– Весело, – сказал я, задумавшись, поселимся ли мы все у нее в ту неделю, когда пройдут показы, станем ли спать на полу, как школьники на пижамной вечеринке. – Как пробный период. Через год мы, наверное, уже все будем тут жить. – Думаешь? – Ну, мы должны быть там, где есть Шекспир. Ты останешься в квартире родителей? – Господи, нет. Мне нужно оттуда выбираться. – Тогда, видимо, тебе придется перебраться в какую-нибудь трущобу в Квинсе, как и всем нам. Я склонился к ней, мы стукнулись плечами, и она робко мне улыбнулась. – Опять будем жить друг у друга на башках, как в Замке? – Почему нет, не понимаю. Улыбка Мередит погасла, она покачала головой: – Как раньше уже не будет. Я обхватил ее рукой за шею, притянул к себе и поцеловал в висок. Почувствовал, как она вздохнула, и, когда она выдохнула печаль, вдохнул ее. Нет, как раньше не будет. С этим я спорить не мог. В воскресенье вечером мы вылетели обратно в О’Хэйр, первым классом – подарок Калеба. В Замок мы прибыли первыми, поскольку занятия начинались только в среду. (Я был за это благодарен. Что бы ни происходило между Мередит и мной – мы не говорили об этом с нашего неудачного «свидания» в «Свинской голове», – я не был готов обсуждать это с кем-то еще.) Я оторвал бирку Ла-Гуардии со своего чемодана и поставил его у изножья кровати. На мгновение я замешкался, глядя в тот угол комнаты, который занимал Джеймс. Мои семейные трагедии и то, как всецело я отвлекся на Мередит, позволили мне на неделю-другую выбросить Джеймса из головы. Я говорил себе, что отчаяние ревности, охватившее меня во время рождественской маски, было просто минутным помешательством, побочным эффектом коварной театральной магии. Но, стоя в Башне, ощущая в комнате его тень, я чувствовал, как оно опять медленно подкрадывается ко мне. Неверными ногами я спустился по лестнице и провел еще одну ночь с Мередит – другого лекарства я придумать не мог. Сцена 2 В среду с самого утра на доске объявлений вывесили извещение о прослушивании во втором семестре. Всех студентов четвертого и второго курсов, а также приглашенных студентов третьего курса просят подготовить двухминутные монологи для «Короля Лира». Ниже висело расписание прослушиваний и репетиций. Первым шел Александр, без зрителей. Потом он должен был посмотреть показ Рен, она – мой, я – Филиппы, та – Джеймса, а он – Мередит. Следующую неделю мы провели, спешно готовя новые фрагменты к прослушиванию, в полнейшем изумлении от выбора пьесы. За пятьдесят лет в Деллакере никогда не брались за «Лира», скорее всего, потому, что (как отметил Александр) выпускать в главной роли нежного двадцатилетку было совершенным абсурдом. Как Фредерик и Гвендолин собирались решить эту проблему, мы понять не могли. В восемь вечера в день прослушивания я в одиночестве сидел за нашим столом в «Свинской голове», притягивая нехорошие взгляды компаний, которым был нужен столик. Мередит только что ушла, чтобы подготовиться к своему выходу, а Филиппа, думал я, скоро должна прийти. Я посмотрел ее прослушивание – отличная интерпретация Таморы, – и мне не терпелось обсудить распределение с кем-то, кто уже выступил. (Александра и Рен нигде не было видно.) Я допил пиво, но в бар не пошел: столик бы точно заняли, если бы я встал. К счастью, Филиппа примчалась всего минут пять спустя. Ее волосы были взлохмачены ветром и спутаны, щеки горели розовым от холодных зарядов снега, летевших вдоль улицы. Когда она села, я спросил: – Выпьешь? – Боже, да. Чего-нибудь теплого. Я