– А ты стоялой водой. – Туше. – Он ухмыльнулся, потер ладони. – Ну что, начнем вечеринку по-взрослому? – И как ты предлагаешь это сделать? – спросила Филиппа. – Бухать, орать, отрываться. – Он нацелил на нее палец. – Если только у тебя нет идеи получше. Филиппа подняла руки, признавая поражение. – Веди. Казалось, Хэллоуин пробуждал в студентах Деллакера какую-то сибаритскую истерию. То, что я о нем помнил по предыдущим трем курсам, быстро забылось, потому что студенты четвертого курса были кем-то вроде знаменитостей. Знакомые, едва знакомые, те, кого я с трудом узнавал, осыпали меня и всех остальных комплиментами, интересовались, сколько мы репетировали, и выражали должное изумление, узнавая, что мы не репетировали вообще. Около часа я принимал предложенные напитки, затягивался косяками и сигаретами, но вскоре начал задыхаться из-за плотной толпы вокруг. Я заозирался в поисках кого-то из своих товарищей, лицедеев четвертого курса. (Александра и Филиппу я потерял, хотя в тот момент не мог вспомнить, когда и как.) Стряхнув с себя отчаянно флиртовавшую второкурсницу под предлогом, что мне нужно еще выпить, я нашел выпивку и побрел к краю освещенного пространства. Дышать стало полегче, меня вполне устраивала перспектива какое-то время наблюдать разгул, не участвуя в нем. Я неторопливо попивал пиво, пока не почувствовал, как кто-то коснулся моей руки. – Привет. – Мередит. Она отделилась от группы художников (которые, скорее всего, уговаривали ее попозировать) и пошла за мной из гущи вечеринки. На ней по-прежнему было ведьминское платье, и в затуманенном состоянии, в котором я пребывал, не пялиться на нее сквозь ткань было невозможно. – Устал слушать, какой ты потрясающий? – спросила она. – Они в основном просто хотели потрогать кровь. Мередит улыбнулась, провела пальцами по моей руке от локтя до плеча. – Мелкие больные извращенцы. – Она явно хорошо выпила, но пьянела она медленнее нас всех. – С другой стороны, может, они просто хотели потрогать тебя. Она слизнула бутафорскую кровь с кончика пальца и подмигнула мне, ее густые черные ресницы походили на веера из страусовых перьев. Все это было невыносимо эротично и почему-то меня раздражало. – Знаешь, – сказала Мередит, – тебе идет вот так, с голым торсом, в крови. – А тебе без лифчика, завернутой в простыню, – сказал я, не задумываясь, и сарказмом это было лишь наполовину. В голове у меня прокрутилось в замедленной съемке, как Ричард выбивает мне зубы, и я громко добавил: – Где твой парень? По-моему, я его не видел. – Дуется, пытается не дать мне и всем остальным повеселиться. Я проследил за ее взглядом до берега, где Ричард в одиночестве сидел на скамейке со стаканом в руке, глядя на праздновавших так, будто находил их тусовку глубоко оскорбительной. – Что ему опять не так? – Какая разница. Что-то, как всегда. – Она потянула меня за пальцы. – Идем, тебя Джеймс ищет. Я отнял руку, но послушно пошел следом, почти допив пиво одним глотком. Ричард смотрел на меня с яростью, я чувствовал его взгляд. Кто-то снова разжег костер, Джеймс и Рен стояли возле огня, разговаривали и не обращали ни на кого внимания. Пока мы шли к ним, Джеймс предложил Рен свой мундир; она плотно завернулась в него, потом глянула вниз и засмеялась. Подол доходил ей почти до колен. – Как вы вообще уместились под этим каноэ вчетвером? – спросил Джеймс, когда я подошел поближе и мог их слышать. – Ну, очень уютно, – ответила Рен. – Я, наверное, раз пять случайно почти поцеловала Александра. – Как мило. Сейчас он еще выпьет и станет всем рассказывать, как ты по нему сохнешь. Рен повернулась к нам и ахнула, обеими руками придерживая воротник мундира. – Оливер, ты меня напугал! Ты по-прежнему жутко выглядишь. Я: Хотелось бы все это смыть, но вода на вид холодная. Рен: Да нет, ничего, когда зайдешь по пояс. Я: Сказала девушка, стоящая у огня в чужом мундире. – Рен, – вмешалась Мередит, глянув