— А я полагал, что вы в герои наметились. Вот, думаю, городской человек, а потянуло к земле. А вы и у земли городским делом занялись! — Это как считать! — возразил Погребинский. — Работа у земли требует дотации от промышленности. Вот мы и слили воедино производство сельхозпродукции и ширпотреба! Пусть городские модницы оплачивают нужды сельского хозяйства! Долгушин обернулся к Андронову: — Не будем мешать. Только Погребинского оторвем на минуту: надо побеседовать. Мгновенен переход от отчаяния к надежде, но он сопряжен с нервными перегрузками — у Павла еще несколько минут дрожали пальцы и он загубил несколько заготовок. Долгушин и Погребинский уединились в кабинете. — Мы нашли убийц вашего отца. Улыбка погасла на круглом лице Погребинского. — За что его? — тихо спросил он. — Вы меня спрашиваете, за что убит ваш отец? Без вас мы, пожалуй, точно на этот вопрос не ответим. Взвесьте все! Подумайте. Один из знакомых отца дал бандиту его адрес. Пока мы не поймем, что их побудило. Старые счеты, шантаж? У вашего отца когда-нибудь требовали деньги? — Да... — мрачно выдавил из себя Погребинский. — При вас? — Без меня! У них неприятность случилась на работе, недостача, что ли. Тогда к отцу приходили и сказали, что дело можно замять, но требуются большие деньги. Очень большие. Спрашивали, не может ли дать деньги тетка. — О какой сумме шла речь? Отец называл? Погребинский опустил глаза, тянул с ответом. — Двести пятьдесят тысяч... — Да-а! — изумился Долгушин. — И что же? — Я случайно видел одного знакомого отца, Лотошина, после их встречи. Тот сказал, что все в порядке. Разговор произошел вечером, а утром на следующий день нам стало известно, что Лотошина арестовали. — А деньги? — Ничего я об этих деньгах не знаю. — Когда вы вернулись из заключения, отец вам ничего не сказал? — Отец был великий молчун! Он скрывал от меня все свои дела, а с Лотошиным мы больше не виделись. Его арестовали, я ведь сказал... Если он успел взять деньги у отца и спрятать, то понятно, зачем он подослал убийцу. «Ах, колобок, колобок, хитер, увертлив, — думал Долгушин. — Однако похоже на то, что теперь-то рассказывает правду. Очень похоже. Лотошину скоро выходить из заключения, вот и спешит расчистить доступ к припрятанным деньгам». Сошлись показания задержанного рецидивиста Клыка и Погребинского. Давний контакт отца Гарика с Лотошиным подтвердился. Дошел об этом слух до Лотошина, отбывающего срок. Испугался. Не рассчитывал на молчание Лотошин, выбрал путь погрубее, решил нанять убийцу, чтобы уничтожить все следы. Жестокий, конченый человек. А Погребинский-отец почему пошел на эту авантюру с хищениями в компании с Лотошиным? Почему тогда дал денег, когда тот боялся за свое дело, за себя! Не выдержали нервишки, страх — дурной и страшный советчик. Начинается с хищений, кончается убийством. По тому, давнему делу вопросов к Погребинскому больше не было, но возникли вопросы иного характера. Зачем ему затея с брошками? У Погребинского отец — «цеховик». Не по его ли дорожке пошел сын? Неспроста закатился колобок в медвежий угол. Долгушин ни минуты не сомневался, что отнюдь не альтруистическими побуждениями руководствовался Погребинский, открывая цех в совхозе — уйти от напоминаний о прошлом можно и в других местах. — Скажите, Погребинский, ваш коллега по производству брошек знает о вашем прошлом? — Ни в коем случае! — всполошился Гарик. — Никто здесь не знает! Потому и забрался в такие дикие места! Погребинского Долгушин отпустил, прошел к Андронову и попросил пригласить Павла. Долгушину достаточно было взглянуть на него, чтобы вновь всколыхнулись подозрения. — Павел Михайлович, — начал Долгушин, — я вас пригласил для беседы. — Что-нибудь с Погребинским? — едва выдавил из себя Павел. — Нет, — улыбнулся Долгушин. — С прошлым делом об убийстве его отца, которое, собственно, и привело меня сюда, — почти полная ясность. Меня интересует другое. Почему вы вдруг оказались рядом? Простите, но мне показалось, что вы чуть ли не друзья! — Друзья? Нет! — поспешил ответить Павел. — Просто делаем одно дело! — Нет спору, каждый человек вправе выбрать себе любой труд, если он приносит пользу обществу. Всякого вида промыслы в последнее время приобрели заметное распространение в колхозах и совхозах. Особенно там, где хозяйства оказались в трудных условиях. Директор показал мне некоторые итоги работы подсобного цеха. Явление это, конечно, временное, совхоз никогда не перейдет на изготовление брошек и приколок. У него другие задачи. Многое продумал Павел, когда начинали это прибыльное дело. Многие острые углы постарался обойти. Но не потрудился взглянуть, как выглядит со стороны его появление в совхозе, как расценят его занятия галантерейными изделиями. Вид у него был респектабельного столичного интеллигента. Об этом говорили не только хороший вкус и умение одеться, но и манера держаться, умело вести беседу. — Вы окончили Строгановское училище, — продолжал Долгушин. — Путь в настоящее искусство открыт не каждому, но, наверное, изготовление галантерейных изделий — это тоже