– А ты фотомодель, да? – наконец выдала девочка позади. – Нет, с чего это? – Женя глянула на неё через плечо. Та торопливо догнала и стала идти рядом. Девочка была такой маленькой, словно Дюймовочка. И Жене казалось, что она должна бояться высокую дылду, опасаться, что её раздавят, но девочка храбро шла сбоку. Ростом она была где-то по Женино бедро, и это тоже выглядело смешно. И нелепо. – Потому что ты высокая и красивая, – серьёзно проговорила девочка и кивнула, будто поставила точку. – Да ну, – неуверенно откликнулась Женя, но почему-то спорить и доказывать обратное не было желания – и привычки. Да и не тот момент. Как обоснуешь ребёнку, что он говорит ерунду? Дети всегда уверены в своей правоте. Особенно маленькие. Девочку Женя не знала. Вообще, ей казалось, что все в посёлке в курсе её роста, и нет такого человека, который бы удивлялся, обсуждал и пялился. Хотя нет, рассматривать в любом случае продолжали все. Тем более если Женя выходила с мамой на рынок, где одежды и так было мало, так ещё и для высоких девушек практически ничего не найти. Поэтому они чаще ездили в соседний город – Рославль, где также на Женю пялились. Место менялось, а люди оставались такими же – любопытными и охочими до чужой необычности, которую им хотелось рассмотреть, чтобы потом обсудить вечером дома с родными или с подругами по телефону. Мама обернулась, конечно, она всё слышала, но промолчала. Однако Женя видела край её слегка хитрой улыбки, видела задорный блеск в глазах. И даже показалось, что в них был… тот же восторг, хоть и в меньшем количестве. В кабинете всё так же никого не было. Мама неряшливо скинула вещи на стол, совсем не переживая, что что-то может помяться или сломаться. Женя зависла, не зная, как поступить со своей частью ноши. – А эти сюда кидай, – махнула мама на небольшое кресло, которое еле угадывалось под и так уже заваленными вещами. Женя внутренне тяжело вздохнула такому творческому беспорядку. Отчасти, поэтому ей и было морально сложно приходить к маме на работу и видеть разбросанное… всё! – Поль, можешь идти, дальше мне Женя поможет, – улыбнулась мама, чуть склонившись, наверно, чтобы не смотреть сильно свысока на девочку. – Хорошо, – выдохнула девочка, и Жене показалось, что она сдулась, словно расстроилась от этого заявления. – Это Полина, – сразу же начала мама, как только девочка вышла. – Дома мать с отчимом пьют, бабушка живёт в соседней деревне, вот Поля и прибивается то к нам, то в дом творчества, то в музыкалку, то в художку. В общем, куда только не заглянет, чтобы не сидеть дома. Но хорошая девочка, всегда старается помогать и быть полезной. И любопытная. Учится не очень, но это и понятно почему. Хотя, первый класс – пока рано судить о возможностях и способностях ребёнка. Жене не нравилась такого рода информация. Все эти «а вот она», «а вот у него» и «представляешь, вон там». В общем, ей не нравились сплетни. Но про Полину слушала внимательно, с тоской и болью: как это наверно тяжело, когда ты не можешь прийти домой, забиться в уголок и заниматься тем, что тебе нравится. А приходится болтаться по разным местам, чтобы чем-то себя занять, чтобы не видеть дома неприятное, чтобы самой не попасть в неудобные ситуации. – Так, Женьк, смотри, нам надо с тобой придумать образ Бабы-Яги, чтобы не сильно страшный, но и не слишком развратный. У нас две кучи вещей, три парика, пару масок и метла. – Хорошо, – кивнула Женя, почему-то представляя в ещё не созданном наряде Карину. Уж для неё она готова подобрать первоклассные детали, чтобы помудрёней и необычней. Мама часто просила Женю о подобном, считая, что у неё отличное воображение. Мама словно ссылалась на последние интересы: стихи, писательство. Хотя Женя думала, что мама не знает о них, но разве можно утаить что-то от мамы? – Смотри, как тебе эта юбка? – мама подняла бордовую, по крою похожую на цыганскую юбку. – Ярковата, – задумалась Женя, представляя в голове Бабу-Ягу, которую показывали в советских сказках и которую так умело и живо играл Милля́р. Мама вытянула руку и снова осмотрела юбку, кивнула и буквально отшвырнула её в сторону. Через полчаса они нашли, можно сказать, идеальный образ: не броский, но всё же выделяющийся, парик с длинными волнистыми каштановыми волосами