Сцена 1 Как только третьекурсники закончили с «Двумя веронцами», декорацию разобрали с бесцеремонной поспешностью. Через три дня сцену заняла декорация «Лира», и мы впервые вошли в преображенное пространство. Вместо фехтования, стоявшего в расписании, мы один за другим проследовали через кулисы, не чувствуя обычного волнения в ожидании новой декорации. (Александр к тому времени вернулся из больницы. Он замыкал строй – скованный и безжизненный, с запавшими глазами, ходячий труп. Он выглядел настолько сломленным, что я пока не набрался готовности – или, возможно, смелости – с ним поговорить, ни о чем вообще.) – Ну вот, – сказал Камило, включая рабочий свет. – На этот раз они и правда превзошли себя. На одно бесценное мгновение я забыл усталость и груз постоянной тревоги, обосновавшийся у меня на плечах. Мы словно вошли в страну из сна. В виде скотча на полу декорация казалась обманчиво простой: пустая сцена с узким Мостом, тянущимся по центральному проходу, как взлетная полоса. Но сценическое решение захватывало воображение, как наркотик. Огромное зеркало закрывало пол до последнего дюйма, отражая глубокие тени в колосниках. Еще одно зеркало поднималось вдоль стены, где должен был располагаться задник; оно было наклонено, так чтобы в нем тоже отражалась только темнота и пустота – не зал. Мередит первой отважилась выйти на сцену, и я подавил нелепое желание схватить ее за руку и вытащить обратно. Ее близнец стоял вверх ногами, отраженный полом. – Господи, – сказала она. – Как это сделано? – Зеркальный плексиглас, – объяснил Камило, – так что оно не треснет, и по нему совершенно не опасно ходить. Костюмеры приклеивают к подошвам нашей обуви специальные накладки, чтобы мы не скользили. Она кивнула, глядя вниз, в прозрачный вертикальный туннель – куда? Филиппа осторожно шагнула на сцену, к ней. Следом пошел Александр, потом Рен, потом Джеймс. Я ждал в кулисах, полный сомнений. – Ух ты, – произнесла Рен пораженным голоском. – А как оно выглядит, если дать свет? – Так давайте покажу, – сказал Камило, поворачиваясь к пульту в суфлерском углу. – Voilà. Когда зажглись прожектора, Рен ахнула. Это был не горячий, душный желтый свет, к которому мы привыкли, но ослепительно-белый. Мы ослепли, заморгали, пока наши глаза не приспособились. А потом Мередит показала вверх: – Глядите! Над нами, между задним зеркалом и занавесом (где обычно были только пустые штанкеты и длинные мотки тросов), висел миллион крошечных оптических проводков, горевших ярким голубым, точно звезды. Зеркало под ногами превратилось в бесконечное ночное небо. – Иди, – сказал мне Камило. – Слово даю, это безопасно. Я послушно выдвинулся из кулис и опустил ногу, опасаясь, что она просто пройдет сквозь пол и я рухну. Но зеркало никуда не делось, оно было обманчиво твердым. Я осторожно дошел до середины сцены, где тесной группкой стояли мои однокурсники, глядя кто вверх, кто вниз, приоткрыв от изумления рты. – Они сделали настоящие созвездия, – сказала Филиппа. – Вон Дракон. Она ткнула пальцем, и Джеймс проследил за ее взглядом. Я посмотрел на мост, над которым с потолка зала свисала еще одна оптическая гирлянда. – Глючновато, – тихо сказал Александр. Наши отражения под нами уходили глубоко в звездную бездну. У меня неприятно заворочался желудок. – Не спешите, – сказал Камило. – Походите. Привыкните двигаться по трехмерному полу. Все разошлись, их медленно отнесло от меня, как рябь на поверхности озера. Что-то необъяснимое толкнуло меня за солнечным сплетением – я понял, что мне это напоминает: