– Нет, сэр. Я подумал, что шнитт-лука будет достаточно. – Согласен. Впрочем, посмотрим. Я прошел вслед за Вулфом в столовую. Когда мы закончили с соком из моллюсков, Фриц принес первую партию клецек, по четыре штуки на брата. Когда-нибудь я все же проверю, как долго смогу продержаться на одних только клецках, которые Фриц готовит из говяжьего костного мозга, панировочных сухарей, петрушки (сегодня это был шнитт-лук), молотой лимонной цедры, соли, яиц, а потом варит четыре минуты в крепком мясном бульоне. Если сварить сразу десять клецек, они превратятся в кашу, но Фриц кладет в бульон только восемь и подает по мере готовности. Это одно из тех блюд, которые я уплетаю с той же скоростью, что и Вулф. Увлекшись, я даже пропустил мимо ушей его замечание, что он категорически не желает видеть тех клиентов, которых я откопал. Но спасибо клецкам. Они приводят человека в такое расположение духа, что он уже согласен на все. Именно так и получилось. Мы доели салат и ушли в кабинет, куда Фриц принес кофе, и тут кто-то позвонил в дверь. Я отправился в прихожую посмотреть через одностороннюю стеклянную панель, кто к нам пожаловал, и, вернувшись, сообщил Вулфу: – Мег Дункан. По крайней мере, мы можем получить награду за портсигар. Скажем, два бакса? Вулф наградил меня сердитым взглядом: – Проклятье! – Он поставил чашку. – А что, если она и есть убийца? Мы-то тут при чем? Ну ладно, раз уж ты ее пригласил. Пять минут. Я пошел открывать. Особа, переступившая порог нашего дома и наградившая меня улыбкой, способной растопить ледник, ничуть не походила на заурядную тридцатилетнюю женщину с приятным лицом, в простеньком сером костюме и простенькой шляпке. Над лицом Мег Дункан явно потрудился профессионал, а платье и жакет, хотя и не слишком броские, отнюдь не казались простенькими. Ее голос был голосом ангела, который, возможно, подумает над приглашением взять недельный отпуск, если приглашение окажется достаточно заманчивым. Она пустила в ход все свое обаяние, распространив его не только на меня, но и на Вулфа, когда я провел ее в кабинет. Вулф встал, наклонил голову на одну восьмую дюйма и ткнул пальцем в красное кожаное кресло. Мег Дункан включила на полную мощность улыбку. Улыбка, конечно, была чисто профессиональной, но чертовски приятной. – Господа, вы наверняка очень заняты, поэтому не стану отнимать у вас драгоценное время, – сказала Мег Дункан и, повернувшись ко мне, спросила: – Так вы нашли портсигар? – Да, нашел, – ответил за меня Вулф, садясь на место. – Присаживайтесь, мисс Дункан. Люблю, когда посетители смотрят мне прямо в глаза. Возможно, нам понадобится кое-что обсудить. Если вы ответите на два-три моих вопроса и ваши ответы меня устроят, то получите назад свой портсигар, но сперва заплатите мне пятьдесят тысяч долларов. Лучезарная улыбка Мег Дункан мгновенно погасла. – Пятьдесят тысяч? Это нереально! – Садитесь, пожалуйста. Она бросила на меня беспомощный взгляд, но, увидев перед собой просто обычного сыскаря, подошла к красному кожаному креслу и присела на краешек: – Вы, конечно же, это несерьезно. Вы не можете так со мной поступить. Вулф откинулся на спинку кресла и внимательно на нее посмотрел: – Нет, вполне серьезно. И я все могу. Мы с мистером Гудвином оказались в странном и двусмысленном положении. В яме перед тем самым домом на той самой улице обнаружено тело мужчины с признаками насильственной смерти. Мужчина этот был человеком обеспеченным и с положением в обществе. Полиция не в курсе того, что он как-то связан с тем домом, но мы все знаем и собираемся извлечь из этого выгоду. Вы наверняка не в курсе законов, касающихся сокрытия улик преступления. Это может караться… – Мой портсигар – не улика преступления! – Я этого и не утверждаю. Однако из-за него нас могут обвинить в соучастии в убийстве. Трактовка закона весьма расплывчата. Преднамеренное утаивание вещественного доказательства, способного помочь найти и осудить преступника, несомненно, будет считаться сокрытием улик. Однако слова