через плечо в сторону скамеек, – пожалуйста, поговори с Ричардом, а? С меня на сегодня хватит. Рен вымученно улыбнулась нам и произнесла: – Любезный мой кузен[22]. Джеймс смотрел, как она пробирается сквозь толпу. Мередит заглянула в его полупустой стакан, забрала и потянулась за моим. – Вы двое, никуда не уходите, – сказала она. – Вернусь, принесу еще выпить. – Прекрасно, – ответил я. – Жду не дождусь. Когда она ушла, Джеймс повернулся ко мне и спросил: – Все хорошо? – Да, – ответил я. – Отлично. По его скептической улыбке я понял, что он мне не верит, но он милосердно сменил тему: – Знаешь, а у тебя правда жуткий вид. Ты меня до полусмерти напугал, когда вышел из-за деревьев. – Джеймс, ты сам со мной это сделал. – Да, но в том темном крохотном сарайчике все было по-другому. Когда ты вышел на свет, да еще с таким лицом… – Ну, – ответил я, – кровь придет за кровью[23]. – Так, я намерен никогда с тобой не ссориться. – Взаимно, – сказал я. – Из тебя получился на удивление убедительный злодей. Он пожал плечами. – Лучше я, чем Ричард. У него такой вид, как будто он убить готов. Я снова обернулся к скамейкам. Ричард и Рен сидели рядом, склонив друг к другу головы. Он говорил, глядя на собственные руки, и зловеще хмурился, отчего у него омрачалось лицо. Наполовину погребенная тяжесть снова поднялась к поверхности. Я сказал себе, что у меня просто болит живот, что я слишком много выпил, да еще частил. – Шум и ярость, – сказал я, – не значит ничего[24]. Не обращай внимания. Прошел еще час, а может, два или три. Небо было таким темным, что понять, сколько прошло времени, было невозможно, если только не измерять его количеством выпитого. Я потерял счет после седьмого стакана, но руки у меня все время были заняты. Студенты помладше удалились в Холл, плутая между деревьями, хохоча и ругаясь, когда спотыкались о выступающие корни и обливались остатками пива. Остались только четверокурсники со всех факультетов и несколько третьекурсников из молодых да ранних. Кто-то решил, что расходиться, пока все насквозь не промокнут, нельзя, и начались шаткие, скользкие бои в воде. После десятка поединков Александр и Филиппа вышли в чемпионы. Они казались скорее одним существом, чем двумя, длинные ноги Филиппы так плотно обхватывали плечи Александра, что они могли сойти за жутких сиамских близнецов. Он стоял по пояс в воде, почти не качаясь, и крепко держал Филиппу за колени. По нему, в отличие от Мередит, сразу было понятно, что он пьян, но это, казалось, только придавало ему неуязвимости. – Кто еще? – проорал он. – Непобежденные, вот мы кто! – Если тебя кто-нибудь победит, согласишься закруглиться? – спросил Джеймс. Мы все сидели на песке, вытянув босые ноги к воде, руки нам оттягивали забытые стаканы. Воздух для октября был не по сезону теплым, но холодные волны лизали нам пальцы, как предвестие приближающейся зимы. Александр накренился влево и отпустил ногу Филиппы, указав на нас; она схватилась за другую его руку, чтобы не упасть. – Точно вы, ребят, – сказал он. Я покачал головой, глядя на Джеймса. Нас вполне устраивало кричать им советы и подбадривать, пока они разделывались с оставшимися третьекурсниками. Мередит: Ну, я больше в воду не пойду. Филиппа: Что такое, Мер? Боишься сыграть по-жесткому? Около тридцати зрителей завыли и засвистели. Мередит: Я знаю, что ты делаешь. Ты меня подначиваешь. Филиппа: Ага. Работает? Мередит: А то, сучка. Ну, готовься. Все заухали, а Филиппа широко улыбнулась. Мередит встала, отряхнулась от песка и позвала через плечо: – Рик, айда проучим этих придурков. Ричард, который снизошел и спустился к нам на пляж, но сидел в паре метров позади всех, отозвался: – Нет. Выставляй себя на посмешище, если хочешь. Я собираюсь остаться сухим. Новый взрыв смеха, на этот раз злого. (Мередит была для всех предметом восхищения, но еще и зависти, и поэтому каждый ее промах хотя бы некоторые ревниво смаковали.)