— Позвольте. Я хотел бы сказать, что мистер Вулф делает это по нашей с ним договоренности. Грустно заканчивать так обед «Les Quinze Maîtres», но делать нечего. Мы не можем даже… Так или иначе, делать нечего… Рэмси Кит негостеприимно проворчал, разглядывая Толмена, Мальфи, Лиггетта и Эшли: — Так вот почему эти люди… — Да, поэтому. — Тон Вулфа был резок. — Очень прошу вас всех не винить меня, что я вынужден внести печальную ноту. Виноват в этом человек, убивший Ласцио, создавший мрачную атмосферу подозрительности вокруг ни в чем не повинных людей и нарушивший мой и ваш отдых. Следовательно, не только я имею особые причины, — тут он потрогал свою повязку, — для ненависти к этому человеку, мы все их имеем. Кроме того, перед обедом я слышал, как многие из вас жаловались, что должны оставаться здесь до разрешения властей. Вряд ли власти отпустят вас на все четыре стороны, пока имеют основания подозревать, что один из вас — убийца. Поэтому я и рассчитываю на ваше терпение. Вы не можете уехать, пока не будет обнаружен виновный. Именно это я сейчас здесь собираюсь сделать. Я намерен изобличить убийцу и доказать его вину, не выходя из этой комнаты. Лизетт Путти снова пискнула и прикрыла ладошкой рот. Никто не проронил ни звука. Некоторые озирались по сторонам, но большинство внимательно смотрели на Вулфа. — Во-первых, — продолжал он, — я должен, полагаю, рассказать вам, что произошло здесь, в этой комнате, во вторник вечером. Потом мы сможем перейти к вопросу, кто сделал это. Все было в порядке, пока соус пробовали Мондор, Койн, Кит и Серван. Стоило Сервану выйти, как Ласцио подошел к столу и поменял местами все блюда с соусом, кроме двух. Без сомнения, он переставил бы и их, если бы не заметил, что Берен уже открывает дверь. Это была злая шутка с целью дискредитировать Берена, а возможно, и Вукчича. Вероятно, после ухода Берена Ласцио хотел поставить блюда в нужном порядке, но не успел, так как был убит. Пока Берен находился в столовой, в гостиной включили радио. Это был заранее условленный сигнал для человека, который ждал, спрятавшись в кустах рядом с окном гостиной… — Подождите! — раздался негромкий возглас Дины Ласцио. Все повернулись к ней. Было что-то необычное во всем ее облике, может быть, глаза казались более длинными и сонными, чем всегда. Она обращалась к Вулфу: — Должны мы прервать вас, если вы говорите неправду? — Полагаю, нет, мадам, с вашего разрешения. Если вы будете оспаривать каждое мое заявление, мы ни к чему не придем. Почему бы вам не подождать, пока я закончу? Если я лгу, вы сможете опротестовать меня по всем пунктам. — Радио включила я. Все это знают. Вы говорите, это условный сигнал… — Да, говорю. Прошу вас, не будем превращать наш разговор в перебранку. Я говорю об убийстве и выдвигаю серьезные обвинения. Дайте мне закончить, дайте высказать все и тогда возражайте, если можете. Тогда или я буду дискредитирован, или кто-то другой из сидящих здесь будет… Мистер Толмен, вы в Западной Виргинии вешаете? Толмен кивнул, не сводя глаз с лица Вулфа. — Значит, кто-то умрет в петле. Как я уже сказал, человек прятался там, — Вулф указал на дверь на террасу, — в кустах, неподалеку от открытых окон гостиной, так что, когда радио известило его, он мог видеть, как Берен вернулся в гостиную. В тот же миг он вошел на террасу и проник в столовую через эту дверь. Стоявший у стола Ласцио удивился, увидев служащего в униформе, а человек надел униформу Канова-Спа и выкрасил себе лицо жженой пробкой. Он подошел вплотную и дал Ласцио узнать себя, потому что Ласцио его хорошо знал. «Смотри-ка, — сказал человек с улыбкой, — разве ты не узнаешь