озеро среди зимы, когда оно еще не успело замерзнуть и в нем отражается необъятное черное небо, как портал в другую вселенную. Я закрыл глаза, чувствуя, что меня укачивает. Последние несколько недель пронеслись стремительным вихрем, время иногда тянулось невыносимо медленно, а иногда мчалось так быстро, что мы не успевали перевести дух. Мы превратились в маленькую колонию страдающих бессонницей. Не считая занятий и репетиций, Рен редко выходила из комнаты, но чаще всего у нее ночью горел свет. Александр, когда его выписали, каждую неделю на два часа уходил к школьному психологу и медсестре и жил под угрозой исключения, в случае если он хотя бы заступит черту. В Замке за ним постоянно присматривали Колин и Филиппа, он мучился в ломке. Они мучились с ним: наблюдали, тревожились, не спали. Я спал урывками, в неурочное время, всегда очень коротко. Когда я проводил ночи внизу у Мередит, она лежала рядом холодно и тихо, но постоянно клала мне руку на спину или на грудь, пока читала (иногда часами не переворачивая страницу), возможно, просто чтобы удостовериться, что я тут. Если у меня не получалось уснуть в одной комнате, я переползал в другую. Джеймс был товарищем непостоянным. Иногда мы лежали в кроватях друг напротив друга в общей тишине. Иногда он метался и бормотал во сне. Бывали ночи, когда он, думая, что я уже уснул, выскальзывал из постели, брал куртку и ботинки и исчезал в темноте. Я никогда не спрашивал, куда он уходит, из боязни, что он не позовет меня с собой. Я по-прежнему видел Ричарда почти каждую ночь, чаще всего в подвале. Из-под дверцы шкафчика сочилась кровь, а открыв его, я обнаруживал, что внутрь затолкали Ричарда и из его носа, глаз и рта течет красное. Но он больше не был единственным актером моего сновиденческого репертуара; к труппе присоединились Мередит и Джеймс, иногда игравшие моих любовников, иногда моих врагов, а иногда занятые в таких хаотичных сценах, что я не понимал, кто они. Хуже всего было то, что иногда они сталкивались друг с другом и, казалось, вовсе меня не видели. В драмах моего подсознания они, как насилие и близость, стали каким-то образом взаимозаменяемы. Не раз я просыпался, виновато вздрогнув, и не мог вспомнить, в какой я комнате, чье дыхание рядом мягко колышет тишину. Я открыл глаза, и на меня уставилось мое собственное головокружительное отражение. Щеки у меня были запавшие, кожа в пятнах выцветающих синяков. Я поднял голову, посмотрел по очереди на своих друзей. Александр дошел до конца моста и сидел, глядя в пустой зал. Мередит стояла на самом краю сцены, уставившись в оркестровую яму, как прыгун, обдумывающий самоубийство. Рен в нескольких шагах за ее спиной аккуратно ставила ноги пяткой к носку, раскинув руки, шла по канату. Филиппа отступила в левую кулису; она стояла, подняв лицо к Камило, который склонился к ней и шептал что-то, не нарушая тишины. Джеймса я обнаружил у задника, он стоял, вытянув руку, соприкасаясь ладонями со своим отражением, и глаза его в космическом свете были аспидно-синими. Я переступил с ноги на ногу, мои подошвы скрипнули по зеркалу. Джеймс обернулся и встретился со мной взглядом. Но я остался, где стоял, боясь двинуться к нему, боясь, что оступлюсь на ровном месте, оторвусь от якоря, удерживавшего меня, и уплыву в пустоту космоса – бродячей блуждающей луной. Сцена 2 Первое представление «Лира» прошло довольно гладко. Афиши, выполненные в белом и полночно-синем, появились на всех свободных стенах в кампусе и в городе. На одной из них был Фредерик в белом одеянии, у его