могут считаться уликами, а могут и нет. Чаще всего нет. Если вы собираетесь поведать нам, что, придя в воскресенье вечером в тот дом, вы обнаружили там тело Йегера, попросили мистера Переса помочь вам вынести труп и сбросить его в яму, это не будет считаться уликой. Меня не удастся привлечь к уголовной ответственности за сокрытие информации, поскольку я всегда смогу подтвердить под присягой, что не поверил вам. Мег Дункан села в кресло чуть поглубже: – Меня не было в том доме в воскресенье вечером. – Голословное заявление. Возможно, вы лжете. Я только хочу объяснить вам всю щекотливость ситуации, в которой мы оказались. Вы предложили мистеру Гудвину тысячу долларов за то, чтобы он, отыскав ваш портсигар, оставил его у себя и вернул вам, когда сочтет нужным. Мы не можем принять ваше предложение. Ведь это накладывает на нас обязательство скрыть портсигар от полиции, даже если мы поймем, что эта улика поможет изобличить и осудить преступника. Неоправданно высокий риск за тысячу долларов. Но за пятьдесят тысяч налом или чеком мы готовы рискнуть. Ну как, хотите получить назад свой портсигар? Думаю, Вулф говорил вполне серьезно. Думаю, он вернул бы портсигар и за тридцать кусков или даже за двадцать, если бы она оказалась настолько глупой, чтобы ему заплатить. Он разрешил мне отправиться на Восемьдесят вторую улицу с пятьюстами долларов в кармане только по одной причине: поискать возможность получить приличный гонорар. И если Мег Дункан действительно окажется настолько глупой или будет в таком отчаянии, что согласится заплатить двадцать кусков, не говоря уже о пятидесяти, за свой портсигар, Вулф сорвет большой куш и оставит расследование убийства служителям закона. Что касается риска, в своей жизни нам приходилось рисковать гораздо сильнее. И вообще, Вулф всего лишь обещал отдать портсигар, но не забыть о нем. Мег Дункан уставилась на Вулфа: – Никогда в жизни не подумала бы, что Ниро Вулф окажется шантажистом. – Словарь тоже так не думает, мэм. – Он потянулся к подставке, где стояли три зачитанных до дыр словаря Уэбстера, и достал новый экземпляр. Открыл нужную страницу и прочел: – «Получение денег путем запугивания, а также вымогательство денег путем угрозы публичного обвинения, разоблачения или порицания». – Вулф повернулся к посетительнице. – Я не подхожу под данное определение. Ведь я вам не угрожал и вас не запугивал. – Но вы… – Она посмотрела на меня и сразу перевела взгляд на Вулфа. – Где я возьму пятьдесят тысяч долларов? С таким же успехом вы могли бы потребовать от меня и миллион. Что вы собираетесь делать? Неужели все-таки отдадите портсигар полиции? – Не по своей воле. А только под давлением обстоятельств. Все зависит от ваших ответов на мои вопросы. – Но вы не задавали никаких вопросов. – А вот теперь задаю. Так вы были там в воскресенье вечером или ночью? – Нет. – Она упрямо вздернула подбородок. – Когда вы были там в последний раз? Не считая сегодняшнего дня. – Я не говорила, что когда-нибудь там была. – Наглая ложь! Ваше поведение сегодня утром и ваше предложение мистеру Гудвину свидетельствуют об обратном. У вас были ключи. Так когда? Она закусила губу. Прошло пять секунд. – Больше недели назад. В позапрошлую субботу. Именно тогда я и забыла портсигар. Боже мой! – Она протянула к Вулфу руки, но уже не театрально. – Мистер Вулф, это может разрушить мою карьеру. Я не видела его с той ночи. И я не знаю, кто его убил, за что, да и вообще ничего не знаю. Почему вы хотите втянуть меня в нехорошую историю? Какой вам от этого прок? – Мэм, я отнюдь не тянул вас туда сегодня утром. И я не стану спрашивать, как часто вы посещали тот дом, поскольку это напрасный труд. Но когда вы там были, видели ли вы других? – Нет. – А был ли там кто-нибудь еще, когда вы находились с мистером Йегером? – Нет. Никогда. – Но туда приходили и другие женщины. И это не предположение, а доказанный факт. Естественно, вы были в курсе. Мистер Йегер даже не пытался это скрывать. Кто эти женщины? – Не знаю. – Итак, вы не