меня? Я мистер Уайт, — (мы будем пока называть его так, ибо он и на самом деле был белый), — я нарядился в этот костюм, мы сейчас сыграем с ними шутку, ха-ха… Это будет очень забавно, ха-ха, Ласцио, дружище. Иди за ширму, а я встану возле стола…» Конечно, никто, кроме Ласцио, не слышал этих слов. Слова могли быть другие, но, какие бы они ни были, цель была достигнута: Ласцио ушел за ширму, а Уайт, взяв со стола нож, ударил его в спину и попал в сердце. Смерть наступила мгновенно, не было ни борьбы, ни крика, достаточно громкого, чтобы его можно было услышать в гостиной или буфетной. Видя, что нож сделал свое дело, мистер Уайт оставил его в спине жертвы и уже выходил из-за ширмы, когда уголком глаза заметил, что дверь в буфетную — вот эта — приоткрыта на дюйм и человек, цветной, смотрит на него в щель. Не знаю, продумал ли он заранее, что следует сделать в таком случае, или просто проявил удивительное хладнокровие, но он спокойно остался стоять на месте, глядя прямо в глаза входившему, и приложил палец к губам. Простой и превосходный жест. Он мог и не знать — скорее всего, не знал, — что в тот самый момент дверь, ведущая на террасу позади него, тоже была приоткрыта и оттуда на него смотрела женщина. Однако его маскарад сработал и в том и в другом случае. Чернокожий увидел подделку, принял его за одного из гостей, решившего устроить розыгрыш, не забеспокоился и не вмешался. А женщина подумала, что это кто-то из служащих, и тоже оставила все как есть. Прежде чем уйти из столовой, мистер Уайт попался на глаза еще одному человеку — старшему официанту Моултону, но тот видел только его спину. Могу назвать всех поименно. Первым в дверь заглянул Пол Уиппл, один из здешних официантов, который, кстати сказать, изучает в Гарварде антропологию. Женщиной, увидавшей Уайта через дверь на террасу, была миссис Лио Койн. Койн подпрыгнул и впился глазами в жену. Она жалобно посмотрела на Вулфа: — Но вы же обещали мне… — Я ничего вам не обещал. Мне очень жаль, миссис Койн, но гораздо лучше не оставлять в тайне ничего. — Слышали? Ничего не обещал! — возмущенно проворчал Койн. — Прошу вас! — Вулф поднял руку. — Уверяю вас, сэр, у вас и вашей жены нет причин для беспокойства. Мы все должны быть благодарны ей. Если бы она не прищемила палец дверью и не попросила бы вас поцеловать его в моем присутствии, очень возможно, что мистер Берен оказался бы в петле вместо того, кто заслужил ее. Но не будем терять время. Вот что произошло здесь во вторник вечером. Сейчас я внесу ясность в вопрос с радио. Может показаться, что его включили как условный сигнал, когда Берен пробовал соус, с целью бросить на него подозрение. Но это не так. Возможно, что цель бросить на кого-нибудь подозрение не преследовалась вовсе, но если преследовалась, то подозрение хотели бросить на Марко Вукчича. Было решено включить радио за несколько минут до того, как Вукчич войдет в столовую, независимо от того, кто в данный момент пробует соус. То, что там был Берен, — чистая случайность, как случайность и то, что Ласцио переставил блюда, чтобы подшутить над Береном. И еще сильнее эти непреднамеренные силки, в которые попал Берен, затянул Моултон, который поставил блюда в правильном порядке, прежде чем вошел Вукчич. Я еще не говорил вам об этом. Но суть в том, что сигнал был подан за несколько минут до предполагаемого появления в столовой Вукчича, поскольку Вукчич — единственный человек здесь, кого миссис Ласцио могла твердо надеяться задержать столько, сколько нужно было мистеру Уайту, чтобы выполнить его задачу. Как мы все знаем, она удерживала Вукчича, повиснув у него на шее и танцуя с