На Дунсинанский холм. Джеймс: Не быть тому! Стволы не сдвинуть с места никому. Их не наймешь, как войско. Я воскрес! Спи, бунт, пока стоит Бирнамский лес. Ликуй, Макбет! В сиянии венца Земным путем пройдешь ты до конца, Назначенного смертным. Но одно Скажите мне, коль все вам знать дано: Воссядет ли на трон державы нашей Род Банко? Ведьмы закричали все вместе: Не стремись узнать об этом! Джеймс: Я должен знать! Посмейте отказать мне, И я вас прокляну навек! Все вместе: Явитесь! Сердце честолюбца раньте И во тьму обратно каньте! С задних рядов поднялись восемь фигур, закутанных в плащи. Девушка, сидевшая с ними рядом, удивленно взвизгнула. Они скользнули в центральный проход и начали спускаться («Тоже третьекурсники?» – задумался я), а Джеймс смотрел на них расширенными от ужаса глазами. – Хватит! – произнес он. – Иль эту цепь прервет лишь Страшный суд? Сердце скакнуло мне в горло. Я второй раз вышел на свет, на моей коже блестела кровь. Джеймс ахнул, подняв на меня глаза, и все зрители разом повернулись. В тишине затрепетали сдавленные крики. – Ужасный вид, – слабым голосом выговорил Джеймс. Я снова начал спускаться по ступеням, подняв руку, чтобы указать на восемь фигур и присвоить их. – Но это правда: Банко, / В крови, с улыбкой кажет мне на них, / Как на своих. Я опустил руку, и они исчезли, растворились в тенях, как будто никогда не существовали. Мы с Джеймсом стояли в десяти футах друг от друга перед костром. Я блестел алым, жуткий и окровавленный, как новорожденный младенец, а лицо Джеймса было призрачно-бело. – Неужели это так? – произнес он, как мне показалось, обращаясь ко мне. Повисла странная набухающая тишина. Мы оба склонились вперед, оставаясь на месте, дожидаясь, чтобы что-то произошло. И тогда между нами шагнула Мередит. – Да, это так, – сказала она, и Джеймс отвел от меня глаза. – Но почему / Макбет так мрачен, не пойму? Он позволил увести себя обратно к костру и к соблазнительному вниманию ведьм. Я поднялся по ступеням, остановился наверху и замер, как преследующий его призрак. Его глаза дважды обращались ко мне, но зрители снова смотрели на девушек. Они кружились вокруг костра, гогоча в грозовое небо, а потом опять начали петь. Джеймс в ужасе смотрел на них пару мгновений, развернулся и бежал от костра. Все вместе: Больше боли, горе злей, Варево, кипи в котле — Кожу змея, волчий зуб, Мощи ведьмы бросим в суп… Мередит и Рен продолжали танцевать, движения их были дикими и яростными, а Филиппа подняла котел, который был глубоко закопан в песок. В нем колыхалась зловещая красная жидкость, та же бутафорская кровь, что щипала мне кожу. Все вместе: Больше боли, горе злей, Варево, кипи в котле. Павианья кровь, студи, Крепкий заговор клади. Филиппа перевернула котел. Послышался тошнотворный всплеск, и все погрузилось во тьму. Зрители вскочили на ноги, воя от восторга и смятения. Я помчался обратно в укрытие, под деревья. Когда у озера зажглись фонари – слабые оранжевые лампочки, загадочно мерцавшие вдоль воды, – берег взорвался криками, смехом и аплодисментами. Я согнулся вдвое в прохладной лесной темноте, упершись ладонями в колени и тяжело дыша. Казалось, я только что взбежал по холму. Единственное, чего мне хотелось, – это найти другого четверокурсника и вместе с ним облегченно выдохнуть. Но тихо отметить не получилось. В честь Хэллоуина требовалась вечеринка масштабов вакханалии, и она не заставила себя ждать. Стоило уйти преподавателям и робевшим студентам первого и второго курсов, явились кеги, будто сотворенные какой-то остаточной магией, и в колонках, так жутко усиливавших голос Ричарда, заухала музыка. Первым из воды показался Александр, он шел, спотыкаясь, как восставший утопленник. Поклонники и приятели с других факультетов (первых было много, вторых единицы) окружили его, и он принялся развлекать их рассказом о том, как больше часа бродил по воде. Я еще немного подождал под защитой деревьев, прекрасно понимая, что залит кровью и избежать внимания у меня не выйдет. На берег я отважился вернуться, только когда заметил Филиппу. Едва я вышел на свет, меня стали громко поздравлять, хлопать по спине и ерошить мне волосы – пока не поняли, какой я липкий. Когда я добрался до Филиппы, в руках у меня были всученные кем-то пластиковые стаканчики с пенившимся пивом. – Держи, – сказал я, протягивая один ей. – С Хэллоуином. Она перевела взгляд с моего окровавленного лица на грязные босые ноги, потом обратно. – Удачный костюм. Я подергал ее за рукав платья, все еще мокрого и просвечивавшего почти везде. – Мне твой больше нравится. Она закатила глаза. – Думаешь, они нас в этом году всех разденут догола? – Есть же еще рождественская маска. – Ох, Господи, типун тебе на язык. – Остальных видела? – Мередит пошла искать Голос. Где Джеймс и Рен, понятия не имею. Александр с извинениями покинул своих слушателей и вклинился между нами, обхватив нас обоих за шеи. – Все прошло наилучшим образом, – сказал он и добавил: – Что за хрень? Оливер, ты засранец. – Нет, я Банко. (Он просидел обе мои сцены под лодкой.) – Пахнешь сырым мясом.