— Итак, сэр? Вы же ничуть не колебались с Береном. Толмен встал. Ему пришлось сделать только четыре шага. Он положил руку на плечо Лиггетта и громко сказал: — Я арестую вас, Реймонд Лиггетт. Формальное обвинение в убийстве будет готово завтра утром. — Он повернулся и резко сказал Моултону: — Шериф перед входом. Скажи ему, чтобы вошел. Лиггетт чуть не свернул шею, чтобы взглянуть в глаза Толмену: — Это сокрушит вас, молодой человек. Вулф жестом остановил Моултона и воззвал к прокурору: — Пусть шериф немного подождет. Не возражаете? Мне он не нравится. — Он снова посмотрел на миссис Ласцио. — Кроме того, мадам, нужно еще решить с вами. Что касается Лиггетта, то… вы понимаете… — Он махнул рукой в сторону Толмена, державшего Лиггетта за плечо. — Теперь о вас. Вы еще не арестованы. Хотите что-нибудь сказать? Роковая женщина имела бледный вид. Полагаю, она неплохо разбиралась в искусстве грима и в обычное время только специалист мог бы определить его количество, но он явно не был рассчитан на такие потрясения. Все ее лицо было в пятнах. Нижняя губа искусана и отличалась по цвету от верхней. Она сгорбилась. Тонким голосом, совсем не похожим на ее обычный грудной тембр, она сказала: — Нет… только… только это ложь. Ложь! — Вы называете ложью то, что я говорил о Лиггетте? И что говорил Сол Пензер? Предупреждаю, мадам, то, что доказано, не ложь. Вы говорите «ложь»? Что именно? — Это ложь… обо мне. — А о Лиггетте? — Я… я не знаю. — В самом деле. О вас. Вы ведь включили радио. Не так ли? Она молча кивнула. — Не так ли?! — Вулф говорил резко. — Да. — А также случайно или по заранее намеченному плану задержали Вукчича и танцевали с ним, пока убивали вашего мужа? — Да. — А также отсутствовали целый час во вторник после обеда? — Да. — А также, раз уж ваш муж мертв, вы собирались выйти замуж за Лиггетта, если бы не та досадная случайность, что он тоже скоро умрет? — Я… — Ее губы задрожали. — Нет! Вы не можете так говорить… Нет! — Прошу вас, миссис Ласцио, поберегите нервы. Они вам понадобятся. — Голос Вулфа внезапно стал мягким. — У меня нет желания задеть вас. Я прекрасно знаю, что в отношении вас факты допускают два совершенно различных построения. Одно примерно следующее: вас с мистером Лиггеттом тянуло друг к другу. По крайней мере, его тянуло к вам, а вас — к его богатству и положению в обществе. Но ваш муж был из тех, кто цепко держится за свою собственность, и в этом заключалось препятствие. Наконец наступило время, когда тяга стала так сильна, а сопротивление настолько упорным, что вы с Лиггеттом решились на отчаянный шаг. Оказалось, что встреча пятнадцати мастеров высокой кухни предоставляет прекрасную возможность для устранения вашего мужа, поскольку туда приглашены трое, кто ненавидит его и на кого падут подозрения. Итак, Лиггетт прилетел в Чарлстон, приехал сюда на машине и где-то встретился с вами, как было заранее условлено, во вторник в половине десятого вечера. Только тогда были разработаны все детали, так как Лиггетт не мог знать о пари между Серваном и Китом и о дегустации соуса «Весна», которую придумали, чтобы его разрешить. Лиггетт засел в кустах. Вы вернулись в гостиную, в нужное время включили радио и задержали Вукчича, танцуя с ним, чтобы дать Лиггетту возможность войти в столовую и убить вашего мужа. Черт побери, мадам, перестаньте так смотреть на меня! Как я сказал, это одно истолкование ваших действий. — Но это не так. Это ложь! Я не… — Позвольте. Не отрицайте сразу все. Допускаю, в том, что я сказал, есть элемент неправды, так как возможно и другое истолкование. Но примите во внимание, — Вулф нацелил на нее свой палец, — доказано, что Лиггетт приехал сюда и кто-то рассказал ему о дегустации соуса, что он точно знал момент, когда может безопасно войти в столовую, потому что Вукчич не войдет и не помешает ему. В противном случае его действия бессмысленны. Поэтому я говорю: не отрицайте сразу все. Если вы попытаетесь настаивать, что не встречались с Лиггеттом, что ни о чем не договаривались с ним, что лишь в результате совпадения вы включили радио и в результате совпадения же удерживали Вукчича в роковые мгновения, — тогда я опасаюсь за вас. Даже суд из двенадцати мужчин, даже глядя на вас, вряд ли сумеет проглотить это. Я уверен, что вы, грубо говоря, будете осуждены за убийство. Но я не сказал, что вы убийца. — Тон Вулфа стал почти нежным. — С тех пор как убийство было совершено, вы пытались, по крайней мере молчанием, защитить Лиггетта, но сердце женщины… — Он пожал плечами. — Ни один суд не осудит вас за это. И ни один суд не осудит вас вообще, вы будете совершенно вне опасности, если удастся доказать, что соглашение, которое вы заключили с Лиггеттом, когда встретились с ним во вторник вечером, было с вашей стороны невинным. Просто как гипотеза. Предположим, вы считали, что Лиггетт затевает не более чем обычный розыгрыш. Для розыгрыша требуется, чтобы он провел несколько минут наедине с Ласцио до того, как войдет Вукчич. Это, разумеется, все объяснит: и то, что вы включили радио, и то, что задержали Вукчича, — все объяснит, не делая вас виновной. Поймите, миссис Ласцио, я предлагаю вам не путь отступления. Я только говорю, что, не имея возможности отрицать случившееся, вы можете дать всему объяснение, которое спасет вас. Все попытки спасти Лиггетта будут чистым донкихотством. Вы не сможете сделать это. А раз существует такое объяснение, я не стал бы долго ждать… пока не слишком поздно. Для Лиггетта это оказалось слишком. Медленно, словно его шея была зажата огромными клещами, он поворачивал голову, пока не оказался лицом к лицу с Диной Ласцио. Она не смотрела на него. Снова закусив губу, она зачарованно глядела на Вулфа. Это длилось целых полминуты, а потом, слава богу, она улыбнулась. Улыбка была жалкая, а затем я увидел, что ее взгляд переместился на Лиггетта, — стало быть, улыбка должна была изображать вежливое извинение. Тихим голосом, но без всякой дрожи она проговорила: — Прости меня, Рей. О, прости меня, но… Она колебалась. Лиггетт не отрывал от нее глаз. Затем она перевела взгляд на Вулфа и твердо сказала: — Вы правы. Конечно, вы правы, и я ничего не могу сделать. Когда я встретилась с ним тогда после обеда, как мы договорились… — Дина! Дина, ради бога… Толмен, голубоглазый атлет, рывком усадил Лиггетта обратно. Роковая женщина продолжала: — Он сказал мне, что собирается делать, я поверила ему, я думала, все это шутка. Потом он сказал, что Филип напал на него, пытался ударить… — Вы знаете, что делаете, мадам! — резко сказал Вулф. — Вы помогаете послать человека на смерть! — Я знаю. Я ничем не могу помочь! Как я могу продолжать лгать для него? Он убил моего мужа. Когда мы встретились и он сказал мне, что задумал… — Вы, проклятый ублюдок! — взорвался Лиггетт. Он вырвался из рук Толмена, перескочил через вытянутые ноги Мондора и опрокинул на пол Бланка вместе со стулом, пытаясь добраться до Вулфа. Я устремился вперед, но Берен уже держал его обеими руками. Лиггетт извивался и вопил как резаный. Дина Ласцио, конечно, не стала говорить в таком шуме. Она спокойно глядела по сторонам своими сонными глазами. Глава 17 — Она теперь уцепится за это, — убежденно сказал Жером Берен. — Она сделает все, что отвратит от нее опасность. Наш поезд плыл, как чайка, через Нью-Джерси солнечным утром в пятницу и находился уже западнее Филадельфии. Через шестьдесят минут мы будем проезжать туннель под Гудзоном. Я снова был прижат к стене спального пульмановского вагона, Констанца сидела на стуле, а Вулф и Берен занимали места у окна. Между ними стояло пиво. Вулф выглядел весьма неважно, так как, разумеется, не рискнул бы побриться в поезде, даже если бы на нем не было повязки. Но он знал, что через час эта штука остановится, и на лице его розовела заря надежды. — Вы