ним. — Ложь! Вы знаете, что это ложь! — Дина! Заткнись! Это закричал Доменико Росси, во все глаза глядя на дочь. Вукчич следил за ней остановившимся взглядом. Остальные посматривали на нее и отводили глаза. — Но он лжет… — Я сказал, заткнись! — Доменико Росси говорил спокойно, отчего впечатление только усиливалось. — Если он сочиняет небылицы, пусть выложит их все. — Спасибо, сэр. — Вулф поклонился на полдюйма. — Теперь, я думаю, нам нужно выяснить, кто же такой мистер Уайт. Вы можете заметить, что ужасный риск, которому он подвергал себя в этой комнате во вторник вечером, был скорее кажущийся, чем реальный. До того как он всадил нож в спину Ласцио, он не рисковал вообще: он был всего лишь ряженый. А если его увидят после — а его увидели, — так что же, раз он выкрасился в черный цвет? Все, кто видел его тогда, много раз видели его после, уже без ливреи и без краски, и никто не заподозрил его. Он был уверен, что на него так и не падет подозрение. Для этого у него был ряд оснований, но главное, что во вторник вечером его не было в Канова-Спа. Он был в Нью-Йорке. — Великий Боже! — завопил Берен. — Если его здесь не было… — Я подразумеваю, его не должно было быть. Всегда считается, что человек там, где должен быть, пока не возникнет подозрение, что он где-то еще. Мистер Уайт считал, что такое подозрение невозможно. Но он перестарался. Он сам в разговоре со мной вызвал подозрение. Как вам известно, у меня обширный опыт в такого рода делах. Это моя профессия. Я говорил во вторник вечером мистеру Толмену, что уверен в невиновности мистера Берена, но умолчал о главной причине, которая заставляла меня так думать, ибо тогда мне не хотелось вмешиваться. Причина эта заключалась в моей уверенности, что миссис Ласцио, включив радио, подала сигнал убийце. Многое можно отнести на счет случая, но нельзя поверить, что миссис Ласцио висела на шее у Вукчича, оттягивая его приход в столовую, по случайному стечению обстоятельств. Особенно если видеть их, как видел я. Здесь она допустила ошибку. Элементарная сообразительность могла бы подсказать ей, что, раз я был там, ей следовало играть искуснее. Когда Берена арестовали, я, как вы знаете, вмешался, но, когда он был освобожден, я снова утратил к делу интерес. Тем не менее была сделана еще одна совершенно идиотская, просто невероятная ошибка. Мистер Уайт решил, что я слишком многое узнал, и, даже не потрудившись выяснить, занимаюсь ли я и дальше этим делом, затаился, как змея, в кустах под окном моей комнаты и выстрелил в меня. Мне кажется, я знаю, каким образом он подобрался к павильону «Апшур». Мой помощник мистер Гудвин спустя час видел, как он слезал с лошади. Тропинка для верховой езды проходит в пятидесяти футах от стены павильона «Апшур». Он легко мог спешиться, привязать лошадь и пробраться в кустах к моему окну, а после выстрела снова сесть на лошадь и никем не замеченным вернуться на тропинку. Так или иначе, он эту ошибку совершил и, вместо того чтобы вывести меня из игры, втянул в нее. Дело снова стало меня касаться. Я считал, как уже говорил, что убийца действовал в союзе с миссис Ласцио. Я отмел предположение, что план целиком разработала она, а его только наняли, так как тогда его маскарад не имел бы смысла. Кроме того, трудно представить себе, чтобы наемный убийца, не знакомый с Ласцио, сумел войти в столовую, взять со стола нож и убить Ласцио без малейшего шума и борьбы. Вчера, когда арестовали Берена и я пытался найти улики в его защиту, мне попалась тонкая нить. Я увидел, как миссис Койн попросила своего мужа поцеловать палец, который она прищемила дверью. И сегодня, когда я взялся поймать убийцу, у