отрицаете, что знали о других женщинах? Она явно рассчитывала увильнуть от ответа, но Вулф пригвоздил ее взглядом. Проглотив готовое сорваться с губ «нет», она ответила: – Да, я все знала. – Конечно. Он этого хотел. Его мания хранить женские тапочки и предметы одежды свидетельствует о том, что он получал удовольствие не только от общества своей нынешней пассии, но и от того, что она знала о наличии у нее… э-э-э… коллег. Или соперниц. Ну и конечно же, он о них говорил. Так? Сравнивал одних с другими. Кого-то восхвалял, кого-то принижал? И если он и не называл имен, то все это волей-неволей должно было рождать догадки. Отсюда вытекает естественный вопрос: мисс Дункан, кто они? Мне доводилось слышать, как Вулф задавал вопросы, заставлявшие женщин трепетать, или бледнеть, или орать, или рыдать, или бросаться на него с кулаками, но впервые в жизни я услышал вопрос, вогнавший женщину в краску, причем не просто женщину, а искушенную звезду Бродвея! Полагаю, причина заключалась в том, что вопрос был задан сухо, очень буднично. Лично я не покраснел, правда закашлялся. А вот она покраснела, опустила голову и закрыла глаза. – Конечно, – продолжил Вулф, – вы хотите, чтобы этот эпизод как можно скорее канул в Лету. Я помогу вам, если вы расскажете мне о других. – Не могу. – Она подняла голову; ее лицо уже не пылало от стыда. – Я ничего о них не знаю. Так вы собираетесь вернуть мне портсигар? – Поживем – увидим. – Я в вашей власти. – Она попыталась встать с кресла, но у нее подкосились ноги, и ей пришлось опереться о подлокотник; наконец она выпрямилась. – Я, конечно, дура, что пошла туда. Круглая дура. Я ведь могла сказать… могла сказать что угодно. Например, что потеряла портсигар. Какая же я дура! – Она посмотрела прямо на меня. – Жаль, что тогда я не выцарапала вам глаза. С этими словами она резко повернулась и направилась к двери. Вскочив с места, я пошел следом и, нагнав ее в прихожей, открыл входную дверь. Мисс Дункан не совсем твердо стояла на ногах, поэтому я проводил ее взглядом, когда она спускалась с крыльца, а затем вернулся в кабинет. Вулф уже успел погрузиться в книгу «Основные принципы человеческого познания современного мира» под редакцией Лаймана Брайсона. Недавно я посвятил целый час изучению данной книги, но не нашел ничего о современных сатирах. Глава 6 Шесть лет назад, описывая очередное дело Вулфа, то самое, где мы работали без гонорара и даже без надежды его получить, я попробовал один прием, которым к концу своего повествования уже был сыт по горло. Дело было в Черногории, и разговоры велись на незнакомом мне языке, но уже позже я вытянул из Вулфа все, о чем шла речь, чтобы потом привести разговор в оригинале[3]. Но сейчас я вовсе не собираюсь повторять тот эксперимент, а потому передам вам лишь выжимку его беседы с мистером и миссис Перес, которая состоялась, когда Вулф в шесть часов спустился из оранжереи и обнаружил в кабинете посетителей. Разговор велся по-испански. Вулф то ли вздумал попрактиковаться в одном из шести языков, которые знал, то ли решил таким образом развязать Пересам язык, то ли захотел позлить меня. Этого я сказать не могу. Возможно, имели место все три причины. Когда Пересы ушли, Вулф передал мне суть разговора. Они не знали, сколько разных людей приходило в разное время. Иногда они слышали шаги в коридоре, причем, судя по звуку, исключительно женские. Если туда когда-нибудь и приходил мужчина, они его не видели и не слышали. Уборку на пятом этаже они проводили лишь тогда, когда там никого не было. Пересы никогда не поднимались в апартаменты, если лифт был наверху, но за четыре года такое имело место лишь пять-шесть раз. Они не слышали выстрела в воскресенье вечером. Не только стены, но и полы в апартаментах были звуконепроницаемыми. Когда Перес поднялся туда в полночь, то почувствовал запах пороха, однако ему запах показался слабым, а жене – сильным. В комнате они не обнаружили никаких посторонних вещей: ни револьвера, ни плаща, ни шляпы, ни шарфа. Йегер был