– В чем дело, Цезарь? Ты решил идти? – спросила Мередит, когда слуга ушел. – Сегодня дома покидать не нужно[34]. Она стояла, упершись одной рукой в бедро, с мрачным и осуждающим видом. Сцена изменилась с тех пор, как я в прошлый раз ее смотрел; Мередит спускалась в Чашу, и, когда она рассказывала о своем сне, это больше походило на угрозу, чем на предупреждение. Ричарда, судя по его лицу, это не устраивало. – М-да, – сказал Александр. – Я бы не рассчитывал, что он останется дома. Снова вышел слуга, которого явно ужасала сама необходимость делить с этими двумя сцену. Ричард: Что говорят авгуры? Слуга: Советуют: не выходи сегодня. Они, рассекши внутренности жертвы, Найти в животном сердце не могли. Ричард обернулся к Мередит. Ричард: Тем трусость посрамить хотели боги: Животное без сердца был бы Цезарь, Когда б от страха оставался дома! Не станет Цезарь. Ричард сгреб Мередит за плечи, и она скрутилась от его хватки. – Это что, по роли? – спросил я. Ни Джеймс, ни Александр не ответили. Ричард: Знает хорошо Опасность, что ее опасней Цезарь. Мы двое львов из одного помета, И старше я, и я куда страшнее… Мередит скорчилась и вскрикнула от боли. Мы с Филиппой, стоявшей в противоположной кулисе, встретились глазами, и она едва заметно покачала головой. – И Цезарь выступит! – проревел Ричард. Он отбросил Мередит прочь, так грубо, что она потеряла равновесие и упала на ступеньки. Она успела выставить руки, чтобы смягчить падение, и, когда ее локоть ударился о дерево, послышался резкий хруст. Тот же мстительный рефлекс, который я ощутил на Хэллоуин, заставил меня броситься вперед – что я хотел сделать, понятия не имею, – но Александр схватил меня за плечо и прошептал: – Тише, тигр. Мередит отвела волосы с лица и взглянула на Ричарда снизу вверх огромными злыми глазами. Зал затих, только слышно было, как гудят прожектора, потом Мередит сказала: – Прошу прощения, но это что за срань? – Стоп! – пронзительно выкрикнула Гвендолин из глубины зала. Мередит с трудом поднялась на ноги и ударила Ричарда в грудь тыльной стороной руки. – Что это было? – Что – это? – По какой-то непостижимой причине он, казалось, был разозлен еще больше, чем она. – Это было не по роли! – Слушай, это важный момент, я просто увлекся… – И решил шваркнуть меня к херам об лестницу? Гвендолин бежала по центральному проходу, крича: – Прекратите! Сейчас же прекратите! Ричард схватил Мередит за руку и рывком притянул к себе, так близко, что мог бы ее поцеловать. – Ты правда собираешься прямо сейчас устроить скандал? – спросил он. – Я бы не стал. Я проглотил ругательство, сбросил руку Александра со своего плеча и ринулся на сцену, а Джеймс сразу устремился за мной. Но Камило успел первым, выпрыгнув из первого ряда. – Эй, – сказал он. – Хорош. Давай, остынь. Он просунул между ними руку и отодвинул Мередит от Ричарда. – Что тут происходит? – спросила Гвендолин, добравшись до края сцены. – Ну, Дик решил поэкспериментировать с мизансценой, – ответила Мередит, оттолкнув Камило. Когда его пальцы задели ее руку, она поморщилась и опустила глаза: из ее рукава вытекла капля крови. Гнев за Джеймса и Мередит – все смешалось и наложилось одно на другое, отчасти я бесновался из-за него, отчасти из-за нее – ревел у меня в груди, и я стиснул зубы, борясь с самоубийственным стремлением спихнуть Ричарда в оркестровую яму. – У меня кровь идет, – сказала Мередит, рассматривая красные пятна на кончиках пальцев. – Сукин ты сын. Она развернулась, откинула занавес и ушла сквозь задник, не обращая внимания на Гвендолин, кричавшую ей вслед: – Мередит, подожди! Злость Ричарда погасла, как перегоревшая лампочка, видно было, что ему не по себе. – Перерыв десять минут, – объявила нам Гвендолин. – К черту, пятнадцать. Сделаем антракт. Идите. Студенты второго и третьего курсов разошлись первыми, попарно, перешептываясь на ходу. Я чувствовал, что за спиной у меня стоит Александр, поэтому глубоко вдохнул, собираясь. – Камило, проверь, пожалуйста, все ли с ней в порядке? – попросила Гвендолин. Он кивнул и ушел вглубь сцены. Гвендолин повернулась к Ричарду. – Иди извинись перед девочкой, – велела она, – и, боже избави, не выкидывай больше таких штук, а то я отдам твой текст Оливеру, и ты будешь смотреть премьеру из первого ряда. – Простите. – Не передо мной извиняться надо, – сказала Гвендолин, но ее гнев уже выдыхался. Ричард кивнул – почти покорно – и стал смотреть, как она медленно уходит обратно на свое место. Казалось, он понял, что мы пятеро стоим на сцене, злобно глядя на него, только когда обернулся. – Да расслабьтесь вы, – сказал он. – Ничего страшного я ей не сделал. Она просто злится. Джеймс, стоявший рядом со мной, так крепко сжал кулаки, что у него дрожали руки. Я переминался с ноги на ногу, не в силах спокойно стоять на месте. Александр подался вперед, словно готов был, если понадобится, броситься между нами двоими и Ричардом. – Бога ради, – сказал Ричард, когда ему никто не ответил. – Вы же все знаете, какая она истеричка. – Ричард! – воскликнула Рен. Он, казалось, раскаялся, но только на мгновение. – Да ладно, – сказал он, – мне что, и перед вами всеми извиниться? – Нет, конечно, нет, – отозвалась Филиппа спокойным, ровным голосом, который заставил меня отвлечься от стука крови в ушах. – С чего бы? Ты всего лишь сорвал прогон, похерил мизансцену Гвендолин, заставил Мило разнимать драку, возможно, испортил костюм, а может, и декорацию, поранил нашу подругу – и не в первый раз. Теперь Оливеру, возможно, придется учить твой текст и играть твою роль, чтобы спасти спектакль, когда ты неизбежно опять облажаешься. И у тебя хватает наглости обвинять Мередит в том, что она истеричка? – Ее голубые глаза были ледяными до обморожения. – Знаешь, Рик, со всем твоим дерьмом недолго будут мириться. Она повернулась к нему спиной, прежде чем он успел ответить, и скрылась за задником. Сказала она именно то, что хотели сказать мы все, и напряжение спало, пусть и немного. Я выдохнул; Джеймс разжал кулаки.