так не думаете? — спросил Берен. Вулф пожал плечами: — Не знаю, и мне все равно. Требовалось пригвоздить Лиггетта, доказав его присутствие в Канова-Спа во вторник вечером. Миссис Ласцио была единственным человеком, который мог в этом нам помочь. Как вы говорите, она, несомненно, виновна не меньше Лиггетта, а может, и больше, это как посмотреть. Я даже думаю, что мистер Толмен попытается обвинить ее в убийстве. Он задержал ее вчера как свидетельницу и будет держать до завершения дела Лиггетта, а может привлечь и как пособницу. Сомневаюсь, что что-нибудь выйдет. Что бы он ни сделал, осудить ее не удастся. Она принадлежит к особому виду женщин, она мне сама сказала. Даже если Лиггетт ожесточится против нее и во всем признается, лишь бы вовлечь и ее тоже, то убедить дюжину мужчин, будто лучшее, что можно сделать с такой женщиной, — это убить ее, окажется сложной задачей. Интересно, понимает ли это мистер Толмен? При этих словах Берен, набивавший трубку, нахмурился. Вулф наполнил стакан пивом одной рукой, так как другая была занята: он крепко сжимал подлокотник кресла. Констанца улыбнулась мне: — Я стараюсь не слушать их. Говорят о том, как убивают людей. — Она деликатно поморщилась. — Кажется, вам пришлось довольно много улыбаться, — проворчал я. — По обстоятельствам. Ее брови взлетели над темными фиолетовыми глазами. — Каким обстоятельствам? Я только помахал рукой. Берен наконец раскурил свою трубку и снова заговорил: — Это все повлияло на мой желудок. Бедный Росси, видели вы его? Бедняга. Когда Дина Росси была маленькой девочкой, я много раз сажал ее на вот это колено. Она была спокойной, очень хитрой, но хорошей девочкой. Конечно, все убийцы были когда-то маленькими детьми, вот что удивительно. — Он попыхивал трубкой, и вскоре все помещение заполнилось дымом. — Кстати, вы знаете, что Вукчич едет этим же поездом? — Нет. Берен кивнул: — Он прискакал в последнюю минуту. Я видел его: он мчался, будто лев, которого кусают блохи. Утром мы с ним не встретились: пришлось побывать в разных местах. Ваш человек, конечно, сказал вам, что я заходил сегодня около восьми вечера? Вулф скорчил гримасу: — Я был не одет. — Так он мне и сказал. И я пришел снова. Мне было неудобно. Я всегда чувствую себя неудобно, когда я в долгу. Я хотел выяснить, сколько я вам должен, и заплатить. Там, в Канова-Спа, вы были гостем и не хотели говорить об этом, но теперь-то можно! Вы вытащили меня из скверной истории и, возможно, спасли мне жизнь, вы по просьбе моей дочери оказали мне профессиональную помощь. Это ставит меня в положение должника, и я хочу заплатить. Насколько я понимаю, ваши ставки довольно высоки. Сколько вы берете за день работы? — А вы? — Что? — Берен воззрился на него в изумлении. — Великий Боже, я не работаю поденно. Я художник, а не чистильщик картофеля. — И я тоже. — Вулф поднял палец. — Послушайте, сэр. Допустим как предположение, что я спас вам жизнь. Если так, то я готов посчитать это жестом дружеской симпатии и не взять за это никакой платы. Примете вы такой жест? — Нет. Я в долгу перед вами. Моя дочь обратилась к вам. Нельзя было ожидать, что я, Жером Берен, приму такую милость. — Хорошо… — вздохнул Вулф. — Если не хотите принять это как дружеский жест, воля ваша. В таком случае единственное, что я могу сделать, — это представить вам счет. Все очень просто. Если можно как-нибудь оценить профессиональные услуги, которые я вам оказал, то цена должна быть высокой, так как услуги были исключительные. Итак… раз уж вы настаиваете… вы должны мне рецепт колбасок минюи. — Что? — Берен уставился на него. — Ба! Это смешно! — Почему? Вы спросили, что вы должны. Я сказал. — Черт знает что! — прошипел Берен. Он так размахивал своей трубкой, что во все стороны полетели искры. — Рецепт бесценен. А вы просите… Великий Боже, я отказался от полумиллиона франков! А вы имеете бесстыдство, имеете наглость…