и чёрный, с крупными цветами платок. Женя устало опустилась на стул. – Как бы её загримировать? – начала думать мама. – Может не гримировать? – с надеждой поинтересовалась Женя. Ей никогда не нравились сильно разукрашенные герои, от этого они выглядели простыми, наигранными, словно пришли из второсортных фильмов. Разве Баба-Яга красилась сама, разве разрисовывала глаза чёрным, а рот ярко-красным? Никогда такого не показывали в сказках. – Не красить вообще? – мама удивлённо наклонила голову и даже приподняла брови – настолько удивилась. – Ну да, так будет страшнее и реалистичней, – начала рассуждать Женя. – Будто вот, Баба-Яга похожа на нас, может жить даже в соседнем доме. – А нос и старость… – Пусть она будет многоликая. Мы же не знаем, сколько ей на самом деле лет. А у вас вот такая интерпретация будет: взрослая женщина, похожая на ту же соседскую вдову. Будет мощно, – подытожила Женя. – И правда, – усмехнулась мама, ставя руки в боки и рассматривая вещи и метлу, что стояла в углу. – Дело говоришь, молодец. Она осмотрела то, что осталось после их поисков, и добавила, подхватывая кучу вещей с пола: – Поможешь отнести? – Конечно, – Женя подскочила со стула. – Потом можешь меня подождать, – предложила мама, первой выходя из кабинета. – Ну или домой пойти. – Да я подожду, всё равно дома делать нечего, – отозвалась Женя позади. Шанс пройтись с Димой она упустила, так чего теперь торопиться? Часть уроков она и здесь может сделать. Глава 6. Дима Выходные прошли в томительном ожидании школы. Дима давно так не рвался не только учиться, но и на репетиции, которые, можно сказать, крали личное время, не давая заниматься тем, что нравилось. Конечно, из досуга кроме качалки у Димы был ещё телевизор. Нет, он не сидел днями возле телика, пялясь на какие-нибудь нелепые и разлагающие мозг ток-шоу или смотря банальные фильмы. Дима иногда глядел «Discovery», познавательные программы про машины и редко передачи про животных, где те часто погибали от жестокости или законов природы – а это сильно тревожило его и без того нервную натуру. Первое число декабря выдалось промозглым и снежным. Дима надел шапку, хотя было не очень холодно – сказывался сыплющийся с неба, на плечи, на рюкзак, на голову снег. Он так спокойно опускался, что, торопливо шагая в школу, Дима успевал разобрать чуть ли не каждую снежинку. На большей части уроков он смотрел в окно – как и одноклассники – и думал про настоящую зиму, опять про Снегурочку, которая должна чувствовать себя в своей стихии: удобно и спокойно в такую погоду – ведь холодному в холоде должно быть уютно. Так? Во время репетиции на прошлой неделе Дима впервые дотронулся до Жени. В последнюю пятницу осени. Ничего не предвещало беды, всё шло своим чередом, Дима даже не думал о том, чтобы коснуться до Жени. Не думал, но, конечно, мечтал. Ему очень хотелось дотронуться до кожи на её щеках, уточнить, настолько же она мягкая, насколько выглядит. Бархатистая и притягивающая внимание, словно у фарфоровой куколки. Ещё Дима хотел дотянуться, дотронуться до её руки. Бледной, с еле видимыми голубоватыми венами. С выделяющимися на тыльной стороне ладони сухожилиями, которые от малейшего паса длинными и утончёнными пальцами начинали двигаться, словно нити марионетки. Сегодня у Димы было шесть уроков и репетиция, а после ещё предстояло сделать тьму домашки и пару заданий к элективу по русскому на четверг. Но Дима всё равно с нетерпением ждал репетицию. Представлял Женю на сцене, представлял, как смотрит на неё со стороны, пока она не видит, представлял, как они вместе пойдут домой. А они наверняка пойдут вместе. – О, Зимин, ты-то мне и нужен, – встрепенулась Людмила Анатольевна, когда они уставшие вошли в актовый зал: после алгебры и геометрии казалось, что ты выжат не только морально, когда приходилось запоминать и выдавать большое количество информации, но и физически – настолько было много всего. – Заче-ем? – протянул Егор, хватаясь за Диму и нашёптывая ему: – Не отдавай меня ей. – Чувак, я ничего не смогу сделать, я такой же овощ, как и ты, – отозвался Дима, вяло улыбаясь. Но стоило ему глянуть в сторону окна, куда как раз направилась Людмила Анатольевна и где возле подоконника стояли Женя и Маша, перебирающие какие-то