Это настолько поразило меня, что стало не по себе — словно я подсматривал за чужой жизнью, и по большому счету места мне тут не было. Попрощавшись, все же поехал в офис. Стоило зайти в кабинет, как ко мне заявился Рокотов. — Ты поздно, — заметил тот. — И выглядишь неважно. — Даниил заболел. — Тот приподнял брови. — Что-то серьезное? — Кажется, орви. — Значит, ерунда, — отмахнулся тот. Мне это не понравилось, но акцентировать на этом внимание не стал. — Надо поговорить. — Что опять? — Помнишь, ты просил разузнать насчет земли по Горьковскому шоссе. — Ну? — Так вот ее выставили на продажу. Но без громкой огласки. Собираются продать своим. — Ого, — удивился я. — И когда аукцион? — Через пару-тройку недель. Потом, конечно, официальный тендер, но сам понимаешь… — Есть шанс попасть туда? — Я постараюсь получить пригласительный. — Спасибо, Влад. Это будет очень кстати, если все же от текущего тендера придется отказаться. — Потом поблагодаришь, — усмехнулся тот. — Но с Шумским пока тишина. Его парни так и не раскололись, а сам он — прямо образец правильного бизнесмена. Даже штрафов за неправильную парковку нет. — А насчет Даниила? Узнал кто слил информацию? — Нет, — помрачнел Влад. — Тут пока глухо. — Неужели невозможно найти концов? — не поверил я. Тот лишь развел руками. — Ладно. Держи меня в курсе. Домой поехал пораньше. Знал, что если бы что-то вышло из-под контроля, Григорий бы сразу связался со мной, и все равно что-то тревожило. Сын выглядел по-прежнему болезненно. Бледный, неактивный. На мой вопрос Женя кратко пересказала как прошел их день и ушла. Она сама была не своя все это время. Ее переживание, волнение за моего сына настолько разительно отличалось от того, что видел в детстве я, что даже не верилось. И я был очень рад, что у Даниила была она. Сейчас, как никогда я понял в полной мере, что означало понятие “мать”. Если до этого я еще сомневался, то теперь окончательно понял — Женя никогда не предаст своего ребенка и всегда будет на его стороне. И это мне нравилось. Именно такой и должна быть мама — любящей, заботливой, переживающей за свое чадо. Но я не видел этого в своей жизни, и не верил Воронцовой изначально. Было ли еще не поздно исправить то, что я сделал? 37. Евгения Через пару дней Дане стало легче — температура окончательно спала, и ребенок стал похож на себя — улыбался, играл, интересовался книгами и игрушками. И только тогда меня наконец отпустило — все это время я жила в постоянном напряжении. Да, ничего катастрофического не случилось, но видеть, как плохо было моему мальчику, сложно. Я спала рядом с ним, просыпаясь от каждого шороха. И сейчас была похожа на сомнамбулу. Валя неодобрительно цокала, говоря, что зря себя загоняю. А я просто не умела по-другому. У меня никого не было кроме Даньки. И я отдавала себя всю ему. Не могла иначе. Александра в эти дни как подменили — он был сдержан, спокоен и задумчив. Постоянно интересовался состоянием сына, приезжал раньше и как правило проводил с тем время. Пусть и недолго. Каждый день к нам приезжал врач. Педантично осматривал, проверял, что ситуация не ухудшилась. Может в этом не было смысла, но Аверин настоял, а я не спорила. Лучше перестраховаться, если была такая возможность. Сегодня мы впервые вышли на улицу перед ужином. Просто немного подышать воздухом. Прогулялись по саду, а на обратном пути встретили хозяина дома. Тот, увидев нас, нахмурился. — Почему вы на улице? — недовольно спросил, глядя тяжелым взглядом. — Вышли немного подышать свежим воздухом, — объяснила я. — Температуры больше нет. — Это неоправданный риск, — пресек он мои слова. — Пока врач не разрешит, сидите дома. — Но… — Никаких но. Домой. Быстро. Ребенок притих и