Слишком насыщенной и эмоциональной получалась вторая четверть. Диме казалось, что он выспится только на том свете, потому что судя по рассказам выпускников, которые он слышал, даже там, в институте, не будет спокойствия. Особенно в первый год, когда надо войти в колею, привыкнуть, понять, что вообще делать и как себя вести. Дима устал. За два болезненных дня он успел выспаться, но всё же спать спокойно и спать из-за болезни, в горячке и тревожном мельтешении – не одно и то же. Тем более, нервы не позволяли нормально отдохнуть. То Дима вспоминал про концерт и начинал волноваться, то своё поведение в четверг – и опять переживал, то эту чёртову тёть Наташу, которую видела Женя, отчего волнение и температура вновь поднимались. Синяки под глазами Димы ярко контрастировали со светловатой кожей и красными пятнами на щеках, если те появлялись. У него была даже мысль порыться в маминой косметичке и поискать там тональник, но в итоге пришлось отмести эту идею: не хотелось ковыряться в чужих вещах, даже в родительских, и было страшно, что кто-то всё же заметит подкрашенность. И если парни могли пропустить это мимо, гхм, глаз, то девчонки точно что-то заподозрили бы. Не зря же они сами обмазывались таким количеством тоналки. А то ещё получится, что рыбак рыбака – будет ему потом и новая кличка, и приколы. Никакая сила и стойкость не спасут. * За те два дня, что Дима болел, что-то неуловимо изменилось в школе. Даже не неуловимо. Чувствовалось какое-то напряжение. Косые взгляды и смешки. Егор предупредил, что про них уже говорят: про Диму – низкого одиннадцатиклассника, и про Женю – высокую десятиклассницу. Их имена звучали рядышком. И Дима радовался, что хоть где-то они вместе. Жаль, конечно, что в таком контексте, но всё же. Он ждал Егора в вестибюле, потому что одному идти в кабинет дико не хотелось. Мимо него шли ученики, от пятого до одиннадцатого класса, и Диме всё казалось, что каждый третий на него косился. И посмеивался. И он надеялся, что это разыгравшееся воображение, а не явный интерес и… сплетни. Дима не думал, что доживёт до того, что про него будут трезвонить в школе. Хотя нет, было время, раньше, когда про него говорили, хоть и не долго, но всё же: после той ситуации в десятом классе, когда он навалял старшакам. Нечего было обзываться и заставлять его ходить на коленях. Но одно дело расправиться с двумя ушлёпками, которые при этом ещё отбитые, и совсем другое – злиться на всю школу. Здесь надо было действовать по-умному. И игнорируя взгляды и шепотки, Дима надеялся, что именно так и делает. – А я предупреждал, – Егор спустился со второго этажа. Он не смотрел по сторонам, но было видно его недовольство, когда на них поглядывали. До звонка на урок было три минуты. Тёть Нюра пока ещё даже не поднялась со своего кресла, где читала книгу. Значит, время ещё было. – Реальность всегда оказывается страшнее предупреждений, – хмыкнул Дима, провожая, как ему думалось, тяжёлым взглядом какую-то низкую восьмиклассницу, которая часто ему строила глазки на физкультуре. Интересно, сколько всё продлится? Сколько придётся ждать, чтобы это прекратилось? – А что Женька? – спросил Егор, посматривая на тёть Нюру, которая, наконец, поднялась и неторопливо пошла в каморку. – Придёт в школу. – Да ладно! – Егор посмотрел на Диму. И был то ли испуган, то ли впечатлён – Дима так и не понял. – Написать ей, что ли, и пожелать удачи. – Да уж, без удачи пережить и день, и конец четверти будет сложно, – Дима тяжело выдохнул. – Ладно, справимся, пошли на урок. Только со звонком и суетой дети отвлеклись, перестали пялиться и что-то наговаривать друг другу на уши. – Ой, а кто это к нам вернулся? – воскликнула Карина, когда Дима зашёл в кабинет. Учительницы ещё не было и это способствовало и смешками, и обсуждению между собой. – Неужели Димочка выздоровел? – Типа того, – проговорил Дима, пытаясь протиснуться мимо Карины на своё место, но она не отодвигалась, а всё приближалась и загораживала проход. Дима вспомнил, как Карина застукала его вместе с Женей в двадцать