– Кого это к нам занесло нечистыми ветрами? – усмехнулась Людмила Анатольевна, когда песня закончилась. – Неужто Бабу-Ягу, которая теперь украла нашего Богатыря? И сама засмеялась своей же шутке. Дима и правда улыбнулся этому, на что Карина отчётливо скрипнула зубами и зло фыркнула, но отцепляться от него не спешила. – Нет, мы ходили ко мне домой, – выдавила она, после чего уже улыбнулась и глянула в сторону сцены, где за кулисами стояли играющие в постановке. Убедилась, все ли слышали её заявление? Вот же показушница! Чёрт, и зачем ей это всё? Для чего? – Да знаю я, где вы были, – отмахнулась Людмила Анатольевна, отвлекаясь от этого спектакля и возвращаясь к старому, который был ещё не отыгран. – Но, Трошина, ты поступила нехорошо. Теперь нам ещё раз репетировать с вами. Ты в курсе? – И что? – дёрнула плечом Карина. Дима сделал шаг в сторону, надеясь, что под шумок сможет прошмыгнуть на сцену. – А то, что все задержатся, – подняла брови Людмила Анатольевна, будто удивлялась очевидности ответа на вопрос Карины. – И ты в том числе. – Ничего страшного, – продолжала препираться Карина. Неужели так сложно согласиться и пойти уже репетировать? Со стороны сцены послышалось фырканье, громкое и звучное, словно разорвался маленький снаряд. – Кто-то недоволен? – ощерилась Карина, что озлобленная кошка: ещё секунда и всех крыс переловит. – Конечно, недоволен… – начала было Людмила Анатольевна. – Ну естественно, Трошина, королеве ведь негоже считаться с подданными, да? – перебила учительницу Маша. Карина подозрительно молчала, как будто не понимала, к чему это разговорилась Маша. А та тем временем продолжала: – Хотя, подожди-ка, ты же ни фига не королева в этот раз, а обычная Баба-Яга, причём и воровка. Так, может, ты хотя бы эту роль исполнишь с достоинством, м? Карина смешно втянула щёки и как-то нелепо вытянула губы, словно сейчас пошлёт воздушный поцелуй. Дима заметил, что шею её и лоб стали красноватыми. – Да как ты… – выдохнула она. Слева от сцены, за кулисами стояла, ошарашенно улыбаясь, Женя. Она совсем не смотрела на Диму, и как ему показалось, это было очень плохим знаком. Хоть у Димы и был небольшой опыт в общении с девушками, но на каком-то интуитивном уровне он это понимал. Однако словам Маши она явно была рада. Или, наверное, посмеивалась над реакцией Карины. Да, может, и над вторым. – Я вас урою, – наконец тихо, но отчётливо пригрозила Карина, переводя взгляд с Маши на Женю и обратно. Женя тотчас перестала улыбаться и испуганно посмотрела на Машу, которая даже не дрогнула. – Тоже мне, напугала кота сосиской… – хмыкнула Маша. – Что ты сказала, Трошина?! – воскликнула Людмила Анатольевна очнувшись. – А ну-ка повтори! – Говорю, давайте уже закончим эту репетицию, – с ехидной улыбкой обернулась к ней Карина. – А то ещё запорем выступление, некрасиво потом получится. Людмила Анатольевна внимательно всматривалась в Карину. Дима же видел только её спину. Неестественно прямую, напряжённую, всю какую-то натянутую и сильную. Словно Карина собралась совершить падение на доверие, где нужна сила и стойкость. И вера. Но было такое ощущение, что она здесь ни на кого не полагалась ну вот совсем. – М-да, – наконец промямлила Людмила Анатольевна, чуть тряхнув головой, словно взгляд Карины её загипнотизировал или поразил. И хлопнула в ладоши: – Продолжим. Глава 15. Женя Всю репетицию Женя ни разу не посмотрела на Диму. Старалась всеми силами даже не поворачиваться в его сторону. Правда, это сложно было исполнять, когда у них начались сцены вместе. Там да, там пришлось взаимодействовать с ним и взглядом, и словами, в которые он, казалось, пытался вложить какие-то глубокие смыслы. Но Женя не отвечала на его приподнятые в мольбе брови. Пока не отвечала. Ей хотелось узнать, что творит Карина. Что она задумала и каков её следующий шаг. Но здесь уже Карина ни разу не посмотрела на Женю на протяжении всей репетиции. Дотронулась раз: когда пряталась за Снегурочкой от разъярённого Богатыря. Вцепилась в плечо Жени так, словно хотела выдрать кусок. Но это единственное, что она сделала в каком-то своём эмоциональном порыве. Всё же остальное время Карина только недовольно зыркала на Машу. На Машу же фыркала, когда проходила мимо. На Машу же кривилась, когда та появлялась в поле зрения. Словно Женя стала невидимой для Карины. И с одной стороны, это радовало, но с другой – заставляло ещё больше тревожиться: нет, так просто не может быть, если она раньше вела