меня тоже есть нить, и почти такая же тонкая. Вот в чем она заключается. Вчера около двух часов дня мистер Мальфи и мистер Лиггетт прибыли в Канова-Спа беспосадочным рейсом из Нью-Йорка. Они пришли прямо ко мне в комнату, не переговорив ни с кем, кроме слуг, и имели со мной разговор. В ходе этого разговора Лиггетт сказал — полагаю, что передаю дословно: «Похоже, тот, кто это сделал, мог бы придумать что-нибудь получше, чем дегустация приправ в соусе „Весна“». Вы помните, сэр? — Господи помилуй! — фыркнул Лиггетт. — Проклятый идиот, вы что, собираетесь меня впутать в эту историю?! — Боюсь, что так. Но может быть, вы предпочли бы оклеветать миссис Ласцио? Вы помните эти слова, сэр? — Нет. И вы тоже. Вулф пожал плечами: — Сейчас уже не важно. Это было необходимо, пока за это цеплялась моя ниточка. Мне казалось маловероятным, чтобы такая деталь, как название соуса, который мы пробовали, фигурировала в первом коротком отчете нью-йоркских газет. Я позвонил туда своему служащему, а также полицейскому инспектору Кремеру. Мои просьбы к мистеру Кремеру были весьма разнообразны. Например, проверить всех пассажиров, вылетевших во вторник из Нью-Йорка, которые приземлились в любой точке окрестности, так чтобы иметь возможность к девяти вечера приехать в Канова-Спа. Я поставил срок девять часов, потому что, как только во вторник мы вышли в гостиную после обеда, миссис Ласцио исчезла и не показывалась больше часа. Если моя теория была верна, это время понадобилось ей для свидания с сообщником. Я также попросил мистера Кремера расследовать жизнь миссис Ласцио в Нью-Йорке, ее друзей, ее связи. Нет, мадам. Прошу вас. У вас будет возможность. Потому что к этому времени я мог подозревать только Лиггетта. Среди сидящих здесь есть один человек, с которым не все до конца было ясно. Я хочу публично поблагодарить мистера Бланка за долготерпение и добродушие, проявленные им в ходе эксперимента, который помог очистить его от подозрений. Без сомнения, ему это показалось забавным. Сегодня в час дня я получил телеграмму, где говорилось, что название соуса не упоминалось ни в одной из утренних нью-йоркских газет за вторник. Если Лиггетт вылетел в десять утра, нигде не останавливался и ни с кем не виделся до встречи со мной, откуда он узнал название соуса? Значит, с кем-то он все-таки говорил. Он говорил с миссис Ласцио во вторник около половины десятого вечера где-нибудь поблизости от нас, и они сделали приготовления, результатом которых явилось убийство Ласцио. Мне все это не очень нравилось, потому что со своего места я не мог видеть рук Лиггетта — он сидел за столом напротив. Не видел я и его глаз, так как он смотрел на Вулфа. В поле моего зрения были лишь краешек губ да вздувшаяся на шее жила. Ему не видна была Дина Ласцио, но я хорошо видел, как она закусила нижнюю губу. Это был единственный признак того, что она чувствовала себя совсем не так беззаботно, как когда хлопала Вулфа по плечу. Вулф снова заговорил: — В три часа дня мне позвонил инспектор Кремер. Кроме всего прочего, он сказал, что Сол Пензер, мой служащий, согласно полученным инструкциям, вылетел в Чарлстон. Затем, я считаю нужным упомянуть об этом, около шести часов вечера была допущена еще одна глупая ошибка. Чтобы отдать справедливость мистеру Лиггетту, я не верю, что это его идея, подозреваю, что все придумала миссис Ласцио и уговорила его попытаться. Он явился ко мне и предложил пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы я убедил мистера Берена занять должность шеф-повара в отеле «Черчилль». Лизетт Путти снова пискнула. Жером Берен взбеленился: — В этом воровском притоне? В