ног недвижно осела Рен, а под ними — НЕ СТОЙ МЕЖДУ ДРАКОНОМ И ЯРОСТЬЮ ЕГО На другой Джеймс в одиночестве стоял на мосту с мечом на поясе, яркая точка в темноте. Среди звезд, отраженных под ним, были разбросаны мудрые слова Шута: НЕ ВЕРЬ ВОЛКУ ПРИРУЧЕННОМУ На премьере зал был битком. Когда мы вышли на поклон, зрители встали, подхваченные океанским приливом, но аплодисменты не заглушили отзвуки горя, сохранившиеся после трагической финальной сцены. Гвендолин сидела в первом ряду рядом с деканом Холиншедом, на щеках у нее блестели слезы, к носу она прижимала бумажный платочек. Мы вернулись в гримерки в удушающей тишине. Вечеринку труппы мы запланировали, как всегда, на пятницу, хотя все мы, в этом я не сомневался, были не в настроении праздновать. В то же время мы отчаянно хотели сделать вид, что все в порядке – или что-то вроде того, – и убедить в этом всех вокруг. Колин, умиравший в конце третьего акта, вызвался сбегать в Замок до поклона и подготовить все к нашему возвращению. Вяло изображая, что уважаем недавнее наступление школы на безответственное пьянство, мы купили вдвое меньше бухла, чем обычно, а Филиппа и Колин дали возможным гостям понять, что, если в радиусе мили от Замка – или Александра – обнаружатся какие-то запрещенные вещества, расплата будет жестокой. После спектакля мы не спеша переоделись, отчасти потому, что костюмы у нас были сложные (нас одели в неоклассическом стиле ампир, в разные оттенки синего, серого и сиреневого), отчасти потому, что мы, поголовно плохо спавшие, слишком устали, чтобы двигаться резвее. Джеймс переоделся быстрее, чем мы с Александром, повесил костюм на стойку и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Когда мы появились за задником, его и след простыл. – Наверное, уже ушел в Замок. – Думаешь? – А куда еще ему идти? – Кто знает. Я перестал гадать. Ночь была холодная, с неба порывами налетал безжалостный ветер. Мы поплотнее запахнули куртки и быстро пошли, втянув головы в плечи. Ветер так грохотал, что мы почти дошли до входной двери, прежде чем услышали музыку. В отличие от прошлой вечеринки, снаружи огоньков не было – только тусклый желтоватый свет, сочившийся из кухни. Наверху в одном из окон библиотеки трепетала свеча. Мы вошли и увидели, что в кухне народу немного. Были открыты только две бутылки, большая часть еды нетронута. – Сколько сейчас? – спросил я. – Достаточно поздно, – ответил Александр. – Народу должно бы быть побольше. Мы выслушали тихие поздравления группки, собравшейся у стойки, потом из столовой вышли Рен и Филиппа. Они переоделись для вечеринки, но выглядели странно бесцветными: Филиппа в текучем серебристо-сером, Рен в бледном холодном розовом. – Привет, – сказала Филиппа, чуть повысив голос, чтобы ее было слышно поверх грохота и уханья доносившейся из соседней комнаты музыки, которая казалась неуместно бодрой. – Выпить хотите? Александр: Можно и выпить. Что у нас есть? Рен: Немного. Наверху припасено чуть-чуть «Столичной». Я: Меня устроит. Кто-нибудь видел Джеймса? Они дружно покачали головами. Филиппа: Мы думали, он вернется с вами. Я: Да. Мы тоже. – Может, он опять пошел прогуляться, – предположила Рен. – По-моему, ему нужно немножко времени, чтобы отойти от Эдмунда, понимаешь? – Да, – сказал я. – Наверное. Александр оглядел комнату, вытянув шею, чтобы увидеть все головы, потом спросил: – Где Колин? – В столовой, – ответила Рен. – Обихаживает гостей, не то что мы. Филиппа тронула Александра за локоть. – Идем, – сказала она, – он тебя ждал. И они вдвоем скрылись в столовой.