себя по-другому, то почему именно сейчас стала вот такой – безразличной? Конечно же, на Диму Женя была обижена. Нет, это было сильно сказано. Она не понимала, почему он её не предупредил. Хотя… с чего бы вдруг. Они не встречались. Только иногда виделись. Переписывались. Только иногда целовались. И иногда переглядывались так, словно ничего больше не существовало в мире. Или это всё Жене показалось и на самом деле ничего такого нет? Никаких томных вздохов и украдкой брошенных на её талию взглядов? И никакого второго дна в переписке, которую они могли вести до полуночи, хотя Женя прекрасно видела, что Дима не высыпался, но всё равно продолжал отнекиваться и писать ей? «Не пойду, пока ты не расскажешь мне что-нибудь интересное». И Женя делилась с Димой тем, как в санатории к ним приходили разбираться девочки из другого отряда, как в восьмом классе пацаны сломали парту, на которой танцевали. Женя рассказывала Диме истории, которые происходили с ней как будто в прошлой жизни, хотя прошло-то всего три года. И сколько за это время изменилось: одноклассницы знать её не хотят, смеются над ней. Конечно, есть Маша. Но Женя до такой степени боялась привязаться к ней, что не всё даже рассказывала. Вот и про сильную симпатию к Диме Маша узнала только от слишком проницательного Егора. А Дима же оказался чересчур доверчивым и открытым со своим другом. И Женя не знала, на руку ей это или нет. Но Маша не высмеивала ни Женю, ни Диму. Ни тем более их вырисовывающуюся комичную пару. Пару ли? Женя не знала, хотела ли она, чтобы из них получилась пара, но ни в коем случае не отрицала себе, что с Димой слишком хорошо и спокойно. Что целуется он так, что хочется растаять под его губами и руками. Что обнимает он так трепетно и нежно, и совсем не похабно, и это единственное, что хотелось чувствовать. И как же теплеет внизу живота во время поцелуев с ним, как там становится жарко и тянуче сладостно – и было это похоже на карусель «Ромашка» в Рославле, катание на которой Женя запомнила класса с третьего: волнительно, качающе, и даже немного переживательно – а не хлестнёт ли ветка по лицу? Потому что в обычной жизни есть ненастоящие ветки, которые могут хлестать и бить так метко и резко, что только и приходится, беречь глаза и лицо. Закрываться, спасать и свою физическую оболочку, и ранимую душу внутри. – Отлично! – прокричала Людмила Анатольевна, когда финальная песня была спета. – Отлично. Все молодцы! Снегурочка – сама мечтательность. Прекрасно! Женя, не забудь этот настрой. Трошина! Твоя агрессивная игра мне понравилась, но ты, главное, не перебарщивай. Всё, можете идти. Девочки рванули в каморку переодеваться, Женя максимально медленно переставляла ноги в направлении комнатки, чтобы поменьше времени проводить с теми, кто мог начать ни с того ни с сего посмеиваться. – Жень! – окликнул её слишком знакомый и тревожащий голос. Когда этот голос начинал ей шептать комплименты, она не знала, куда себя деть и что делать с тем чувством, которое завладевало полностью и толкало на откровения и дополнительную раздачу поцелуев. Но сейчас голос тревожил по другой причине – вокруг было слишком много ушей и свидетелей, которые могли услышать и увидеть то, что им не надо. Женя резко развернулась, чтобы не дать Диме ещё раз её позвать, чтобы не дать привлечь ещё большего внимания. Людмила Анатольевна без особого интереса зацепила Женю взглядом, зато скидывающий шубу Никита-Дед-Мороз – покосился удивлённо, даже как будто прислушался, повернув немного голову в их сторону. Да и Ксюша-Сказочница обернулась, вопросительно приподняв бровки, словно это её позвали. В зале, вне сцены, сидела Маша и рядом с ней уже был Егор. Женя заметила, что они тоже слишком внимательно смотрят, словно тут для них ставят отдельный спектакль. – Жень, послушай… – начал было Дима, но запнулся. Женя догадывалась, что он скорей всего увидел её испуганные глаза, да и лёгкое качание головой, через которое она пыталась передать, что ничего ей говорить не надо, что необходимо молчать, что они не могут обсуждать сейчас личное, если Дима, конечно, подошёл именно по этому поводу. И Дима вначале стушевался, весь как-то скукожился, но потом дёрнулся, словно сбросил всё с себя. Осмотрелся, и уже с некоторой злостью в глазах опять глянул на Женю. Она отпрянула, не ожидала такого напора, не думала, что увидит ожесточение. И даже испугалась в какой-то момент: на неё-то за что злиться? что такого она сделала? это