этой вонючей яме? Да я скорее соглашусь поджарить яичницу на собственных ногтях! — Именно так. Я отверг предложение. Лиггетт сделал глупость, так как я не настолько самоуверен, чтобы опираться только на признания преступника. А предложение этой фантастической суммы было, конечно, признанием вины. Он будет отрицать это, он может даже отрицать, что приходил ко мне с этим предложением. Это не важно. Я получил другие, и более важные, доказательства: мне снова позвонил инспектор Кремер. Времени мало, и я не стану утомлять вас деталями, но среди прочего он поведал мне, что мистера Лиггетта и миссис Ласцио в течение двух лет связывает взаимный интерес. Он навел справки еще по одному пункту, о котором я просил его. Когда мы ехали сюда в поезде, мистер Берен рассказал мне, как он зашел в зал «Курортный» ресторана в отеле «Черчилль», где все официанты одеты в униформу модных курортов, в том числе и Канова-Спа. Люди инспектора Кремера выяснили, что около года назад мистер Лиггетт заказал дубликат здешней униформы для себя и был в ней на благотворительном костюмированном балу. Без сомнения, тот факт, что у него была униформа, подсказал ему и тактику, которой он воспользовался. И вот, как видите, у меня сложилась недурная картина: мистер Лиггетт знал название соуса раньше, чем имел на это право; у него были связи с миссис Ласцио; в его гардеробе висела униформа Канова-Спа. Существуют и другие доказательства: например, во вторник днем он ушел из отеля якобы поиграть в гольф и не появился ни в одном из клубов, где собираются игроки. Но мы можем все это опустить. Мистер Толмен будет иметь возможность собрать все факты, когда арестует Лиггетта. Теперь лучше перейдем к Солу Пензеру — я не упомянул, что он звонил мне из Чарлстона сразу же после звонка инспектора Кремера. Пригласите его, пожалуйста, он в малой гостиной. Моултон поднялся и вышел. — Самая умная ложь из того, что вы сказали, — начал Лиггетт спокойно, — это что я пытался подкупить вас. И самая опасная, потому что в ней есть крупица правды. Я действительно заходил к вам и просил, чтобы вы свели меня с Береном. Уверен, ваш человек подтвердит это. — Прошу вас, мистер Лиггетт. — Вулф поднял ладонь. — На вашем месте я не стал бы импровизировать. Вам следовало бы все обдумать заранее. Здравствуй, Сол! Рад тебя видеть. — Спасибо, сэр. Я тоже. — Сол Пензер встал возле моего стула. На Соле был его вечный серый костюм, брюки давно не глажены, в руке он держал старую коричневую шляпу. Он взглянул на Вулфа, затем заскользил взглядом по лицам, и я знал, что все физиономии в эти мгновения оказались навсегда занесенными в его фотогалерею. — Поговори с мистером Лиггеттом, — попросил Вулф. — Хорошо, сэр. — Глаза Сола сконцентрировались на мишени. — Как поживаете, мистер Лиггетт? Лиггетт даже не повернулся: — Ба, это просто комедия! Вулф пожал плечами: — У нас мало времени, Сол. Сосредоточься на главном. Во вторник днем мистер Лиггетт играл в гольф? — Нет, сэр. — Сол откашлялся. — Во вторник в тринадцать часов пятьдесят пять минут он сел на самолет внутренних рейсов в ньюаркском аэропорту. Я сегодня летел тем же самолетом с той же стюардессой и показал ей фотографию Лиггетта. Он сошел с самолета в восемнадцать восемнадцать в Чарлстоне, то же самое сделал я сегодня. Около половины седьмого он появился в гараже Литла на Марлин-стрит и нанял машину — «студебеккер» тысяча девятьсот тридцать шестого года, оставив задаток двести долларов в двадцатидолларовых бумажках. На той же машине я приехал сюда сегодня: она стоит у подъезда. Я несколько раз справлялся, но так и не узнал, где он останавливался на обратном пути, чтобы