первом кабинете. Это было во время большой перемены, и он надеялся, что их никто не успеет найти. Женя тогда не пришла обедать, и Дима пришёл к ней в кабинет, хотел поцеловать и быстро удалиться, но внезапно нагрянула Карина… И с чего она пошла следом? Непонятно. После этого ему думалось, что её внимание притупится, но нет, она всё так же хлопала ресничками и мягко дотрагивалась до плеч и всего, до чего доставала. – Трошина, ты поаккуратней, а то мало ли Димочка не до конца выздоровел, – Егор подал голос позади Димы. Он тоже не мог пройти к своему месту из-за неё, наверно поэтому и сказал. – А-а, а я думал Каринку шпалой придавит, если она будет к тебе лезть, – раздалось с задней парты первого ряда. Дима недовольно вздохнул, сжав кулаки: и почему этому уроду никогда не молчится? мало ему под дых Дима давал? – Кто ещё кого придавит, – Карина расправила плечи и с язвительной ухмылкой обернулась. Теперь Диме хотелось и ей треснуть, понимая, к чему всё идёт. – Ты главное каблуки повыше надень, а то даже до подбородка не дотянешься, – хохотнула Юля. Дима почувствовал, как засаднила обветренная кожа на ещё сильнее – хотя, казалось бы, куда уж сильнее – сжатых руках, и успокоиться никак не получалось. И Женя ведь не была до такой степени высокой, чтобы Карина не достала до неё на каблуках. Это же нелепо! – Или, наоборот – сними их, чтоб невидимой стать. Дима шумно фыркнул: нет, однозначно надо будет с ним ещё раз провести беседу – что-то Быков вновь распоясался. И где учительница? Она что, специально сегодня задержалась? Дима услышал, как Егор позади него раздражённо выдохнул и набрал в рот воздуха, и так хотелось рявкнуть на него, чтобы не лез не в своё дело, но Дима помнил, к чему могут привести вспышки недовольства и агрессии – особенно с людьми, которыми он дорожил. Поэтому он, как мог, сосредоточился и быстрее Егора проговорил: – Слушайте, вам делать больше нечего? Класс замолчал. Они ещё улыбались, потому как не успели сообразить, что им сейчас стали что-то высказывать. Но они хотя бы начали слушать. И Дима продолжил: – И не надоело обсуждать то, что вас не касается? Зачем вот это всё? Диму только и хватило, что обвести рукой класс. – Ну мы же просто прикалываемся, – пожала плечами Юля. И по ней было видно, что она даже не испытывает никакого неудобства по этому поводу. – Вы прикалываетесь, а человек может подумать, что вы над ним издеваетесь. – Димочка, ты что, настолько нежный, что не выдержишь парочку приколов про себя? – Карина улыбнулась и глянула куда-то вбок, в сторону того места, где сидел Быков. Можно было и догадаться, что они заодно. – Про себя – выдержу, – твёрдо сказал Дима, веря в это всем естеством. – Но вы сейчас плюётесь ядом в другого человека, которого здесь даже нет. Это вас не смущает? – Нет, – тут же подхватил Быков. И как же Диму бесила его развязная поза, его пренебрежительные фразы и слова. И так хотелось врезать, вдавить и без того кривой нос в голову. – Не смущает и даже устраивает. Чего этого человека напрасно огорчать, да? Дима с силой сжал челюсти, отчего недавно запломбированный зуб отозвался болью. Он прямо слышал, как Быков выделил «этого». И удивлялся его наглости. Офигеть. – Что за шум, а драки нету? От неожиданности ученики рассыпались по местам, словно их застали за неприличным поведением. Сели, вновь подскочили, потому что учителя надо встречать стоя. Задвигали книги и тетради, показывая бурную деятельность. Дима напоследок зло глянул на Быкова и тоже заторопился на своё место, проход Карина освободила сразу же, словно боялась, что учительница заметит за ней заигрывание с парнями. – Быков, ты опять нарываешься? Диме так нравилось, когда взрослые пытались вникнуть и в проблемы подростков, будто они сами не справятся, и ещё в их лексикон – что уже выглядело нелепо и наигранно. – А чего сразу я? – взвился Быков, как и следовало ожидать. Но всегда был он, да – хоть и с кем-нибудь, но всё равно обязательно участвовал. Словно жить без этого не мог. – Ну, только у тебя такой длинный язык, что сможет