не выход из положения. А? Или я не прав? Вот оно, первое испытание. В сознании Павла быстро, словно кадры из немого фильма, проносились те дни, с которых все началось: знакомство с прекрасной женщиной на Рижском взморье, страстная влюбленность, ее капризная категоричность, знакомство с Алояном и К... Бред какой-то, бред, бред, бред... Ведь всем ясно, что это не для него, не для таких, как он. Этим могут заниматься люди из другого мира, чуждого ему. Он к ним не должен иметь никакого отношения. Господи, как запутался. Что делать? Как тошно, мерзко и страшно!.. Чтобы не молчать, как-то ускользнуть от ответа, Павел попробовал перевести разговор на Погребинского, догадываясь, что именно здесь скрывается какая-то опасность. — Что с Погребинским? Почему вас тревожит наше знакомство? Долгушин на минуту задумался. Ему не хотелось говорить о прошлом Погребинского, но выяснить, что же все-таки свело вместе, объединило столь разных людей, да еще загнало их в такую глушь, было необходимо. Долгушин, прекрасный логик, пока не мог ничего объяснить, но чувствовал, что все это неспроста. — Я полагаю, — начал он, — что вы знакомы с основами электротехники. Возьмите аккумулятор. Обыкновенный автомобильный аккумулятор. Соедините проводом минусовую и плюсовую клеммы. Полярно противоположные заряды. Что произойдет? Ну, ну! Почему вы боитесь сказать, ведь знаете, не можете не знать. — Он лукаво смотрел на недоумевающего Павла. — Замыкание? — почему-то с вопросительной интонацией произнес тот. — Искра! Провод сплавится. Они несоединимы. А если не возникнет искра? Стало быть, аккумулятор разряжен. Негоден... Если взять вас и Погребинского, то, соединив вместе, мы получим точно такую же оплавляющую искру, что и при коротком замыкании, уверяю вас, Павел Михайлович. И не смотрите на меня так обиженно. Ну так вот: если вы соединились вместе, то, стало быть, что-то произошло или с вами, или с Погребинским. Или он принял тот же полярный заряд, что был у вас, или вы приняли его заряд... — Погребинский судим! — не выдержал до этого молча слушавший Андронов. — Он указал в анкете, что отбывал наказание. «Час от часу не легче, — пронеслось в голове у Павла. — И это они, Алоян и Диана, называют осторожностью и предусмотрительностью! Нет, все это бред какой-то. Ахинея! Чушь! И в этом во всем замешан я...» — Не за хозяйственные преступления! — добавил Андронов. — Иначе я его не допустил бы к материальным ценностям. Рецидивов к прежнему я у него не заметил. — Все это значительно сложнее, — заметил Долгушин. — Наказание он отбыл, и повторения, я думаю, не последует. Сегодня речь о другом! Сколько вы, Горин, — он обратился к Павлу, — зарабатываете здесь, в совхозе? — У меня под рукой ведомости. Вот они, пожалуйста. Все чин чинарем, — поспешил Андронов. Долгушину было безразлично, кто ответит. Андронов развернул ведомость, в это время в дверь постучали. Не дождавшись разрешения, в кабинет вошел Погребинский. — Простите, товарищ Долгушин! Поскольку вы заинтересовались деятельностью цеха, мне думается, и я могу быть полезным. — Вы ошибаетесь. Деятельностью цеха я не интересовался. — Тогда извините! — Погребинский поспешил исправить свою оплошность и попятился к двери. — Минутку! — остановил его Долгушин. — Раз уж вы здесь, разрешите мне задать вам и Горину один вопрос. Личное, так сказать, любопытство! — Личное или лишнее? — попытался шутить Погребинский. — А это уж как вам угодно. Скажите, как и где вы познакомились? Лицо Погребинского расплылось в плутоватой улыбке. — Я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство. Нас познакомила очаровательнейшая женщина! Супруга Горина. Они случайно проездом оказались в Умани, я им помог получить в гостинице номер, показал Софийку! Великий мемориал великому творчеству великих художников. С Павлом я не был знаком, а с его супругой встречались в Ленинграде у общих знакомых. Признаюсь, имел я в мыслях приударить за этой женщиной, но сразу же получил от ворот поворот. Не по Сеньке шапка! Так она мне сказала. Победили таланты моего коллеги. Вы удовлетворены? «Ох, колобок, колобок!» — Долгушин усмехнулся. — У меня нет больше к вам вопросов. Извините, что оторвал от занятий... Долгушин и Андронов остались вдвоем. — У вас есть подозрения? — спросил Андронов. — Да нет, просто удивил меня этот альянс... Погребинский легко перепрыгивал через лужи, Павел шел сзади, не разбирая дороги. Ноги как ватные, куда-то постоянно проваливаются, в висках стучит молоточек, в ушах противный не то писк, не то гудеж какой-то. Одним словом, тошно. Погребинский остановился на пригорке, оглянулся. — Ловко я его подсек? Всегда надо ближе к правде держаться, около ходить! Недооценивал меня папаша, говорил, что я не больно-то умен, да ошибся, видать. А что: правильно я говорю, Паш? — Он обо всем догадался! — думая о своем, пробормотал Павел. — Догадка на вороту не виснет! — Хватит шутовства! Хватит! Сколько же можно ерунду-то пороть! — Брось, и не такими крутят! Да и дело наше не по его профилю! Павел остановился рядом с Погребинским.