Женя не выдержала, отобрала свою руку и слегка толкнула его в грудь: – Тогда иди. Он перехватил её ладонь, опять сжал и потянул на себя. – Вначале целебный поцелуй. А то не уйду. Женя закатила глаза и улыбнулась, почувствовав, как в животе стало щекотно и легко. Глянула на Диму, где он в ожидании даже чуть приоткрыл пухловатые губы, они манили и своей новой краснотой требовали, чтобы их поцеловали. Женя тяжело сглотнула, переживая, что эта зависимость в Димином тепле до добра не доведёт, но и одновременно боясь, что лишится её. Рука его, как всегда, была горячей и успокаивающей. Женя потянулась к Диме, и он подался в ответ. Волнение в животе переросло в лёгкую дрожь, заполнило сердце желанием прижаться к нему и никогда не отпускать, но одновременно там чувствовалась трогательная забота: она переживала, что Дима заболеет, ему будет больно и тяжело. Женя обняла его за шею и жадно, но вместе с тем трепетно, прижалась к его губам. Он сам углубил поцелуй, обнял её за талию, подтянул к себе, жарко и влажно задышал, словно ему не хватало воздуха, или же он хотел больше насытиться Женей. И было в этом столько интимного и запретного, что Женя сильнее сжала Диму в ответ. В стороне послышался негромкий скрип, а потом стук. Женя испуганно отпрянула от Димы, который с лёгкостью отпустил её, глянула в сторону, где только-только закрылась калитка к дому тёть Наташи, где женская тень пошла от забора до двери. – Нет-нет-нет, – запричитала Женя, чувствуя, как от переживания ослабли ноги. Хотелось рухнуть на снег и биться головой о промёрзшую землю. – Ты кого-нибудь заметил? Она прошла мимо нас? – Я был занят, – слегка улыбнулся Дима, но потом нахмурился, видимо, заметив, что она даже не собирается улыбаться в ответ. – Жень, взрослым всё равно… – Нет, – Женя отчаянно замотала головой, словно только так Дима поймёт всю серьёзность ситуации. – Это тёть Наташа, она сплетни разносит, что ветер пыль. Она знает мою маму… – Знаю я эту тёть Наташу, но именно потому, что она знает нас, она и будет держать язык за зубами, вот увидишь, – перебил Дима, словно ещё миг и Женя бы начала метаться в панике. Хотя да, она была близка к этому. – Думаешь? – Она и сама услышала в своём вопросе безграничную надежду. – Жень, всё будет хорошо. И так хотелось поверить ему. Довериться, что всё будет в порядке, что никаких сплетен и разговор не последует за этим. Но, к сожалению, подобное было не в его власти – укоротить языки взрослых, которые прямо сейчас могли уже начать получать сообщения о том, что «слышали, что Ксюнькина девка учинила – обжимается со смешным мелким пацанёнком прямо на улице, при свете дня». Никакого дня, и ничего они не обжимались – заспорила Женя с собственными догадками и словами, – они… были вместе, делились теплом и заботой друг с другом, нравились друг другу. – Жень, не переживай, – Дима поднял руку, медленно и неуверенно, словно она сейчас отпрянет или убежит. Взял ладонь, которая успела оледенеть не только от холода, но и от тяжести того, что её ждёт в ближайшее время. – Мы справимся, даже если кто-то начнёт говорить. И пусть. Тем более, это продлится недолго, если мы не будем обращать внимания. Женя кивнула, понимая, что переубедить Диму будет сложно. Она знала, что люди любят мусолить и пережёвывать новые темы долго и упорно. Особенно это нравится делать подросткам, которым как будто и заняться больше нечем. А потом они накидываются, что пираньи на кровоточащую жертву, и рвут, и лакомятся, и вонзают свои острые зубы всё дальше и глубже, норовя зацепить самое мягкое и трепетно оберегаемое. Женя это уже проходила. И проходит даже до сих пор. Хоть и с перерывами. И так было страшно попасть в новый поток оскорблений и приколов. * Дима ушёл домой. Спустя полчаса пришло сообщение, что у него и правда температура. Женя ещё больше начала переживать, потому как беспокоилась за его здоровье. И винила себя: ведь именно из-за неё он стоял на перекрёстке, а она не торопилась. Она обсасывала своё непонимание и чувство несправедливости. Женя с тревогой, в каком-то бредово-переживательном жару ожидала маму. Тёть Наташа ей уже рассказала? А остальным? Или тёть Наташа в этот раз поступит по-умному? И так хотелось верить, что история замнётся или хотя бы останется при своих. Ну зачем всему посёлку быть в курсе, с кем встречается Женя? Ну что за дурацкое любопытство, почему они хотят знать кто, с кем, где, когда и по какой причине… На веранде послышался топот: наверное, мама стряхивала снег с ботинок. Женя с кружащейся от волнения головой выбежала в коридор в тот момент, когда мама закрывала дверь за собой. – Фу-ух, ну и метель поднялась. Она уже сняла вещи в коридоре и обтрясла их, но на верхней одежде и шарфе всё равно виднелись остатки сильного снега. – Холодно? – как могла беззаботно уточнила Женя, хотя очень хотелось поинтересоваться о другом. – Да не, снега много валит. Завтра будем через него плыть. Мама усмехнулась, скидывая сапоги. После чего она выпрямилась и тяжело выдохнула. Подняла глаза на Женю и нахмурилась. – Ты чего такая красная? Заболела? – Красная? – удивлённо проговорила Женя, дотрагиваясь до щёк, которые и правда казались раскалёнными печными плитами. Удивительно, что руки не были горячими, ну или были чуть