выскользнул из-за стола, пока она складывала в углу свои покровы: шарф, шапку, перчатки, пальто. Вернулся я от бара с двумя кружками горячего сидра, и Филиппа подняла свою в безмолвном тосте, прежде чем сделать большой глоток. – По-моему, там ад замерз, – сказал я, смахивая с лавки снег, нападавший с шапки и шарфа Филиппы. – Поверю, когда увижу распределение. – Она вытерла с губ липкие капли сидра. – Как думаешь, что будет? – Мне угадать? Про Лира понятия не имею, но Рен явно будет Корделией. Вы с Мередит Регана и Гонерилья. Я, наверное, Олбени, Джеймс – Эдгар, Александр – Эдмунд. – По поводу последнего я бы не была так уверена. – Почему нет? Она поерзала, взглянула на трех танцоров, потягивавших за соседним столом белое вино из бокалов на высоких ножках. Когда она пригнулась к столу, я инстинктивно повторил ее движение. Мы оказались так близко, что прядь ее волос щекотала мне лоб. – В общем, я только что смотрела прослушивание Джеймса, – сказала она. – Что он читал? – спросил я. – Он мне не говорил. – Ричарда Плантагенета, вторая «Генриха VI». Его заставлю я сложить венец, / По книгам правя, он вредит стране[66]. – Серьезно? Монолог такой… Не знаю, агрессивный. Как-то не в его духе. – Да. Он дошел до «Настанет день, и Йорк возьмет свое» и сразу будто стал другим человеком. – Она медленно покачала головой. – Ты бы его видел, Оливер. Он меня напугал, честно. На мгновение я онемел, потом пожал плечами: – Молодец, чего. Она бросила на меня такой скептический взгляд, что я едва не рассмеялся. – Пип, я серьезно, – сказал я. – Он молодец. Он мне в начале года сказал, что устал играть типаж, и у него всегда был подходящий диапазон, ему просто никогда не давали его показать, потому что все такие роли всегда уходили Ричарду. Так чего напрягаться? Теперь у него есть шанс показать что-то новое. Она вздохнула. – Наверное, ты прав. Видит бог, я бы хотела получить шанс сделать что-то новое. – Может, в этот раз все поменяют. Динамика другая. Я неопределенно кивнул в конец стола, где полтора месяца назад мог бы сидеть Ричард. Он стал постоянным слепым пятном в поле моего – и, как я подозревал, всеобщего – периферического зрения. – Ну, ты не совсем неправ, – сказала Филиппа, отводя глаза; она смотрела в сторону двери, куда-то в пространство. – В любом случае, я удивлюсь, если Джеймса не назначат на Эдмунда. Я не принял ее предсказание всерьез (дурак, что делать). Наш разговор двинулся в другом направлении, и два часа прошли спокойно, пока не явилась Мередит, принеся с собой небольшой снежный вихрь. – Вот распределение, и вы даже не представляете себе какое, – сказала она, шлепнув по столу листом бумаги. Я даже не успел спросить, где остальные. Мы с Филиппой едва не сшиблись головами, попытавшись одновременно заглянуть в список; она подавилась и выплюнула сидр через стол. – Лира будет играть Фредерик? – Камило – Олбени? – сказал я. – Что за черт? – Это не все, – отозвалась Мередит, борясь с шарфом. – Читайте до конца, это полное безумие. Мы снова склонили головы, на этот раз осторожнее. Фредерик и Камило шли первыми, за ними четвертый курс, потом третьекурсники, и второкурсники последними. Распределение на «Короля Лира» следующее: Король Лир – Фредерик Тисдейл Олбени – Камило Варела Корделия – Рен Стерлинг Регана – Филиппа Коста Гонерилья – Мередит Дарденн Эдмунд – Джеймс Фэрроу Эдгар – Оливер Маркс Шут – Александр Васс Корнуолл – Колин Хайленд Я бросил читать после Колина и уставился на Мередит с открытым ртом.