смыть черную краску с лица. Я спешил, потому что вы просили приехать до одиннадцати вечера. Он снова появился в гараже в четверть второго ночи и был вынужден заплатить десять долларов за помятое крыло. Из гаража он ушел пешком и на Лорел-стрит взял такси, номер С-3428, водитель Эл Биссел, до аэропорта. Там он сел на ночной рейс, который доставил его в Ньюарк в пять тридцать четыре в среду утром. Дальше я не знаю, но он отправился в Нью-Йорк, так как без нескольких минут восемь был в своей квартире и ответил на телефонный звонок Альберта Мальфи. В половине девятого он позвонил в ньюаркский аэропорт и заказал билеты на самолет для себя и Мальфи, а в девять пятьдесят два… — Достаточно, Сол. С этого момента он действовал открыто. Ты говоришь, что приехал на той же машине, которую Лиггетт нанимал во вторник? — Да, сэр. — Хорошо. Это вполне убедительно. И у тебя были фотографии Лиггетта, чтобы показывать всем этим людям — стюардессе, служителю в гараже, шоферу такси? — Да, сэр. Из гаража он ушел белым. — Без сомнения, он останавливался по дороге и там переменил внешность. Это не так уж трудно. Сегодня мы выкрасили одного человека у меня в комнате. Отмываться труднее. Не думаю, чтобы шофер или служитель гаража заметили остатки краски? — Нет, сэр. Я узнавал. — Так я и думал. Конечно, они не стали проверять его уши. Ты ничего не сказал о багаже. — У него был чемодан среднего размера из темно-коричневой воловьей кожи с латунными застежками и без ремней. — Все время? — Да, сэр. И когда приехал, и когда уехал. — Хорошо. Думаю, достаточно. Садись на этот стул к стене. — Вулф оглядел лица. И хотя он сумел удержать их внимание во время речи о стряпне, сейчас это удавалось ему еще лучше. Можно было услышать, как муха пролетит. — Теперь мы чего-то достигли, — заметил он. — Вы понимаете, почему я сказал, что такие детали, как то, что Лиггетт упомянул о соусе «Весна», не имеют большого значения. Ясно, что к такому ужасному преступлению, как убийство, он отнесся невероятно легкомысленно, но мы должны помнить две вещи: первое, он полагал, что его отсутствие в Канова-Спа никто не поставит под сомнение, и, второе, он не вполне осознавал происходящее. Он был опоен. Опоен из той чаши, что наполнила для него миссис Ласцио. Что касается Лиггетта, то с ним покончено: полагаю, мистеру Толмену остается лишь арестовать и допросить его да подготовить обвинительное заключение. Хотите что-нибудь добавить, мистер Лиггетт? Я бы вам не советовал. — Я ничего не говорю. — Голос Лиггетта звучал, как всегда. — Кроме того, что если Толмен проглотит это и начнет действовать по вашей схеме, то ему придется так же плохо, как и вам. — Подбородок Лиггетта чуть шевельнулся. — Я знаю вас, Вулф. Слышал о вас. Бог знает, почему вы вцепились в меня, но я хочу это знать, прежде чем покончу с вами. Вулф с сожалением наклонил голову: — Ваша реакция естественна. Но я уже закончил с вами, сэр. Я опрокинул вас. Ваша самая большая ошибка — то, что вы стреляли в меня как раз тогда, когда я полностью устранился от дела. Поглядите. — Он сунул руку в карман, выудил оттуда рукопись и развернул ее. — Вот куда попала ваша пуля, прежде чем поразить меня. В мою речь. Мистер Толмен, в вашем штате в состав суда, разбирающего убийство, могут входить женщины? — Нет. Только мужчины. — В самом деле. — Вулф направил свой взгляд на миссис Ласцио. Он не смотрел на нее с тех пор, как занялся Лиггеттом. — Это ваша удача, мадам. Трудно убедить двенадцать мужчин приговорить вас к смерти. — Он снова обратился к Толмену: — Готовы ли вы обвинить Лиггетта в убийстве Ласцио? — Да. — Голос Толмена прозвучал чисто.