холоднее – Женя не поняла. – А ну, давай лоб. Мама растёрла руки, подышала на них, и протянула ладонь вверх, Женя послушно чуть опустила голову и прильнула к невыносимо холодной, очень успокаивающей ладошке. В этот момент казалось, что никаких волнений дальше не будет, что всё на этом и закончится. – Женька, да ты кипяток! – воскликнула мама. – И как тебя угораздило. Так, марш в комнату, под одеяло, сейчас я тебе всё принесу. Ишь, надумала, заболеть под конец четверти. Да и концерт же у тебя ещё, Женька! – Ну я же не специально, – удивилась Женя такому напору. – Ага, конечно. Иди давай в постель. Мама помахала руками, прогоняя Женю, и она послушно поплелась в кровать. Переоделась в пижаму, залезла под прохладное одеяло, которое слегка остудило кожу. Женя только и успела подумать, что сейчас наверняка Димино тепло ощущалось бы обычным, но всё таким же трепетным, как пришла мама, суетливо начала раскладывать на столе всякие баночки и блистеры, футляр от градусника. Отчего там образовывался бардак. – Уберёшь потом, ничего страшного, – видимо, мама увидела отчаяние и недовольство у Жени на лице. И продолжила: – Вот носки шерстяные, надевай. Там немного горчицы, аккуратней. Молодец. И градусник на, измерь температуру. Мама начала просматривать принесённые блистеры, но резко отвлеклась и опять обернулась на Женю: – Ты ела? Женя отрицательно мотнула головой, вспоминая, что после школьного обеда выпила только чай. – Ну что ж за ребёнок такой, – недовольно выдохнула мама и вышла из комнаты. Она вернулась через десять минут, неся небольшую суповую тарелочку в виде носатого тигра, ноги которого были этакой удлинённой подставкой. – Вот, держи бульон. Хорошо, суп с утра остался. Мама сняла рюкзак со стула, подвинула его и поставила тарелку. – Поешь, а потом таблетки выпьешь. И да, чай сейчас принесу, с малиной. Горло болит? Женя глотнула, чтобы проверить, не совсем полагаясь ощущениям: ей казалось, что никакой болезни в ней нет, никакой простуды. Но молчала, принимала заботу, делала всё, что говорила мама. – Нет, не болит. – Это хорошо. Давай градусник и ешь. Мама глянула на градусник, цокнула и ушла, что-то приговаривая. Женя отвлеклась на суп, успела съесть две ложки, как в коридоре послышался телефонный звонок стационарного телефона. Мама, громко топая, заторопилась успокоить трель. – Да? – резко выдала она в трубку. – Дома-дома, но я пока… Наташ, подожди ты тараторить, я не могу говорить, Женька заболела, надо ей… Что?!.. С чего ты?.. Ай, блин, Наташа, да ну тебя. У меня ребёнок заболел, а ты такое сообщаешь, ну!.. Не говори ерунды. Так, давай я тебе позже позвоню?.. Хорошо. Женя всё это время не двигалась, не ела и, казалось, даже не дышала. Вслушивалась, пытаясь уловить и слова, и настроение, и суть. Хотя суть-то как раз и была понятна: тёть Наташа успела рассказать даже за этот небольшой промежуток разговора, и за то время, что мама просила её не трындеть. Немыслимо! Женя заметила в своей руке полную ложку – надо же, замерла, что даже бульон не вылился. Она обречённо опустила ложку в тарелку и откинулась на подушку. Хотелось провалиться, хоть куда-то пропасть, да пока не пройдут эти сплетни и разговоры. Ну почему-у? Шаги, бормотание, запах липового чая и малины – в комнату зашла мама. – Вот, держи, чай и… Чего не ешь, не поняла? – Задумалась, – медленно выпрямилась Женя, не желая расстраивать маму. Ещё больше. – Кто звонил? Тёть Наташа? Женя смотрела на маму. Внимательно и, как ей казалось, пытливо, стараясь в тоненьких морщинках, в любых изменениях на лице разглядеть истину, узнать, что там было сказано и в каком тоне. – Да, она, – подтвердила мама. Раскрыла рот, чтобы что-то ещё добавить, закрыла. Прищурилась, всматриваясь в Женю, но сказала только: – Давай ты поешь, выпьешь чай и таблетки, а потом поспишь, хорошо? За ночь ничего страшного не случится. – Хорошо, – кивнула Женя. – Вот и молодец, – мама подошла и поцеловала её в лоб. Вначале Жене показалось, что та вновь проверяет температуру, но мама ещё успела заглянуть в глаза и нежно погладить по голове. – Не переживай и отдыхай. Глава 16. Дима Дима был зол на себя. И угораздило же заболеть! Женя, кстати, тоже слегла: в пятницу и в субботу её не было в школе. Она писала, что собирается прийти в понедельник, хоть и чувствовала себя слабо. Но всё повторяла, что не может не прийти – потому что тогда подведёт концерт, выступающих и Людмилу Анатольевну своим отсутствием. И теперь Дима волновался: как Женю встретят не только одноклассники, которые, он был уверен, будут рады ухватить лакомый кусок болючести, но и вся остальная школа. К обеду субботы Дима почувствовал себя лучше, поэтому тренировку не отменил. Мама была недовольна: как это, в школу не ходил, а вот в качалку собрался. Конечно, собрался, потому что если бы Дима не пошёл, вся накопившаяся негативная энергия, нервы и недовольство вылились бы куда-нибудь в другое место. Или – ещё хуже – на кого-нибудь. А Дима не хотел ни с кем конфликтовать. Он и так чувствовал себя виноватым до сих пор, хоть Женя и уверяла, что не обижается на него, что даже недовольства никакого нет. Но у него самого на душе было неспокойно от собственного поведения: угораздило же наехать на свою девушку. Хоть и тайную. *