоже. – Блин! – воскликнул он. У меня глаза полезли на лоб. Не знаю, где он такого набрался, но явно не от Роберта Браунинга, но, может, драматурги Елизаветинской эпохи именно так и выражались. Впрочем, я не большой знаток драматургии Елизаветинской эпохи. Но, как бы то ни было, передо мной стоял совсем другой человек, а не тот Остин Хаф, которого я пожалел вчера днем. Причем дело было не только в его лексиконе, но и в лице и манере держаться. Этот Хаф явно не просил об одолжениях. – Итак, – сказал он, – вы хотите знать, как моя жена провела вчерашний вечер? Лучше спросите ее сами. Пройдемте. Повернувшись, он зашагал по коридору, я пошел следом. Дверь оказалась открыта. Собственно, прихожей в квартире не было. Стены комнаты, не слишком большой, меблированной как гостиная, были сплошь заставлены книгами. Хаф подошел к двери в дальнем конце, открыл ее и поманил меня за собой. Я перешагнул порог и застыл как вкопанный. Он ее убил. Надеюсь, вы не станете делать поспешных выводов, но во второй раз за сегодняшний день мне приходилось смотреть на молодую женщину в постели, только на этот раз женщина была накрыта с головой. Причем не покрывалом. Белая простыня повторяла все контуры тела, и я не заметил никаких признаков движения. Труп. Я стоял и глупо таращился, но тут Хаф нарушил молчание: – Дина, это Арчи Гудвин. Вчера ночью была убита девушка. – Он повернулся ко мне. – Как ее звали? – Мария Перес. – Мария Перес, – сказал Хаф жене. – Она жила в том самом доме. Гудвин хочет знать, чем ты занималась прошлым вечером между девятью и полуночью. И думаю, тебе лучше не молчать. Он уже видел тебя вчера днем в этом доме, поэтому с таким же успехом может посмотреть на тебя и сейчас. Из-под простыни послышалось невнятное бормотание. Я не сразу узнал голос Дины Хаф: – Нет, Остин, я не могу. – А ты через «не могу». И не вздумай снова заводить свою шарманку. – Решительно шагнув к кровати, он сдернул с жены простыню. Мне доводилось видеть трупы, выглядевшие и получше. Правая сторона ее лица явно пострадала, но все это были цветочки по сравнению с левой стороной. Глаз заплыл, а опухшие щека и подбородок сравнялись цветом с только что нарезанной телячьей печенью. Прекрасные изгибы большого пухлого рта превратились в бесформенные багровые складки. Она лежала на спине. На ней была ночная сорочка на лямках, и, судя по виду ее плеч и верхней части рук, бедняжка не могла перевернуться на бок. Определить направление взгляда ее единственного здорового глаза я так и не смог. Хаф, продолжая придерживать край простыни, произнес: – Я ведь вчера объяснил, что хочу, чтобы она знала, что я знаю, но долго не решался с ней поговорить. Опасался того, что может случиться, если я скажу ей. Теперь это случилось. Он хочет знать, где ты была между девятью вечера и полуночью. Скажи ему, и он уйдет. – Я была здесь, – невнятно пробормотала она, но я понял. – Где сейчас. К девяти часам меня уже вот так разукрасили. – Ваш супруг оставил вас здесь в таком виде? – Он меня не оставлял. Весь вечер был здесь со мной. – Блин! – снова воскликнул Хаф. – После вас с Вулфом я вернулся сюда. Дина была дома, и с тех пор я больше никуда не выходил. Вы ее видели, она вам все сказала, так что теперь можете идти. – Конечно, она ваша жена, не моя, – сказал я. – Но вы показывали ее доктору? – Нет, я как раз готовил пакеты со льдом, когда вы позвонили снизу. Я заставил себя посмотреть на Дину: – Миссис Хаф, может, послать за доктором? – Нет, – прошептала она. – Пришлите ей лучше бутылку шампанского, – буркнул Хаф. Что я и сделал. То есть послал шампанское, правда не ей, под влиянием минуты. Доложив Вулфу по телефону о Хафах и сообщив, что собираюсь к миссис Йегер, я направился в сторону Седьмой авеню поймать такси. По дороге мне попался винный магазин, куда я и зашел узнать, нет ли у них случайно бутылочки «Дом Периньон», и одна бутылка действительно нашлась. Я велел продавцу отправить шампанское мистеру Остину Хафу, проживающему в доме номер 64 по Иден-стрит, и вложить открытку, на которой я написал: «С поздравлениями от Арчи Гудвина». Поскольку это было моим личным делом, я решил не заносить стоимость шампанского в графу накладных расходов. Уже после я еще долго гадал, выбросил он бутылку на помойку, или выпил сам, или поделился с женой. Выйдя в 17:02 из такси перед домом номер 340 по Восточной Шестьдесят восьмой улице, я огляделся вокруг и направился к входу в дом. Именно здесь три дня назад все и началось. Вон там стоял припаркованный вторым рядом автомобиль Управления полиции Нью-Йорка с водителем Пэрли Стеббинса за рулем. А прямо за углом была закусочная, откуда я звонил Лону Коэну. Я вошел в подъезд, чтобы позвонить в звонок, и невольно задался вопросом: если бы я понимал, что ждет меня впереди, стал бы я давать Майку Коллинсу дополнительные сорок баксов? Но ответа я так и не нашел, поскольку понятия не имел, что ждет меня впереди. Уж не знаю, что думал по этому поводу Вулф, но сейчас меня больше всего интересовало, где находилась прошлым вечером миссис Йегер. Само собой, получившие наследство вдовы убитых мужчин заслуживают пристального внимания, и не только потому, что миссис Йегер знала, что муж не просто ей изменял, а изменял направо и налево. Пренебрежительное отношение почтенной дамы к сему факту со стороны смотрелось весьма благородно, если, конечно, не было наигранным, и казалось верной линией поведения, если она не была фальшивой. Желание миссис Йегер увидеть эту комнату выглядело вполне естественным, если оно было искренним, и опять же верной линией поведения, если миссис Йегер уже видела эту комнату раньше, в воскресенье вечером, когда прикончила мужа. А в ее алиби, согласно которому она находилась за городом и вернулась в Нью-Йорк лишь в понедельник утром, копы уже, возможно, нашли прорехи. Ведь не зря же Кремер вчера установил за ней слежку. Впрочем, одно очко в ее пользу: посетителей она принимала не лежа в постели. Одетая в униформу горничная провела меня через арочный проем в гостиную, куда вместились бы шесть таких, как у Хафов, и буквально через пару минут я увидел нашего клиента номер четыре, которого приветствовал стоя. Остановившись прямо в арке, миссис Йегер сказала: – Вы как раз вовремя. Поехали. – Она была в шляпке, на плечах меховой палантин, на сей раз не норковый.