полностью одет, его шляпа и пальто лежали на стуле, и Пересы опустили все это в яму вместе с трупом. А шлепанцы и предметы женского туалета лежали на своих местах в ящиках. Кровать оставалась нетронутой. В ванной тоже все было в порядке. Кроме ключей, Пересы ничего не взяли у Йегера. В понедельник утром они тщательно убрали комнату, все пропылесосили и вытерли пыль, но ни на что не позарились. В цокольном этаже они жили бесплатно. Йегер платил им пятьдесят долларов в неделю и разрешал оставлять себе деньги от сдачи внаем комнат на четырех этажах. Их суммарный доход составлял примерно двести долларов в неделю. Скорее всего, триста долларов, а может, и больше. У них не имелось никаких оснований считать, что Йегер отписал им в завещании дом или что-либо еще. Они сами утрясали все вопросы с жильцами и не сомневались, что те не имели никакого отношения к Йегеру и даже не подозревали о его существовании. Пересы решили, что, поскольку ста долларов нам с Вулфом явно недостаточно, им придется отдать бóльшую часть своих сбережений, что далеко не факт, и пятьсот долларов будет для нас гораздо предпочтительнее; они даже захватили с собой половину названной суммы. Вулф отказался от денег, мотивировав это тем, что, хотя он не собирается передавать кому бы то ни было полученную информацию, ему необходимо иметь свободу действий. Что вызвало очередную дискуссию. Поскольку разговор велся на испанском, я не могу передать все слово в слово, но, судя по тому, что миссис Перес, подскочив к письменному столу, хлопнула по нему рукой, дискуссия выдалась весьма горячей. Впрочем, уже перед уходом миссис Перес успела немного остыть. Так как они просидели у нас до обеда, а на деловые разговоры за обедом было наложено табу, Вулф изложил мне суть спора лишь тогда, когда мы вернулись в кабинет. Закончив, он заявил: – Бесполезно. Пустая трата сил, времени и денег. Его убила эта женщина. Позвони Фреду. – И он снова взялся за книгу. – Ну конечно же, – ответил я. – Все ясно как день. Да и вообще, зачем им эта головная боль, когда деньги сами плывут в руки: три сотни в неделю, а может, и больше?! Конечно же, миссис Перес нужно было положить этому конец, а нет ничего проще, чем пристрелить Йегера и скинуть в яму. Вулф покачал головой: – Она страстная натура. Ты видел ее лицо, когда я спросил, входила ли их дочь хоть раз в ту комнату. Ах да! Ты ведь не знаешь, о чем я спрашивал миссис Перес. У нее засверкали глаза, а голос стал визгливым. Она обнаружила, что Йегер совратил их дочь, и убила его. Звони Фреду. – Неужели миссис Перес сама призналась? – Естественно, нет. По ее словам, дочери было строго-настрого заказано подниматься на пятый этаж и она вообще никогда не видела той комнаты. Миссис Перес яростно отмела мое предположение. Все, это больше нас не касается. – Вулф открыл книгу. – Звони Фреду. – А вот я не верю. – Мой голос тоже стал чуть-чуть визгливым. – Я полностью не описал вам Марию и не собираюсь этого делать. Но, когда я надумаю жениться, она будет третьей в моем списке претенденток, а может, и первой, при условии отсутствия других обязательств. В ней, возможно, и есть что-то от колдуньи, но ее никто не совращал. Если она и захочет когда-нибудь непотребничать с сатиром, то сатир этот будет стоять, изящно прислонившись к дереву, со свирелью в руках. Я вам не верю. – Нет такого слова «непотребничать». – Теперь будет. И когда сегодня утром я вас спрашивал, сколько я могу взять на расходы, вы сказали, что оставляете это на мое усмотрение, но, естественно, в пределах разумного. Я взял пятьсот и, руководствуясь пределами разумного, решил, что оптимальный вариант – пригласить Фреда и оставить его в том доме. Шестьдесят часов по семь долларов пятьдесят центов в час – это четыреста пятьдесят долларов. Если накинуть полтинник на жратву и неотложные нужды, получится пятьсот баксов. Шестьдесят часов истекут в четверг, в двадцать три тридцать, то есть послезавтра. А поскольку я знаком с Марией, а вы нет, и поскольку вы оставили все на…