не встревал в разговор. Так что пришлось подчиниться и вернуться в дом. Ужин прошел в напряженном молчании. Недовольство Александра давило, мешая расслабиться. Поэтому я старалась поскорее закончить с едой. Даня несмотря на то, что чувствовал себя лучше, ел по-прежнему без особого аппетита. Поэтому как только она закончил мучить пюре, дала ему лекарство и повела наверх. Измерив на всякий случай температуру, предложила поиграть в роботов, которые уже несколько дней пылились на полке. Через час малыш стал тереть глаза, и мы пошли умываться. А еще через полчаса он уже спал. Уже собиралась пойти в ванную, чтобы тоже умыться, как в детскую вошел Аверин. — Как он? — тихо спросил он. — Уснул. — Как температура? — В норме. Сегодня не поднималась. Я отвечала ровно, стараясь не выдавать своих эмоций и не встречаться взглядом с мужчиной. — Возможно, я был сегодня резок, но это только ради него, — чуть погодя произнес Александр, подойдя поближе. — Я поняла. — Что ты поняла? — раздраженно спросил он. — Что ты руководствовался соображениям безопасности. Как и всегда. — Так и есть. — Говорю же — поняла. Просто не стоило запрещать так… грубо. Даня — очень понятливый ребенок. И с ним всегда можно договориться по-хорошему. Просто постарайся объяснять в следующий раз, а не бросаться с запретами. — Он лишь неопределенно повел плечами и ничего не ответил. — Может, это не очевидно, но мальчику нужен отцовский взгляд и мнение. Это очень важно. — Не уверен, что разбираюсь в этом, — отвел взгляд мужчина. — Ты — мать, тебе виднее. — Что? — сорвалось с моих губ, раньше я чем подумала. — Что ты сказал? Александр тяжело вздохнул и подошел ко мне, встал рядом, практически нависая надо мной. — Это очевидно, но тебе нужно, чтобы я озвучил это, да? Просто действий мало? — Каких действий? — Ты — здесь, с Даниилом. Этого недостаточно? Нужно, чтобы я признал свою вину на словах? Ты этого добиваешься? — Я? — искренне удивилась в ответ. — Просто хотела помочь… — Помоги сыну выздороветь и быть счастливым, — отрезал тот и вышел из комнаты, оставляя меня в полном недоумении. Неужели мужчина все же принял, что я — полноправный родитель Дани? От этого радостно забилось сердце. Я даже не смела мечтать о подобном — ведь это было просто потрясающе. И только тут до меня дошло, что Аверин больше не ругался за то, что у Дани иногда проскакивало совсем не то обращение, которое должно бы… Поначалу я списывала это на то, что хозяин дома проявил терпение и понимание. Но что если он правда осознал ошибку, но признать вслух для него оказалось неприемлемым? Да, это было неправильно, но… Я была рада и такому раскладу. Мы с Даней вместе. А с остальным — разберемся постепенно. 38. Александр Настроение было ни к черту. Смятение, которое никак не желало исчезать, мешало вернуться к равновесию. Жене раз за разом удавалось вывернуть все так, что я все больше и больше сдавал позиции. Хотя не должен был! Наш разговор оставил странное послевкусие. Эта девушка сумела-таки добиться от меня признания собственной неправоты. И опять же сделала это так, будто и не собиралась! Словно не думала об этом. И наверное так и было, но каждый раз, каждый разговор, каждая стычка интересов оказывалась не в мою пользу. Даже когда я получал то, что хотел. Будто колдовство какое-то! Лежал в постели и думал о словах Воронцовой по поводу мальчишки. Зачем ей стараться наладить наши отношения с ним? Ведь для нее было куда выгоднее оставаться для сына единственной, кому тот радовался и доверял. Подсознательно я искал подвоха, хотя, кажется, утром все же сделал кое-какие выводы о девушке. Но слишком уж жестокие уроки я получил в свое время, и теперь постоянно ждал поставы. Даже от Жени.