из-за того, что она не хотела прилюдно с ним разговаривать? – Жень, ну сколько можно, а? Хватит меня игнорить! И хватит уже озираться. Дима говорил громко, отчётливо, его слышали, казалось, все. Женя испуганно молчала, заледенела, что сосулька. Он протянул к ней руку, но она наконец очнулась и отпрянула. Резко, судорожно, боясь, что не успеет увернуться от его прикосновения. Дима сжал ладонь и порывисто выдохнул. Внезапно рядом с Димой материализовался Егор, мягко тронул его за плечо, как бы привлекая внимание и заявляя о своём присутствии. К Жене мягко подошла Маша, настороженно нахмурив брови, всматривалась в Диму, словно ожидала от него какой-то подлянки, что-то такого громкого и разрывающего, что услышат и увидят все. – Дим, всё хорошо, – не спросил, а скорее утвердил Егор. – Но она!.. – воскликнул Дима. – Ди-им, – протянул Егор. – Я знаю, что ты знаешь, что ты не прав. Егор смотрел на Диму так, словно маленькому ребёнку втолковывал, что тому нельзя есть мороженое до обеда. И сработало же! Женя заметила, как Дима расслабил кулаки, которые аж побелели от напряжения, увидела, как у него на шее жилка, которая запретно уходила под воротник, забилась менее неистово и спокойней. – Всё-то ты знаешь, – выдохнул Дима, вроде как совсем успокоившись. И поднял глаза на Женю. Она же боковым зрением видела, как из каморки выходят девочки, что уже переоделись, как покидают актовый зал парни – и все, буквально все, косились на них. Своей нелепой и дурацкой сценой они привлекли ещё больше внимания… Как же некрасиво вышло. Женя ещё больше постаралась вжать голову в плечи, но всё болело, а каблуки не позволяли стать незаметной. Взгляд Димы снизу вверх подсказывал, что Женя сейчас разве что не переливается огоньками, как Эйфелева башня. – Прости, – отчаянно прошептал Дима, болезненно скривившись, словно ему наступили на ногу. Он отошёл от них и торопливо снял косоворотку, под которой – слава богу! – оказалась футболка. Маша прислонилась к Жене, словно желая поделиться теплом и заботой. Егор взглянул на Женю. – Ничего страшного, – пожал он плечами. – На него иногда находит. Он не понимает некоторых… вещей. – Например, что я не хочу выделяться? – в лоб бросила Женя, посматривая, как Дима дёргано натянул свитер, как подхватил рюкзак, как прошёл мимо них. – Жду в вестибюле, – бросил он. – Например, это, да, – покачав головой, уточнил Егор. Он с теплотой, лёгкой улыбкой глянул на Машу, подмигнул. А потом сделал шаг к ней и беззаботно поцеловал в щёку. – Напиши мне позже, – сказал Егор и пошёл нагонять Диму. Женю затрясло. Она опустила глаза на Машу, чтобы попросить её не делать этого, не трясти. Но Маша не двигалась, а крепче прижималась к Жене: её саму как раз и начало колотить. Не сильно, но довольно неприятно. Не сильно, но достаточно, чтобы показать: что-то было не так, случилось какое-то переживание. – Что это было? – не поняла Женя. Вокруг уходили школьники-актёры, возвращались, что-то забывая, мир двигался, суетился и копошился, а где-то на окраине стояла замершая Женя. Сапоги сдавили ноги до такой степени, что пальцы уже слабо чувствовались, голова болела от кокошника, который, как оказалось, чуть жал, если носить его дольше положенного. И Жене казалось, что даже руки перестали что-то чувствовать, словно омертвели, но потом от ладоней потекло тепло, жизнь и забота: Маша держалась за руку и нахмурено и озабоченно пыталась всмотреться в лицо Жени, которое было много выше. – Женьк, ты не переживай, он не со зла. – Маша помолчала и добавила: – Не знала, что Димка такой нервный. Надо будет спросить Егора… – Мань, но я же ничего… – Конечно, ничего! При чём тут ты?! – всполошилась Маша и стала перед Женей. В актовом зале уже никого не осталось, Людмила Анатольевна косо глянула на них, но ничего не сказала, не спросила. Ушла в учительскую. – Женька, послушай меня, – Маша слегка потрясла Женю, чтобы она опустила взгляд, обратила внимание. И так это было знакомо, как будто из прошлой жизни. – Может, ну его на фиг? С таким характером только и бить по груше, а не с девочками общаться. Женька, пошли его и дело с кон… – Но он мне нравится… – Ох ты ж ёпрст. Приплыли, ёпт… Маша растекалась, как отражение в воде, шла рябью. И только когда щёки защекотали скатившиеся слёзы, Женя поняла, что плачет. Плачет то ли об утраченном, то ли о том, чего ещё даже не случилось. Терять тепло Димы не хотелось, отказываться от него самой – тем более. – Мань, кажется, я его лю…