белые неровные листки, как усталость улетучилась, пропала. Дима не сразу понял, что он расправил плечи, которые оттягивали три учебника и тетради в рюкзаке. – Ну да, конечно, овощ, – рядом смешливо хмыкнул Егор. – Балабол ты, а не овощ. – Зимин! Бросай сумку и иди сюда, помогать будешь пока нет Деда Мороза. Кстати, где его носит?.. Егор бросил рюкзак возле сцены и направился к подоконнику, где Людмила Анатольевна оживлённо начала махать руками, показывая на все окна подряд. Дима скинул рюкзак в кучу и пошёл следом. Очень уж хотелось ему быть в курсе дела, что же тут происходило. – … распределить по окнам, и вешайте повыше, чтобы никто не дотянулся сорвать и испортить, ещё на следующий год их использовать. Егор вот вам поможет, – теперь Людмила Анатольевна показала на Егора. Потом перевела взгляд на Диму и как будто на рефлексе продолжила: – И Ковалёв… Не, Ковалёв, ты пойдёшь со мной, на сцену. И с Трошиной. Где она, кстати? Опять забы… – Да здесь я, что за паника, – вышла из-за кулис Карина, словно на самом деле всё это время сидела там. Но Дима точно помнил, как после шестого урока она, широко шагая, скрылась в раздевалке. – А, отлично тогда. Дима, хватай Карину и давайте вашу сцену прогоним. У вас недостаточно сильно развит конфликт, и больше похоже, что Баба-Яга флиртует с Богатырём, а не пытается его сбить с дороги и украсть праздник. Дима краем глаза видел, как переглянулись Женя с Машей. И явно заметил, как покраснела Карина, недовольно скривив губы. Сосредоточиться на своих словах было сложно. На репликах Карины – ещё сложнее. Да и к тому же Людмила Анатольевна требовала движений и какой-то динамики, а не чтобы они просто стояли и разговаривали. Да, это было логично, но сложно: взгляд всё возвращался к Жене и Егору, которые топтались по подоконнику и на верхних частях окон развешивали вырезанные из бумаги фигурки: снежинка, ёлка, ёлочная игрушка, домик в снегу, опять снежинка. Ребята иногда разговаривали, Женя даже улыбалась, и Диме до безумия было интересно, о чём же они говорят. Недалеко от них стояла Маша и что-то строчила в телефоне. Изредка она поднимала голову и улыбалась: то ли снисходительно, то ли заинтересованно. Но влезать в разговор или помогать не торопилась. – Что ж, – хлопнула в ладоши Людмила Анатольевна, возвращая Диму в реальность. Он знал, что отыграл не очень хорошо, правда слова, которые успел выучить, говорил на автомате, что было уже неплохо. – Пусть так. Карина, хватай своих девочек, и давайте вы мне ещё раз покажите танец. Дима спрыгнул со сцены и сел недалеко от Егора, Жени и Маши. Слышать он не слышал, о чём они разговаривали, но с этого ракурса прекрасно видел длинные ноги Жени. Чёрт, и чем они его так привлекли? Маша торопливо стучала по клавишам телефона, потом резко выдохнула, захлопнула крышку раскладушки. После она посмотрела на сцену, где Карина и три её подруги-одноклассницы в который раз показывали танец. Маша улыбнулась, нет, даже усмехнулась, словно её не радовало, а веселило то, что происходило на сцене. Она осмотрелась, заметила Диму, который не успел отвести взгляда от её едкой улыбки, и направилась к нему. – Чего сидишь? – В каком смысле? – не понял Дима. И вновь ответил вопросом на вопрос. Ему уже самому надоело не отвечать на вопросы, а изворачиваться из них. – Что мне ещё делать, бегать? И опять вопрос, да что ж с ним не так? – Посмотрела бы я на реакцию остальных, если ты начнёшь прямо тут бегать, – хохотнула Маша. Голос её хоть и был грубоват, но оказался приятен. Даже как-то располагал. – Но вообще я имела в виду их, – она махнула головой на Егора и Женю, – почему ты не подошёл к ним? К нам? Диме стало интересно, почему она в итоге поправила себя и обозначила их всех вместе. – Потому что они заняты, чего им мешать, – пожал плечами Дима, растекаясь по стулу и складывая руки на груди. – Ага, как же, заняты. Они там Гоголя обсуждают. Егор рассказывал, как в седьмом классе неделю не спал после прочитанного «Вия». Дима улыбнулся, помнил этот момент и помнил, какие испуганные глаза у Егора были после первого кошмара. – Ну так пусть поговорят, что же встревать? – проговорил Дима, но так и не отвёл глаза от подоконника. – Не встревать, а поучаствовать. Глядишь, за умного сойдёшь.