достать до второго ряда, – улыбнулась учительница, посматривая на класс. Все загоготали, словно гуси на нарушителя спокойствия. Дима не сдержался, улыбнулся, поглядывая через плечо на Быкова, который, как пятилетка, недовольно надул губы и сложил руки на груди – обидка, ага. Дима повернулся обратно, к парте, мельком посмотрев на учительницу. Ему показалось, что она слегка кивнула, будто закрепляя это: обидчик повержен его же оружием – словом. Но Дима не планировал такого сражения. Он вообще не собирался сражаться. Зачем было обижать людей изначально. Ведь это неправильно. И больно. И понижает самооценку. И изменяет человека. Зачем своими словами хотеть изменить человека? Зачем? * – Машка с Женькой ждут нас возле учительской, пошли, – прошептал Егор, подхватывая вещи Димы и быстро запихивая их в рюкзак, как только прозвенел звонок и всех отпустили с урока. – Зачем? – Поговорить. – Почему там? – Потому что там безопасней. Дима помог Егору закидать свои же вещи. Торопливо и нервно. Он не видел Женю с четверга. Он боялся встретить её, потому как ему всё ещё казалось, что она его ненавидит. Но он всё равно желал, наконец, увидеть Женю, потому что во снах она была печальной и безучастной. Ему становилось страшно, что он никогда не услышит её смеха и не застанет улыбки, которая преображала её, делала живой, чувственной. – О чём поговорить? – наконец спросил Дима, когда они выбрались из класса в коридор, где было одновременно и меньше, и больше слушателей. – О школе, о вас, о… ай, да поговорить, – в итоге Егор махнул рукой и заторопился дальше. Женя была… нет, не заплаканной, а очень грустной. Руки она сцепила на груди и прижала так, что того гляди врастут в тело. Дима заметил, что сегодня на ней опять был мешковатый свитер, никакой водолазки, что мягко очерчивала, заставляя представлять и хотеть. Волосы как будто прямее обычного и больше положенного свисали на лицо. Она словно пыталась закрыться и спрятаться – это понятно. Но спрятаться сейчас, когда слухи и сплетни только набирали оборот, было практически невозможно. Хотя попытаться можно. Егор подошёл к Маше и поцеловал в висок. Обнял, и они вдвоём, как по команде, уставились на Диму и Женю, которые оказались рядом, стояли вместе. Словно пара. – Чего? – не выдержал Дима, совсем не понимая, что происходит и к чему этот парный сбор. – Значит так, вы главное – никого не слушайте. Не обращайте внимание и пропускайте мимо ушей всё, что услышите, – начала деловито Маша. – Не ведитесь на задирки и язвительные фразочки, особенно ты, Дим. – Ну конечно, – фыркнул Дима. Почему-то даже на Машины высказывания не хотелось вестись, хотя было немного обидно, что его считали склочным. Но после того злополучного четверга это было простительно. Ладно. – Ещё не стоит забывать про взрослых. На них тоже не обращайте внимание, – Маша начала постукивать кулаком по ладошке, словно пыталась вдолбить им в головы свои слова. Дима глянул на Женю, но не смог увидеть её лица: она опустила голову. И словно только сейчас он заметил, что… Женя и правда была высокой. И если раньше он этого как будто не замечал – или не хотел замечать и акцентировать на этом внимание, – то сейчас её рост прямо кричал о себе, заявлял во всеуслышание. И Дима понял, что рост этот… его совсем не пугает и не отталкивает. Совсем. Ни капельки. – Кстати, про взрослых, – встрял Егор, – родители никого не ругали? Ничего не высказывали? – Нет, с чего бы? – ответил Дима. Краем глаза он заметил, как Женя дёрнула плечом, но ничего не сказала, промолчала. Дима заподозрил неладное, в солнечном сплетении заворочалось волнение и предчувствие чего-то недоброго. – Хорошо, но они уже знают?.. – О чём? – Женя, наконец, подняла взгляд. Даже в профиль она была красива. Верхняя губа чуть нависала над нижней, но это особенность только привлекала. И глаза. Они прямо горели, светились, что было необычно. И вся она как будто негодовала, была недовольна и даже немного… зла? – Что они должны знать? – Пф, что вы вместе, конечно, – Маша аж вся подалась вперёд. – Они…