– Да, – сказал я. – Конечно, так и было. Мы твердили это неделями. Да. Он упал. Конечно, упал. Колборн вздохнул, его дыхание тяжело повисло в прохладном воздухе библиотеки. – Знаешь, Оливер, ты мне нравишься. В основном против моей воли. Я нахмурился, сомневаясь, что верно услышал. – Странные вещи говорите. – Ну, правда бывает страннее вымысла. Я к тому, что мне хотелось бы тебе верить. Но это слишком серьезный запрос, так что вместо этого я попрошу тебя об одолжении. Я понял, что он ждет ответа, и сказал: – Ладно. – Я так понимаю, ты успеваешь тут все рассмотреть, пока убираешь, – сказал он. – Если найдешь что-то необычное… Ну, скажем, я бы не возражал быть в курсе. За этим последовала пауза, как прописанный интервал между репликами в пьесе. – Буду иметь в виду. Взгляд Колборна еще на мгновение задержался на мне, потом он медленно прошел через комнату к лестнице, где и остановился. – Ты осторожнее, Оливер, – сказал он. – Я уже говорил, ты мне нравишься. И давай я скажу это так, чтобы ты точно понял: Подгнило что-то в Датском государстве. С тем он и ушел, слегка улыбаясь, печально и насмешливо одновременно. Я стоял неподвижно, пока под его шагами скрипели ступени, и, только когда услышал, как хлопнула входная дверь, разжал в кармане кулак. Окровавленный лоскут был скомкан и влажен от пота. Сцена 4 Я дал Колборну пять минут форы, потому что не хотел, чтобы он увидел, как я выйду из Замка. Сложил инвентарь для уборки под кухонную раковину, надел куртку и перчатки и вышел через заднюю дверь. Всю дорогу до КОФИЯ я бежал без остановки, под ногами у меня хрустел иней. Когда я туда добрался, руки и ноги у меня онемели, глаза слезились от резкого февральского воздуха. Я вошел через боковую дверь и тщательно прислушался. В зале был третий курс, который буксовал во втором акте «Двух веронцев». Надеясь не столкнуться ни с кем слоняющимся за кулисами, я поспешил на лестницу и помчался через две ступеньки в подвал, одной рукой скользя по перилам. Под Театром Арчибальда Деллакера со всеми его второстепенными коридорами и прихожими скрывался просторный подвал. Обычно в этот слабо освещенный лабиринт с низкими потолками отваживались зайти только технические службы, чтобы извлечь старый реквизит и мебель, которую сочли ненужной и списали на вечное хранение. Я не собирался туда идти, даже не думал об этом, пока не оказался на полпути до КОФИЯ; я отчаянно хотел просто сбежать подальше от Замка. Но, прокравшись по двум-трем полутемным коридорам, заставленным театральным хламом, я понял, что случайно принял блестящее решение. В подвале никто никогда ничего не найдет, даже если точно знать, что ищешь. Вскоре я наткнулся на затянутый паутиной угол, где к стене устало привалилась секция шкафчиков (видимо, когда-то в восьмидесятые выдранная из перехода за задником). Из жаберных щелей на их боках сочилась, как старая кровь, ржавчина, вползавшая на распахнутые дверцы с острыми краями. Лучше места было не найти. Я отодвинул с дороги потертый столик, потом пробрался через груду мусора. На двери первого шкафчика висел замок, его дужка была покрыта пятнами ржавчины, как гнилой зуб. Я снял замок, с усилием потянул ручку и выругался так громко, как только решился, когда дверца, распахнувшись, ударила меня по лодыжке. Шкафчик был пуст, если не считать щербатой кружки с выцветшим гербом Деллакера и кольцом черного кофейного осадка на дне. Я сунул руку в карман за лоскутом, который вытащил из камина. Сощурился на него в тусклом свете, и зловещее красное пятно взглянуло на меня в ответ. Я даже не был уверен, что это кровь, но моя личная паранойя утащила меня назад, в день смерти Ричарда, когда я застал Филиппу в одиночестве у камина. Эту мысль я с тревогой отбросил. На двери библиотеки не было замков, так что любой из нас мог бы это сделать. Воздух в подвале вдруг стал ледяным. Любой из нас мог бы сделать – что? Меня внезапно замутило, мне не терпелось убрать лоскут с глаз долой, я наклонился и затолкал его в кружку. Если его тут кто-нибудь найдет, подумают, что это просто тряпка – испачканная краской, или гримом, или еще чем-то безобидным. По мне, так оно и было. Я отчитал себя за склонность к переживаниям. Александр прав: если мы не удержим себя в уме, все развалится. Я захлопнул дверцу, потом задумался. Комбинации замка я не знал. Возвращаться сюда я не хотел ни за что, но на всякий случай оставил замок просто висеть на скобке. Я подвинул столик обратно, на его место перед шкафчиками, надеясь, что больше никому не придет в голову его двигать, что никто даже не узнает, что я здесь был. Отступил назад, постоял, глядя на колесико замка, на крошечную щель между корпусом и дужкой. Как необъятно мучение непринятых решений. Сцена 5 По дороге из подвала я заблудился и опоздал к началу боя. Джеймс, Камило и трое второкурсников уже собрались. – Простите, – сказал я. – Простите, забыл про время. – Ты где был? – спросил Джеймс с каким-то странным каменным лицом. Меня жгло желание задать ему тот же вопрос, но не при людях. Вмешался Камило: – Давайте поговорим потом. У нас полно работы, а времени совсем даже не полно. Вы проходили сцену в выходные? Я взглянул на Джеймса, который сказал: – Да. Я ответить не успел. Мы прошли сцену всего дважды, потому что большую часть субботы и все воскресенье его не было в Замке. – Тогда давайте начинать, – сказал Камило. – С вызова Эдгара? Контуры декорации «Лира» были нанесены на пол синим тканевым скотчем. Решение было интересное: просцениум вытягивался подиумом, уходившим по центральному проходу в зал. Мы называли его Мостом; согласно плану, высотой он был четыре фута. Я занял свое место в глубине сцены, рапира висела у левого бедра. Джеймс и остальные уже стояли на месте: он на вершине Моста, солдаты на левом крыле, Камило и герольд – на правом. Там должна была быть и Мередит, но ее не вызывали, когда ей по роли полагалось просто смотреть. Я: Кого сюда прислал граф Глостер Эдмунд?[68] Джеймс: Он сам пришел. Что у тебя к нему? Я гневно взглянул на него, сжав кулаки, чтобы побороть бурление в животе. На отработке боя не нужно было никого поражать эмоциями, но я уже был заведен. Я: Меч обнажи и, коль слова мои Для сердца благородного обидны, Рукой их опровергни. Вот моя. Я вытащил меч, и Джеймс вскинул брови, словно его это позабавило. Выйдя на авансцену, я подошел к началу Моста. Я: Твой меч победоносен, ты удачлив, И доблестен, и смел – но ты предатель Перед богами, братом и отцом, Ты козни против герцога чинил, И с головы до пыли под ногами Тебя сквернят измены жабьи пятна. Где-то к середине моей речи хитрая веселость пропала с лица Джеймса и сменилась холодным, отвратительным выражением. Когда пришла его очередь и он заговорил, я изо всех сил всматривался в него, пытаясь понять, в одной ли актерской игре дело, или мы с ним оба перемалываем зубами какие-то тайны. Джеймс: То, что спокойно мог бы отложить я По праву рыцаря, – брезгливо пну Обратно. Подавись своей изменой! Он все равно что плюнул в меня.